Картер Браун - Том 24. Куда исчезла Чарити

— Где, черт побери, вы пропадали весь вечер? — требовательно заговорил энергичный бас, который мне не был знаком. — Я звоню вам с семи часов.

Входная дверь хлопнула; я поднял голову, чтобы убедиться, что девушка исчезла. У обладателя неизвестного голоса было поразительное чувство времени.

— Вы меня слушаете, Холман? — сердито заревел он. — Разобрали, что я вам только что сказал?

— Да, я слышал вас. Кстати, кто вы такой?

— Ясон Вагнер, — загремел голос, — я должен вас немедленно видеть, Холман. Я все еще в офисе, вы можете…

С улицы донесся неистовый визг тормозов, это ожила почтенная «эм-джи». Я с огорчением прислушивался к постепенно ослабевающему звуку выхлопных газов, самый последний хлопок показался мне необычайно вульгарным. Полагаю, все понимают, что именно я имею в виду.

— Холман! — Голос едва не пробил мои барабанные перепонки. — Что с вами случилось? Вы внезапно онемели или что?

— Извините, мистер Вагнер, — очень вежливо произнес я, потому что выгодно заслужить благосклонность босса «Вагнер продакшн», фирмы, которая, согласно последнему виденному мною бюллетеню «Дейли вэриэти», имела в производстве больше фильмов, чем любая другая студия Голливуда.

— Я нахожусь в своем офисе и хочу, чтобы вы немедленно приехали сюда, — заявил он голосом, который, по моему мнению, лучше всего характеризовал термин «блицкриг». По всей вероятности, теперь он к тому же уверовал в то, что я был от природы глуховат.

— Еду, мистер Вагнер!

— Я предупрежу дежурного на воротах, чтобы вас пропустили… Не знаю, что, черт возьми, стряслось с этим городом. Настоящая трагедия, когда личного секретаря занятого человека ухитряются застрелить в шесть часов вечера в каком-то мотеле на Уилширском бульваре! — За этой репликой последовала секундная пауза, затем он вновь заговорил уже по-настоящему шокированным голосом: — Великий Боже, Холман! Это же время коктейля!

В трубке щелкнуло, разговор прекратился.

Офис Ясона Вагнера выглядел достаточно большим, чтобы проводить в нем международные конференции, но, как ни странно, все пространство было словно заполнено его личностью. Его портрет, выполненный в масле, в три раза больше натуральной величины, занимал всю стену за его письменным столом. И это, конечно, здорово помогало почувствовать атмосферу студии.

Он был крупным мужчиной, начавшим полнеть несколько лет назад, так что к настоящему времени превратился в хорошего слона. Его массивная лысая голова под скрытыми лампами дневного света напоминала аппетитную попку новорожденного младенца, а отвислые, как у бульдога, щеки блестели от постоянно проступающего пота. Глаза под тяжелыми веками казались необычайно проницательными. Рот производил впечатление весьма чувственного и безжалостного. По большей части он говорил для меня, а не со мной, даже не соизволив смотреть в мою сторону. Меня это не оскорбляло. Ясон Вагнер был магнатом киноиндустрии, он привык использовать людей в качестве компонентов, входящих в конвейерную линию и в конечном счете создающих легитимный продукт, обычно называемый звуковым фильмом. Иначе говоря, людей он использовал совершенно так же, как «Дженерал моторс» использует прессованную сталь, и занимался этим, насколько мне было известно, вот уже двадцать лет.

Колоссальная сигара была крепко зажата между пухлыми пальцами, иногда он размахивал ею в воздухе, чтобы подчеркнуть значение сказанного. Он был облачен в просторное японское кимоно, практически не обтягивающее его устрашающее брюхо. Вроде бы он должен был выглядеть смешным, но этого не было.

— Говорю вам, когда лейтенант сказал мне, что именно вы позвонили им и сообщили об убийстве, — энергично заговорил он, — я не знал, следует ли мне радоваться или горевать, Холман. Мне известно, что вы пользуетесь репутацией человека, умеющего улаживать без шума и ненужной огласки неприятности в нашей индустрии, но то, что вы оказались там, где произошло несчастье с моим личным секретарем, еще до того, как ее убили, показывает, что у нее были какие-то затруднения, верно?

— Во всяком случае, мне о них ничего не известно, — правдиво ответил я. — Я поехал в мотель, чтобы повидаться с неким Уэстэрвеем. У меня сложилось впечатление, что девушка была вместе с ним, пока не отворила дверь.

