Брижит Обер - Четыре сына доктора Марча. Железная роза

— Что означает эта дурацкая комедия?

— Доктор Ланцманн, мне неизвестно, что мог рассказать вам наш общий друг, но что бы он вам ни рассказал, в любом случае он рассказал вам слишком много, чтобы вы могли надеяться продолжать свою деятельность, если не дадите нам некоторые гарантии.

— Гарантии? О чем вы?

— Я хочу получить историю болезни этого больного, а также магнитофонные записи сеансов.

— Никогда!

Зильберман пожал плечами:

— Право же, не стоит произносить столь громкие слова. Мы спокойно подождем, когда вернется мой друг Грубер, и он проводит вас к вам в кабинет, где вы поищете эти документы. Поверьте, я сумею быть благодарным за ваше сотрудничество.

— Вы и впрямь уверены, что вам все дозволено!

Ланцманн с отвращением смотрел на Зильбермана.

Тот снова пожал плечами и обратился к Марте:

— Марта, налейте нам немножко шампанского.

Марта, повернувшись к ним спиной, разлила шампанское, и я со своего места заметил, что она бросила в один бокал какую–то таблетку. Наверно, чтобы успокоить Ланцманна. Но если они намерены дождаться Грубера, то ожидание может затянуться навечно. Я решил, что пришла пора вмешаться.

Подождав, когда Марта выйдет на середину комнаты и протянет бокал Ланцманну (тот взял его), я выступил на сцену за спиной у Зильбермана. Естественно, в руке у меня был пистолет.

— Будьте добры поднять руки.

Зильберман мгновенно обернулся, держа палец на спусковом крючке, и я выстрелил одновременно с ним. Моя пуля раздробила ему запястье. С криком ярости и боли он выпустил пистолет и шлепнулся на канапе. Выкатив глаза, он закричал:

— Вы с ума сошли!

— Только что это же самое вам сказал доктор. Марта, Ланцманн, сядьте на канапе.

Они медленно уселись, держа руки на виду. Марта выглядела совершенно невозмутимой. У Зильбермана текла из раны кровь, окрашивая красным рукав и цветастый кретон канапе. Он зажимал рану желтым шелковым платком, пытаясь придать побледневшему от боли лицу спокойное выражение. Я приблизился к ним, сохраняя безопасную дистанцию, схватил бутылку шампанского и долго пил из горлышка. Шампанское было холодное и приятно пенилось. Оно меня несколько приободрило. Итак, все главные действующие лица драмы сошлись вместе. Можно начинать последний акт. Я сел на подлокотник одного из кресел, держа под прицелом милую троицу. Они смотрели на меня, недвижные, как статуэтки саксонского фарфора. Первым делом я обратился к Ланцманну:

— Ну так что, доктор, вы по–прежнему считаете меня параноиком?

Он пожал плечами. Следующим был Зильберман.

— А вы, мэтр, все так же убеждены, что я — Грегор фон Клаузен?

— Кем бы вы ни были, вы — гнусное отродье.

— Ну что ж, имея в виду моего папашу, этот ваш эпитет мне кажется вполне оправданным. Вы сказали доктору, что ищете?

— Это его не касается.

— Напротив. Его беспристрастный анализ мог бы оказать нам неоценимую помощь. С вашего позволения, я быстренько введу его в курс дела. Доктор, эта молодая женщина — моя жена Марта.

Ланцманн надел очки, словно ему предстояло осмотреть экспонат, представленный в музее. Марта не шелохнулась; она с отсутствующим видом сидела положив голову на спинку. Я продолжал:

— И однако же она никакая мне не жена. Она — наймитка Зильбермана, в ее обязанности входило шпионить за мной, чтобы выяснить, где я мог спрятать документ, который упорно разыскивают эти дамы и господа и в котором содержатся сведения о незаконной и нелегальной организации «Железная Роза». Мой отец, покойный Лукас фон Клаузен, возглавлял эту организацию. А мой брат, Грегор фон Клаузен, которого я считал погибшим в раннем детстве, раскрыл ее существование, убил моего отца и похитил этот документ. Похоже, что сейчас Грегор действительно мертв. Но эти кретины уперлись, что я — это он и что я их шантажирую.

Разъяренный Зильберман прервал меня, пародируя Лафонтена:

— А коль это не вы, то кто?

— Это могут быть и Грубер, и Марта, и вообще любой из ваших людей, контактировавших с Грегором.

— Марта до знакомства с вами не сталкивалась с ним.

— А Грубер?

Зильберман с явной неуверенностью тихо пробормотал: «Грубер… » — и повернулся к Марте–Магдалене, словно ища у нее поддержки. Кровь у него остановилась, но ему было чудовищно больно: кость–то раздроблена… А я снова обратился к Ланцманну:

— Доктор, вы давно знаете меня. Я был откровенен с вами. Часто рассказывал о своем брате. Подтвердите этим неудачливым шпионам, что я не Грегор фон Клаузен, а Жорж Лион.

