Татьяна Степанова - Все оттенки черного

Конечно, Катя могла отказаться от такой вот перспективы. Но даже черствый Кравченко благодушно проворчал, что «капризы беременных не грех и уважить». Кстати сказать, Кате было доподлинно известно, что перед своим «бегством на Волгу» Бэн имел с Вадькой «мужской разговор», во время которого клялся, что «Нину он все равно до смерти любит и жить без нее не может, но ему нужно время». «Она тоже хороша, — ворчал Кравченко, выгораживая приятеля. — Ну что случилось, боже ты мой? С чего было подымать такой вселенский хай? Тоже мне трагедия! Дело-то житейское».

Катя гневно возмущалась упрямством Бэна и легкомыслием Кравченко. А подругу ей было искренне жаль. И поэтому она согласилась: в конце концов, дача в Май-Горе не самый худший вариант в период глобального экономического кризиса.

Сумку с вещами Катя собрала еще накануне. А Кравченко, «взяв на себя снабжение по интендантской части», собрал им еще и три сумки с продуктами. «На первое время хватит вам, не лопните там смотрите, — напутствовал он Катю, — Сельпо там какое-нибудь в этой дырке дачной есть наверняка». Катя вздохнула: да уж, делать-то все на этой даче придется наверняка ей, как Кравченко скажет, яко Золушке. Разве Нине в ее положении можно суетиться по хозяйству?

Но она, как всегда, ошиблась в своих предположениях. Они забрали Нину, Кравченко загрузил дачным скарбом весь багажник.

— Не вздумайте там только есть и спать, — напутствовал он их всю дорогу. — Спортом надо активно заниматься. Ты, Нинуша, как врач, поймешь меня лучше этой разгильдяйки. Речка-то какая-никакая там у вас есть? Грязная — нет?

— В Старо-Павловском районе все заводы стоят, насколько я знаю, — ответила Нина. — Выходит, вода в речке должна быть чистая.

Катя улыбнулась. У Нины — темные как ночь восточные глаза, брови и шапка густых волнистых волос. Ей бы очень пошла коса, как грузинской красавице Этери, а она отправилась в парикмахерскую и сделала стильную мальчишескую прическу. За месяцы беременности сама Нина пополнела, а лицо ее, вот странность, похудело. Стало печальным, замкнутым и очень красивым.

— Я ездила в Старо-Павловск совсем недавно. Служебные дела…

Катя колебалась: стоит ли рассказывать беременной подруге страсти про удавленников-самоубийц? Но как это почти всегда бывает у женщин, сказав «а», она уже просто не могла остановиться до тех пор, пока не отбарабанит весь алфавит. На сороковом километре шоссе и Нина, и Кравченко уже были в курсе всех известных Кате подробностей старопавловской трагедии.

— Нин, как врач объясни, отчего с людьми такое происходит? — выпалила Катя напоследок. — А как же наш инстинкт самосохранения, как же подсознательный страх смерти, желание во что бы то ни стало ее избежать?

— Моя узкая специализация — кариес, — отшутилась Нина. — Где уж мне забираться в дебри парапсихологии и психоанализа.

— Да пил он небось, — буркнул Кравченко, дерзко выруливая на встречную полосу в попытке обогнать раскорячившийся посреди дороги асфальтоукладчик. — Пьяница небось был горчайший, прокурор-то. А на второго — он деляга, говоришь? Так нажимать кто-нибудь либо из Москвы, либо еще откуда-нибудь начал деньги требовать, вымогать. И ничего трагического в этих совпадениях нет. Просто слабый духом мужик сейчас пошел…

Катя поморщилась, ее покоробило, что «драгоценный В. А.» в который раз явил всему свету свою феноменальную толстокожесть. Но через секунду и она уже забыла про несчастных самоубийц. Они свернули с магистрального шоссе на недавно отремонтированную дорогу, уходящую направо в тенистый хвойный бор. Утреннее солнце почти не проникало в его глубь. На шоссе ложились тени. А потом…

— Смотрите, как красиво! Отсюда, с горы, все как на ладони! — воскликнула Нина.

Лес кончился. Дорога внезапно резко пошла вниз по склону крутого холма. Гряда таких же зеленых холмов, поросших густым кустарником и молодым подлеском, тянулась почти до самого горизонта. Внизу, в лощине, протекала маленькой серебристой змейкой речка. На ее берегу лепился дачный поселок — железные, шиферные и совсем новые еврочерепичные крыши домов тонули в зелени старых садов. На берегу реки, правда, в значительном удалении от поселка, стояла и заново побеленная, увенчанная новыми зелеными крестами церковь. Ремонтники пока не добрались до ее колокольни, полуразрушенной временем.

А над всем этим чисто подмосковным пейзажем господствовал, точно плывя в синем августовском небе, высокий лесистый холм, похожий одновременно и на гигантский песочный кулич, и на горб верблюда, и на курган.

