Михаил Черненок - Иллюзия жизни

– Он не навешает лапши на уши? – спросил Слава.

– Гляди в оба. Петрович – старик умный, наблюдательный, но любит пофилософствовать и покритиковать все на свете.

– Ты, Слава, при встрече с Пахомовым сосредоточься на выяснении друзей Царькова, – сказал следователь. – Возможно, он увяз в долгах. Может, Пахомов знает, у кого и сколько денег брал Царьков. Характером Георгия Васильевича поинтересуйся. Выясни, не склонен ли он был к немотивированным скандалам или к драке.

– Все, Петя, сделаю по полной программе. Меня сильно интересует: почему молчит телефон Софии Михайловны?… Не бросила же она свой дворец на произвол судьбы. Наверняка там кто-то живет.

– Я все-таки дозвонился до Царьковой. Ответила домработница. Судя по голосу, молодая и вежливая, но скрытная, как секретарша из фирмы с сомнительной репутацией. Лаконично сказала, что хозяйка вернется из Греции через неделю. Тогда со всеми вопросами надо обращаться лично к ней.

– Ты не напугал ее прокуратурой?

– Нет, не стал попусту представляться. Поручил участковому Кухнину, чтобы понаблюдал за дворцом.

– Может быть, лучше мне повидаться с «секретаршей»?

– Не надо прежде времени поднимать волны.

– Пожалуй, ты прав. Толя Кухнин – опытный участковый, не подведет. – Голубев достал из кармана связку ключей, найденных возле сгоревшей «Тойоты», и показал их Бирюкову. – С этими ключиками, Игнатьич, что делать? Они не от замков Царькова.

– Пока положим их в сейф. Дальше – время покажет, – ответил Антон. – При беседе с Пахомовым учти, что Андриян Петрович не терпит категорических возражений. У него только два мнения: свое и неправильное.

– Учту, Игнатьич, спасибо за подсказку.

– Ну, как говорится, с Богом… Действуй.

Второй раз идти на улицу Кедровую пешком Голубев поленился. Поехал в служебном милицейском УАЗе. Миновавшее зенит майское солнце основательно высушило после вчерашней грозы придорожную мураву, на которой дремали разморенные теплом куры. Как и утром, на улице парили тишина и покой. Пахомов, к сожалению, еще не вернулся с рыбалки. На вопрос Голубева – когда он может вернуться? – щуплая с поблекшими глазами супруга Андрияна Петровича, прищурясь, посмотрела в безоблачное небо и ответила неопределенно: «Если не останется на вечернюю зорьку, скоро будет дома». Чтобы не сидеть сложа руки в ожидании, Слава развернул УАЗ и направился к участковому инспектору милиции Анатолию Кухнину. Попетляв по переулкам и окраинным улочкам, минут через десять остановился у добротного дома, огороженного забором из штакетника, с тесовыми воротами и калиткой.

Высокий, в плечах косая сажень, Кухнин смуглостью лица и черными, как смоль, волосами походил на заправского цыгана. Он имел четверых сыновей-погодков, младшему из которых было всего лет девять, и постоянно сетовал, что для прокорма такой оравы приходится держать большое подсобное хозяйство. Для обеспечения семьи мясом основной упор был сделан на кроликов. Ушастых «проглотов» в кухнинском хозяйстве ежегодно вырастало не менее полсотни штук. Когда Слава вошел в просторный ухоженный двор, Анатолий ремонтировал дверь крольчатника. Поздоровавшись, оба уселись на березовые чурбаки. Не дожидаясь вопросов, Кухнин сразу сказал:

– Звонил мне Лимакин насчет Царькова. Никогда бы не подумал, что безобидный поэт так печально закончит жизнь.

– Что о нем знаешь? – спросил Голубев.

Участковый помедлил с ответом. Тяжело вздохнув, заговорил сердито:

– Больной человек, контуженный на бессмысленной войне. Страшно сказать, сколько здоровых парней окалечили! И теперь дуракам неймется. Едва вылезли из Афгана – в Чечню влезли. Не могли миром решить проблему народа, который, кроме кинжала, ничего в руках не держал… – Кухнин поморщился. – Ладно, помолчу о политике. Тут, если что не так, не наше дело, как говорится, Родина велела.

– Ого! – воскликнул Слава. – И тебя на стихи повело?

– От деда Пахомова нахватался. Да и Гоша Царьков заколебал. Как ни встретит, первым делом: «Толян, послушай, что вчера сочинил». Месяц назад ненароком обидел мужика. Он только начал новый опус: «Солнце вышло из-за тучи», а я сдуру ляпнул: «Но, увидев дурака, снова скрылось в облака». Гоша умолк, будто под дых его ударили, и перестал со мной здороваться.