Ланцманн пристально смотрел на меня. Потом он хрустнул пальцами и повернулся к Зильберману:

— Так вот, мэтр, уж коли мы оказались в таком положении, я могу заверить вас, что этот человек…

Ланцманн сделал паузу, отпил глоток шампанского.

— М–м–м… «Кристалл–рёдерер» шестьдесят третьего года… превосходно… да, так вот, я говорил: этот человек и есть Грегор фон Клаузен.

Я не верил собственным ушам!

— Мерзавец! — взвыл Зильберман, адресуя это определение мне и вскочив в порыве негодования.

— А ну сядьте! — приказал я ему.

Прозвучал выстрел, и Зильберман рухнул на пол.

Я ошеломленно смотрел на свой пистолет. Прозвучал второй выстрел, и мне показалось, будто у меня оторвали руку вместе с оружием. Я как куль повалился на пол.

Ланцманн ухмылялся. Из кармана его пиджака высовывался ствол пистолета. Этот самодовольный мудак Зильберман даже не обыскал его! И Ланцманн продырявил мне вторую, и последнюю, руку.

Теперь уже моя кровь текла на персидский ковер. Пуля прошла через предплечье, кость, слава Богу, не задела, но я месяца два, если не больше, не рискну никому заехать в челюсть!

Кое–как я поднялся под насмешливым взглядом Ланцманна. В комнате пахло порохом. «Вальтер» улетел под канапе, вне пределов досягаемости. Марта по–прежнему сидела в кресле. Я с тоской подумал, смогу ли что–нибудь сделать, если Ланцманн захочет расправиться с ней. Зильберман, хрипя, валялся на полу лицом вниз, в спине у него была огромная дыра, глаза остекленели. И хотя этот человек пустил под откос мою жизнь, я, глядя на его агонию, испытывал сострадание. Я указал на него Ланцманну, который смотрел на меня взглядом энтомолога.

— Он умирает.

Ланцманн пожал плечами:

— Вам это мешает?

— Нельзя оставлять человека так подыхать, это подло.

— Да, вы правы, — согласился он с мерзкой улыбкой, спокойно приставил пистолет к голове Зильбермана и выстрелил.

Черепная коробка раскололась, и кляксы мозга обляпали весь пол. Леденящая душу уверенность, что Ланцманн сошел с ума, парализовала меня. Он повернулся к Марте, и я не выдержал и крикнул:

— Марта, берегись!

Ланцманн расхохотался:

— Не бойтесь, я просто хотел попросить моего друга Марту налить мне попить. Разговор вызвал у меня жажду.

Марта встала и налила шампанского. Когда она подала ему бокал, он ласково взял ее за руку и поцеловал в ладонь. Обжигающая волна ударила мне изнутри в виски. Марта не отняла у него руку, она улыбалась! И как при свете вспышки, я увидел кабинет Ланцманна, услышал голос Марты в дверях. Так эти двое были заодно, Марта предала и меня, и Зильбермана! Охваченный бешенством, я попытался подняться.

— Марта и вы… — прохрипел я.

— Марта и я заключили соглашение. Видите ли, она очень скоро поняла, что вы действительно не знаете, где список. И так же быстро сообразила, куда тянутся нити в этом деле. Но она сочла, что гораздо полезнее будет заставить Зильбермана и его шайку поверить, что это вы шантажируете их.

— Потому что…

— Браво, дорогой Жорж. Да, действительно, это я сумел убедить нашего незабвенного друга Зильбермана раскошелиться, как пишут в романах. И все благодаря этому глупцу Грегору, который сам пришел и сунулся ко мне в лапы.

Ну вот, наконец он и раскололся! Славный доктор Ланцманн, угрожающий мне пистолетом, раскололся! Он был похож на хитрого и самодовольного Котанмордана из детских книжек. Я спросил:

— А как вы вошли в контакт с Грегором?

Ланцманн насмешливо глянул на меня:

— Это он вошел со мной в контакт. Ему назвали меня как связника бригад Эрреры.

— Бригад Эрреры?

Наверно, вид у меня был дурацкий, потому что Марта чуть заметно усмехнулась, и я почувствовал, что краснею. Да, даже и сейчас, когда я был на волосок от смерти, мнение этой девки, что предала меня, оставалось для меня страшно важным. Ланцманн завел учительным тоном:

— Бригады Эрреры поставили себе целью преследовать военных преступников и очищать от них нашу бедную землю без каких бы то ни было судебных формальностей. Их основатель Луис Эррера, мадридский еврей, бежавший после тридцать шестого года во Францию и впоследствии выданный французами гестаповцам, третьего июня тысяча девятьсот сорок четвертого года в Аушвице вместе с группой единомышленников дал клятву мстить. Спустя два дня за какую–то ничтожную провинность эсэсовцы затравили его собаками.