— Уэстэрвей? — Это имя в его интерпретации прозвучало как непристойное ругательство. — Кто такой этот Уэстэрвей? Я впервые слышу о нем.

— Никто, — пожал я плечами, — старающийся стать кем-то наиболее простым способом, я имею в виду вымогательство. Шантаж.

— Кого он шантажировал?

— Извините, — я покачал головой, — дело касается моего клиента.

Толстенная рука нетерпеливо рассекла воздух.

— Не кормите меня такой ерундой, Холман! С того момента, как вы перешагнули этот порог, я стал вашим клиентом, а никто не стоит выше Ясона Вагнера, верно?

Он несколько раз затянулся сигарой и торопливо выпустил целое облако пахучего голубого дыма через стол в моем направлении, как будто это было своеобразным крещением. Проницательные глаза, глубоко запрятанные в складках жира, долго разглядывали меня.

— Глэдис Пирсон была моим личным секретарем на протяжении пяти лет, — медленно заговорил он, — вплоть до того момента, когда кто-то убил ее сегодня вечером. Насколько могу судить, погибла она из-за связи с этим человеком, Уэстэрвеем. Либо он сам ее убил, либо ее убили из-за него, верно?

— Существует вроде бы и третья версия, — сказал я, — ее убили вместо него, когда она отворила дверь убийце.

— Она не принадлежала, вообще-то говоря, к категории фатальных особ… — Его губы иронически изогнулись. — Я убежден, что Глэдис никто бы не убил в порыве страсти. Личный секретарь неизбежно располагает массой конфиденциальной, весьма ценной информации, накопившейся за пять лет работы, Холман. А вы мне говорите, что человек, с которым она была, шантажист?

Я закурил сигарету слегка нервничая, поскольку еще не слишком разобрался в характере великого продюсера.

— Моя клиентка мне объяснила основу того вымогательства, которое запланировал Уэстэрвей, — осторожно начал я. — Она хотела, чтобы я попытался уломать его, предложив ему часть суммы, которую он требовал, или альтернативно попытался запугать его. Я не думал, чтобы эти обе попытки могли оказаться успешными, но обещал все же попробовать. Для меня эта поездка закончилась весьма плачевно, я очнулся в одном помещении с трупом вашего личного секретаря.

— Это не ответ, Холман, и вы это прекрасно понимаете.

— Дайте мне возможность вновь поговорить с моим клиентом, — сказал я, — после этого, возможно, мы договоримся с вами утром.

— Вам известно, что находится у меня здесь, Холман? — Толстая сигара описала круг, охватывающий здание офиса, а также громаднейший киногородок. — «Вагнер продакшн», — загремел он. — Представляете, сколько все это стоит в настоящее время? Что-то около шестидесяти миллионов долларов. Вы должны соображать, что мне придется на какое-то время подвергнуть вполне реальной опасности часть этого предприятия, потворствуя вашему детскому желанию действовать в соответствии с какими-то этическими нормами, которые, кстати сказать, мы воспевали во многих наших второсортных картинах тридцатых годов. Все это давно устарело!

— Я не представляю, как и когда ваша покойная секретарша оказалась задействованной в план вымогательства Уэстэрвея, — сказал я спокойно. — Сомневаюсь, чтобы это было известно моему клиенту, но, черт возьми, я непременно все выясню до того, как вернусь сюда утром, мистер Вагнер. Как мне кажется, это предел того, что я могу предложить.

Он снова сунул сигару в рот и несколько минут неистово дымил.

— Знаете ли вы, что я смогу с вами сделать, Холман, если будут затронуты интересы киноиндустрии?

— Могу себе представить.

— Даю вам время до одиннадцати тридцати завтрашнего дня, — снизошел он. — Чувствую, что я уже допустил громадную ошибку.

— Мы все рано или поздно это делаем! — беспечно заметил я.

— Возможно, это и верно в отношении меня, потому что я Ясон Вагнер. Но вы не имеете права даже на одну ошибку, Холман. Я хочу, чтобы вы этого не забывали.

Я прошел назад сквозь длинные ярко освещенные пустые коридоры административного здания, размышляя о том, почему такой большой человек, как Вагнер (не столько в буквальном, сколько в переносном смысле этого слова), должен так волноваться из-за неожиданной смерти его личной секретарши. Невольно приходила в голову мысль о том, что она была для него чем-то гораздо большим, нежели исполнительный работник, но этому как-то не верилось. В конце концов, Вагнер мог выбрать сколько угодно красивых женщин в студии, что касается Глэдис Пирсон, она отнюдь не была чем-то особенным.