Вячеслав Жуков - Маэстро, ваш выход!

– А так сможете? – спросил Маэстро, находя в словах старичка логику.

– По крайней мере, я попытаюсь, – с улыбкой произнес старичок. Он не стал распространяться о своих связях, но из записки полученной от одного из своих парней с погонялом Гвоздь, Маэстро узнал, что адвокат, нанятый для него, один из лучших в Москве и среди своих влиятельных знакомых у него есть пара, тройка чиновников, которые имеют выход на администрацию президента. Правда, это дополнительные расходы, но они того стоят, лишь бы Маэстро отменили смертный приговор.

Честно говоря, поначалу Маэстро во все это слабо верилось. Одно тешило, не забыли его приятели дружки, не вычеркнули из памяти, хотя получается, вроде он и не жилец уже.

Месяца через три, которые для самого Маэстро прошли в томительном ожидании, однажды дверь его камеры открылась, и суровый надзиратель с погонами прапорщика велел ему выходить из камеры. Все в душе Маэстро всколыхнулось. Неужели поданное прошение осталось не удовлетворенным, и его выводят на расстрел. Пока тут сидел, довелось услышать, что когда приговоренного уводят в последний путь, вещи не разрешают брать с собой. Без надобности они ему. И сейчас мордастый прапор не забыл напомнить, чтобы Каренин вышел без вещей.

В камере с Маэстро сидели еще двое с таким же приговором. На уходящего Каренина посмотрели так, словно видели его в последний раз. Вернется ли он назад. Так они смотрели на каждого, кого уводили из камеры.

А Маэстро и сам не знал, вернется ли он сюда. На всякий случай, легким кивком головы попрощался с обоими сокамерниками. Оба бродяги, воры в законе. А закон суров, вот и ждут они своей участи.

Увидев улыбающуюся физиономию старичка адвоката, Маэстро понял, что его положение совсем не безнадежно.

– Ваше прошение удовлетворено. Смертную казнь вам заменили пожизненным заключением, – сказал адвокат, давая понять, что большего он сделать не сможет. А Маэстро не знал, радоваться ему или горевать. Слышал о той тюрьме, куда его повезут на вечное поселение, что жизнь там хуже не бывает. Не жалует администрация тюрьмы, таких как он. Так чему ж тут тогда особенно радоваться.

Опасаясь, что их могут подслушать, старичок адвокат склонившись едва ли не к самому уху Маэстро, проговорил тихонько:

– Не отчаивайтесь. Ваше положение не такое уж безнадежное. Ваши друзья просили передать вам, – он достал из кармана клочок бумаги, на котором Маэстро узнал почерк Гвоздя.

В записке, Гвоздь сообщал, что договорился с тюремным врачом, чтобы Маэстро поместили в тюремный лазарет. О том, что Каренину следовало делать дальше, старичок адвокат должен был передать на словах. Но адвокат опасался, что «кум» в камере где они разговаривали, установил прослушку, поэтому дальнейшие действия Маэстро подробно изложил на бумаге. После того, как Маэстро прочитал, он этот бумажный лист сжег. Пепел растер в руках и рассыпал по полу. Когда конвоир уводил Маэстро, адвокат с чувством исполненного долга сказал:

– Не теряю надежды еще увидеть вас.

Что это означало, Маэстро понял. В ответ кивнул. От радости переполнявшей его в предвкушении скорой свободы, хотелось кричать. Знал, что за то, чтобы поместить его в тюремный лазарет, врачу заплачены большие деньги. Но это все окупится, когда он будет на свободе. Розовский вернет ему все, что должен и еще приплатит, если хочет остаться в живых.

В камеру Маэстро вернулся в прекрасном настроение, чем немало удивил сокамерников. Редко среди их брата бывает такое, чтобы у заключенного с расстрельной статьей была такая довольная рожа. Одна радость и есть, это курево. А этот видно с ума сошел, взял и отдал обоим по пачке сигарет, чем еще больше удивил их. И это притом, что в тюремных стенах с легкостью могут проломить череп за одну единственную сигарету, взятую без спроса.