— Май-гора. — Нина указала на холм. — Когда-то по ее склонам пропасть малины водилось — целые заросли были. Интересно, сейчас как? А вон там, видите, церковь под горой. Ну, внешне, по крайней мере, за все эти годы тут у нас ничего не изменилось

Дача Картвели, построенная дедом-микробиологом в незапамятном 1957 году, разительно отличалась от образа этого дома, запечатленного в смутных воспоминаниях Катиного детства. Дом ей представлялся огромным и гулким, как пещера. А была это всего лишь небольшая одноэтажная бревенчатая дачка с двумя стеклянными террасами и скрипучей винтовой лестницей на чердак, заваленный разным древним барахлом.

Кравченко помог выгрузить веши. Он торопился вернуться в Москву, поэтому его хватило лишь на то, чтобы помочь открыть в доме заколоченные ставни, проверить и включить АГВ — «сырость вековую в доме подсушить», да наскоро подкрутить водопроводные трубы к кранам в ванной и в саду. В доме было полно пыли. После отъезда отца Нина не наведывалась еще сюда ни разу. Сад зарос так, что в нем можно было заблудиться. «Во участки раньше Совмин выделял! — хмыкнул Кравченко. — Живи себе — отдыхай, наука. Не то что нынешние».

Катя пошла проводить его до калитки. Ее постепенно охватывало странное умиротворение: тихо, солнечно, покойно. Кузнечики в траве стрекочут. Вот сейчас Вадька уедет, и порвется последняя нить, связывающая ее с городом. Ну и хорошо, ну и пусть. Будем жить тут с Ниной, болтать, загорать, купаться, качаться в гамаке. Малину собирать на этой горе с чудесным названием Май…

Одно лишь тревожило ее: на даче они оставались без телефона. И Кравченко уезжал далеко, так что… Интересно, можно ли из поселка позвонить в Москву или в райцентр?! А то вдруг с Ниной в ее положении что-то случится? Потребуется врач и… Но кузнечики стрекотали, навевая сладкую дрему, и в воздухе так приторно пахло медом от чудом затесавшихся в буйной траве, одичавших настурций и львиного зева, что она тут же сама себя успокоила: ничего за эти дни не случится. Кравченко вернется из командировки и через четырнадцать дней заберет их отсюда. И потом Нина — сама медик и лучше, чем кто-либо, знает, что ей можно и что нельзя.

Она оглядела участок — а потом ведь не на необитаемом острове они тут остаются. Кругом же соседи. Вон голоса чьи-то слышны на противоположной, через улицу, даче, смех женский. Она прислушалась: какой чудной смех — громкий, заливистый, словно тот, кто смеется, никак не может остановиться, а у него уж и колики в боку…

Они с Вадькой попрощались. Кравченко вернулся за руль и, отсалютовав напоследок сигналом «Спартак»-чемпион», скрылся за поворотом дачной улицы. Катя вернулась в дом и застала подругу в делах. Нина, уже успев переодеться в безразмерные оранжевые шорты и такую же безразмерную черную майку, выволокла из чулана под лестницей допотопный пылесос, который вместе с прочими домашними агрегатами отечественного производства «эпохи застоя» доживал свой век на даче. Она уже трудолюбиво пылесосила в самой большой комнате — «зале», где в углу красовалась голландская печка из красного кирпича, а из мебели можно было выбирать что кому нравится: источенный жучком бабушкин резной буфет, набитый посудой, четыре кресла — кожаное «сталинское», продавленное соломенное и два стиля модерн шестидесятых годов — как два чайных блюдца на трех ножках.

Имелись тут и колченогие столики неведомого дизайна, и гигантских размеров ламповый цветной телевизор «Рубин», и фарфоровые зверюшки на полочках, украшавшие некогда покрытые лаком, а теперь потемневшие от времени бревенчатые стены.

Катя попыталась отнять у подруги хрипящий от старости пылесос. Но Нина заявила, что физические нагрузки ей только полезны. Тогда Катя вооружилась тряпкой, решив протереть от пыли мебель, окна и подоконники. Мало-помалу она обошла весь дом…

Нина разобрала белье в комоде. На свет вытаскивались шторы, диванные покрывала, постельное белье. И постепенно старый дом начал приобретать жилой вид. Прошло бог знает сколько времени с тех пор, как Катя сегодня проснулась. Позади были и сборы, и дорога, и уборка, но оказалось, что времени не так уж и много. Часы показывали всего половину двенадцатого.

— Надо чаю попить и перекусить. — Нина деловито шарила в холодильнике «ЗИЛ», обозревая привезенные запасы. — Тут у церкви магазин есть, работать должен. Молоко, возможно, привозят. Хотя что молоко, я бы пива сейчас с удовольствием выпила, эх!