– Не понял юмора?

– С юмором у Гоши было все в порядке, но, когда замечал пренебрежение к его стихам, обижался словно малолетний ребенок.

– Непризнанным гением Федором Разиным не называл себя?

– Да ты что! Всегда представлялся: «Георгий Царьков, талантливый поэт». Однажды ему заметил, мол, не скромничаешь, Гоша вроде удивился: «А чего, Толян, скромничать? О скромности надо кричать, иначе ее никто не заметит».

– Друзей много имел?

– Наведывались к нему иногородние сослуживцы по Афганистану. Водочку пили, разговоры вели да песни на Гошины стихи об Афгане пели.

– Ты с ними не выпивал?

– С какой стати. В чужие компании никогда не лезу. Тем более, что в Афгане я не был, и говорить мне с ними не о чем. Дед Пахомов у них был почетным гостем. Умеет старик о высоких материях пофилософствовать да об Отечественной войне красочно рассказать… – Кухнин помолчал. – Недавно видел приезжавшего к Гоше крутого толстяка в кожане. Пальцы веером, сопли пузырем. Хотел проверить документы, но он быстро укатил. После Гоша мне сказал, будто это распространитель его книг был. Только, судя по виду, для этого, с позволения сказать, «распространителя» стихи – как язык суахили.

– О финансовых долгах Царьков не говорил?

– Не было у него долгов. София Михайловна содержала бывшего супруга в достатке. И книги его в издательствах оплачивала.

– Ради чего?

– А чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

– Почему их семейная лодка развалилась?

– По-моему, из-за Гошиной инфантильности, хотя сам он свою вину не признавал. Как-то я сказал ему: «Другой, на твоем месте, за такую жену, как Соня, держался бы двумя руками, а ты, будто капризный несмышленыш, в упор не видишь ее забот». Гоша расхохотался и ответил частушкой:

– Погуливает София Михайловна?

– Наверно, не без этого. Как говорит дед Пахомов, Сонечка – женщина репродуктивного возраста. Природа требует, чтобы она пополняла демографическую копилку страны, а Гоша напрочь игнорировал супружеские обязанности.

– Сказывалась иная сексуальная ориентация?

– Нормально ориентировался мужик в бабах, но словно не замечал их. Вероятно, последствия контузии дали о себе знать.

– Выпивал Царьков часто?

– Никогда не видел его пьяным.

– И в скандалы не ввязывался?

– Нет. После звонка Лимакина я много версий перебрал, но так и не решил, каким сволочам Гоша перешел дорогу.

– Может, бывшей супруге он мешал создать новую семью…

– И Соня решила избавиться от него?

– Да.

– Сомневаюсь. Царьков никаких препятствий в устройстве личной жизни Соне не чинил. Заботу о Гоше София Михайловна проявляла по своей собственной воле. Да и женщина она серьезная, не какая-нибудь сорви-голова.

– Откуда у нее богатство?

– Пути обогащения российских бизнесменов неисповедимы. Интересоваться у новых русских источниками их доходов так же неприлично, как в доме повесившегося говорить о веревке. На эту тему потолкуй с дедом Пахомовым. Старик по-соседски знает всю подноготную Царьковых.

– А что за домработница у Софии Михайловны?

– Точнее сказать, экономка Яна Золовкина. Тридцатилетняя эффектная дамочка с очаровательными глазками.

– Местная?

– Из Новосибирска. Мастер спорта по стрельбе из боевого пистолета. Работала тренером в городском тире и занималась самбо в спортклубе «Динамо». Теперь заведует у Царьковой домашним хозяйством. По совместительству – телохранитель.

– Редкая для женщины специальность.

– Редкая, да меткая. Такую «девушку» подножкой не повалишь.

– Незамужняя?

– Состоит в гражданском браке, точнее – сожительствует со жгучим брюнетом баскетбольного роста с окладистой бородкой и усами. По документам – Валентин Павлович Сапунцов. Служит охранником в коммерческой фирме «Эталон-плюс». Мне назвался коллегой. Дескать, до «Эталона» служил участковым в Центральном РОВД Новосибирска. Общительный рубаха-парень. Живет в Новосибирске.

– И как они общаются?

– Наверно, Золовкина туда ездит. В прошлом году он сюда несколько раз приезжал в «Мерседесе». Но нынче что-то я ни разу его не видел.

– А к Софии Михайловне кто приезжает?

– Мужчины к ней не ездят. Она сама постоянно в разъездах. По уши в коммерции. За последнюю пятилетку впервые выкроила месяц на отдых за границей. И вот в ее отсутствие какие-то идиоты сожгли Гошу. Выбрали, сволочи, момент, когда мужик остался без пригляда.