Наталья Александрова - Охота на гиену

— А что же в них неприличного? — искренне удивилась Елизавета Васильевна.

— Мама, все знают, что Тамара была против вашего знакомства, не говоря уж о более близких отношениях. И вот, как только ее не стало, буквально на следующий день, ты демонстративно его приглашаешь, держишь возле себя. Он тебя обнимает, гладит по плечу, хоть бы на похоронах постеснялись!

— Откуда в тебе столько ханжества? — изумилась Елизавета Васильевна. — Послушай, я очень любила твою сестру. Но теперь, когда ее не стало, Константин Эдуардович будет жить здесь.

— Мама, не поздно ли заводить милого дружка?

— Он мне не знакомый и не друг, — твердо ответила мать, — он мне любимый человек: Твоего отца нет в живых пятнадцать лет, его памяти это не потревожит.

А если родственники шокированы, то мы пойдем в загс и официально поженимся.

— Час от часу не легче! Выйти замуж в семьдесят лет! Это противоестественно. И Тамара тоже так считала.

— А я считаю противоестественным, когда женщина с тридцати лет живет одна и, не имея собственных детей, работает директором школы! — закричала мать. — Я и Тамаре это говорила, но с ней не поспоришь.

В первое время я не настаивала, думала, что она как-нибудь свою жизнь устроит. А потом не хотела травмировать Константина Эдуардовича. Ты ведь знаешь, какой у Тамары был характер, она превратила бы нашу жизнь в ад.

— Но зачем тебе селить его здесь?

— Я хочу, чтобы он был рядом. Хочу вечерами пить с ним чай и смотреть телевизор, читать одни и те же книги, гулять в скверике, утром завтракать вместе. Тамара не могла этого понять, но ведь у тебя-то есть семья, почему же ты возмущаешься?

— Не знаю, все не одобряют, — растерялась Лера.

— Какое нам дело до всех! — Мать обняла ее и заглянула в глаза:

— Дочка, мне семьдесят два года, может быть, совсем немного осталось, неужели я не заслужила капельку счастья перед смертью?

— Что ты, не говори так! — испугалась Лера.

— Значит, решено, на той неделе он сюда переезжает.

— Ну подожди хотя бы сорок дней!

— Что ты, в нашем возрасте мы не можем так долго ждать!

Сергей позвонил, подождал. Дверь не открывали, но изнутри доносился шум текущей квартирной жизнедеятельности. Сергей звонил еще и еще. Наконец послышались торопливые шаги, дверь распахнулась, и Сергей увидел невысокого худенького мужчину в тренировочном костюме и кокетливом розовом передничке в рюшечках.

Вытирая мокрые руки о передник жестом усталой домохозяйки, мужчина извинялся:

— А я не слышу звонка, я там постирушку завел, вода льется. А вы, наверное, к Валентине Сергеевне, так ее нету еще.

— Я капитан Гусев из УВД, и похоже, что именно к вам. Хотел с вами поговорить об убитом директоре школы номер пятьсот восемнадцать Стаднюк Тамаре Атексеевне.

— Убитой? — В голосе мужчины прозвучало неподдельное изумление. — Ее убили?

— Да, пять дней назад, вечером в школе.

Вы — Никифоров Юрий Иванович?

— Да, конечно, — Юрий Иванович отвел глаза, — а почему вы ко мне пришли, я ведь с ней почти не был знаком…

— Но у вас был с ней конфликт?

Юрий. Иванович беспокойно оглянулся:

— Извините, я только газ сейчас под супом подкручу, а то выкипит…

Он прошел на кухню и вернулся удовлетворенный.

— Да, так вы насчет Тамары Алексеевны… Понимаете, моя жена, Валентина Сергеевна, — женщина очень занятая, так что детьми больше я занимаюсь.., а дети у нас очень способные. Мариночка наша на четырех олимпиадах первые места заняла, в своей школе была лучшей ученицей. А тут мы обменялись, очень удачный обмен подвернулся, почти без доплаты — мы со знакомыми поменялись, потому что им нужно было обязательно в наш бывший район — у них бабушка посещает школу астральной медитации, а возить ее туда ни у кого времени нет. А теперь она может пешком ходить, там близко… — Юрий Иванович беспокойно принюхался. — Ой, извините, я только жаркое в духовке проверю, а то как бы не пересохло..

Через минуту он вернулся успокоенный.

— Да, так мы о Тамаре Алексеевне… Так вот, как только мы сюда переехали, я сразу навел справки и узнал, что эта школа здесь поблизости самая лучшая. Я туда и пошел.

Сначала к завучу обратился, к Алле Константиновне, принес ей наши дипломы, Мариночкины то есть, конфет хороших коробку… Так мы с завучем хорошо поговорили, она меня обнадежила, что Мариночку обязательно возьмут, но тем не менее к директору отправила, без нее, говорит, такие вопросы у нас не решаются. Я опять все дипломы принес, конфет купил еще лучше, прихожу к директору, а она все мои дипломы и конфеты от себя оттолкнула и говорит — не скажу, что грубо там или громко, вроде бы даже вполне тихим голосом, но как-то так зло и высокомерно, что уж лучше бы кричала. — Юрий Иванович снова беспокойно оглянулся:

— Извините, я только утюг выключу, а то перегорит, — и скрылся на этот раз в комнате.

Через минуту он снова появился умиротворенный:

— Да, так про Тамару Алексеевну. Она мне, значит, и говорит: заберите, говорит, все ваши подношения, они мне совершенно неинтересны. Я растерялся даже и все дипломы ей сую, какая, мол, у нас девочка замечательная. А она снова твердит, что ей это совершенно неинтересно, а вы, говорит, лучше скажите, что вы лично можете сделать для нашей школы. Я так еще не совсем ее понимаю и уточняю: «В каком, извиняюсь, плане?» — «В плане спонсорской помощи. Вот, например, недавно один папа оказал школе спонсорскую помощь в размере двух компьютеров Пентиум», а еще одна мама — в размере вот этого гарнитура мягкой мебели, на котором мы с вами сидим". Я говорю, извиняюсь, это вы на нем сидите, а мне дали стул такой жесткий, что долго на, нем и не высидеть, геморрой наживешь.

— Так и сказали про геморрой? — полюбопытствовал Сергей.

— Ну, во всяком случае, подумал, — отвел глаза Юрий Иванович. — А она тогда и спрашивает, что где, мол, я работаю? Я отвечаю, что мол, извиняюсь, но я инженером работаю. «Ну что ж, — директриса отвечает, — всякое в жизни бывает. А жена ваша?» — «Жена моя, говорю, очень занятая женщина». — «Это, — Тамара Алексеевна говорит, — хорошо. Это, — говорит, — очень удачно, что она у вас в бизнесе…» — «Да нет, — отвечаю, — она не в этом смысле занятая, она больше по политической части, она крупный активист Партии умеренного прогресса…» — «А вот это, — говорит дирекгриса, — нехорошо. Я, конечно, ничего против вашей жены и лично этой партии не имею, но нашей школе нужны способные дети, то есть такие, родители которых способны что-то полезное сделать конкретно для школы. А в вашей семье я таких способностей не вижу».

Очень меня эти слова ее задели. Обидно, говорю, такое от вас слушать, чего-чего, а уж способностей у нас очень даже достаточно.

И не много ли, говорю, просите, я же все-таки, говорю, не в школу для новых русских детей ребенка привел, а в самую простую, у вас, говорю, даже не гимназия.

Тут она зашипела на меня прямо как кобра, чуть ядом не плюется: «Да уж, — говорит, — в школе для новых русских инженерам делать нечего, с вашими-то возможностями».

А мне, говорю, школа для новых русских и даром не нужна, там детей ничему не учат. Мне, говорю, важно ребенку образование дать, но у вас, я чувствую, тоже никого образования, раз вздумали за деньги детей в простую школу принимать. И я, говорю, вопрос этот в РОНО обязательно поставлю.

Как она на меня зарычала, даже очки слетели! Идите, говорит, куда хотите, хоть в РОНО, хоть в министерство, станут там с вами разговаривать! А сейчас попрошу вас из моего кабинета выйти и вообще здание школы покинуть.

Вот вам и весь конфликт. А что я потом в вестибюле выражался, так очень накипело, но я ничего нецензурного не употреблял, вам и гардеробщица подтвердит, я же понимаю — школа все-таки…

— А где вы были вечером двадцать второго октября? — на всякий случай спросил Сергей.

— Мариночку в бассейн водил, — с готовностью откликнулся Юрий Иванович. — У нас время не очень удобное, с семи до девяти, да потом еще пока она волосы высушит. Я ее там ждал, потому что на улице дождь шел, по магазинам я не ходил.

— Кто-нибудь вас там видел?

— Три мамы и две бабушки, так с ними и просидел два часа, они могут подтвердить.

— Да-а, ну что ж, я пойду.

— Скажите, — Юрий Иванович отвел предательски заблестевшие глаза, — а как ее убили, директрису-то?

— Зарезали ножом в собственном кабинете, — сухо сказал Сергей. — А вы, я так понимаю, не очень по этому поводу расстроились?

— От вас ничего не скроешь! — развел руки Юрий Иванович.

Звонок в дверь раздался неожиданно.

Маргарита Ивановна задремала, самого звонка не слышала, а проснулась только от лая Рамзеса. Она взглянула на часы: ровно четыре. Все правильно, это пришла давняя приятельница Зоя лечить зубы.

Маргарита Ивановна работала стоматологом много лет, потом вышла на пенсию, а потом, когда пенсии — и ее, и мужа — не стало хватать, решила немного подработать. Дочка была давно замужем и жила отдельно, и в ее комнате Маргарита Ивановна устроила маленький кабинетик. Она приобрела в своей бывшей поликлинике списанные кресло, бормашину, а материалы и лекарства купила импортные. И потихонечку стала лечить зубы сначала знакомым, потом — знакомым знакомых. Все были очень довольны, потому что брала она недорого, а пломбировала хорошо, рука у нее всегда была легкая. Не сказать, что у нее отбоя не было от клиентов, теперь ведь столько появилось и поликлиник, и центров всяких, но Маргарита Ивановна считала, и жизнь доказывала ее правоту, что в городе Санкт-Петербурге ни один стоматолог не останется без работы, потому что вода у нас очень плохая, влияет на зубы.