Особого удивления ни у кого не вызвало, когда Каренин, сославшись на боль в груди, попросился в лазарет. После ранения, грудь у него и в самом деле частенько болела, но на это никто бы не стал обращать внимания, а тут тюремный врач осмотрел его и поместил в лазарет, сказав, что этот заключенный нуждается в госпитализации. Маэстро сообразил, что это была работа Гвоздя. Причем, работа выполнена безукоризненно, если судить по отношению врача к Маэстро, которого тот определил в отдельную палату, сославшись на то, что состояние заключенного таково, что ему необходим покой и особые условия. Что имел в виду врач под особыми условиями, Маэстро не знал. Чувствовал себя довольно неплохо. А грудь болела оттого, что выпущенная козлом ментом из автомата пуля, разворотила ему грудную клетку. Теперь кости плохо срастались. Но все же срастались. На полную реабилитацию потребуется не один месяц, но задерживаться здесь Маэстро не собирался. В первый же день своего пребывания в одноместной палате, он тщательно осмотрел кирпичную кладку возле унитаза, отгороженного от палаты дощатой перегородкой. Гвоздь передал через адвоката, что возле канализационной трубы раствор на кирпичной кладке от частого подмокания превратился в песочную труху и если по нему как следует ударить, то кирпичи выломаются, образовав вокруг трубы лаз, в который Маэстро и должен будет пролезть.

Тюремный лазарет составлял часть административного здания, которое не было обнесено высоким забором. Более того, его торцевая стена, где как раз располагалась палата Маэстро, выходила на улицу. Маэстро не сомневался, откуда Гвоздь почерпнул такую информацию. Кто мог знать такие тонкости, как не тюремный врач, проработавший тут пара десятков лет. Возможно, зная об этом, он нарочно хранил тайну для кого-то из нужных людей. И вот такой человек нашелся. Им оказался Маэстро.

Вечером в половине одиннадцатого в палату как обычно заглянул охранник, который охранял тюремный лазарет. Вообще-то, их каждый раз дежурило двое. Небольшая комнатенка на выходе из лазарета. Там стоит телевизор, который оба охранника смотрят, если дежурившая в ночь медсестра откажет им в ласке. А чего еще им остается делать. Дверь каждой из палат с больными закрывается снаружи на крепкие задвижки. Да даже если эти доходяги и выберутся из палаты в коридор, пройти незамеченными им мимо охранников все равно не удастся. И потому дежурства в тюремном лазарете всегда проходили спокойно.

Открыв дверь, охранник заглянул в небольшую палату и уставился на лежащего, на кровати Маэстро нетрезвым взглядом. Смена у них была хорошая. Он с напарником. И дежурная медсестра, с которой они хорошо сработались и оба трахали ее во время дежурства как хотели. Но девушка была доброй не только на передок, но и на медицинский спирт, которым щедро угощала обоих любовников, чтобы поднять у них не только тонус, но кое-что и другое.

– Жалобы есть? – спросил охранник, икнув и поглаживая сытый живот.

Маэстро почувствовал нестерпимое желание, не вставая с кровати врезать ногой по этому животу. Тогда бы этого козла не такая икота пробрала. Подавив в себе это желание, он сказал голосом умирающего, жить которому не дольше, чем до утра:

– Не. Никаких жалоб.

– Ну смотри, – строго предупредил охранник, погрозив пальцем. – Не вздумай ночью побеспокоить. Кровавым поносом срать будешь, – сказал он напоследок и громко хлопнув дверью, запер ее на задвижку засова.

Маэстро подождал, пока в коридоре стихнут его шаги. В соседней палате лежало трое туберкулезных после операции. Обычные тюремные доходяги. Врачи уже принялись за них, каждый раз, во время операции, отделяя по кусочку легкого. Но они все равно были довольны тюремной жизнью, которая в основном проходила на койке лазарета, где и поспокойней и жрачка получше.

Этих Маэстро не опасался. Даже если они услышат шум в его палате, охранников не покличут. По тюремным законам им тогда не прожить и трех дней, даже если стены их палаты будут из брони. Не спасет она их от смерти.

Зайдя за перегородку, Маэстро опустился на корточки и для начала хорошенько осмотрел стенку возле канализационной трубы. На вид и не скажешь, что тут она не такая крепкая. Стена как стена. На кирпичи ровным слоем наложена штукатурка, сверху замазанная несколькими слоями краски. Чувствуется, последний раз ее красили совсем недавно. Краска свеженькая и даже не утратила своего запаха, который присущ всем масляным краскам.

Маэстро ногтем отковырнул кусочек краски, растер пальцами, понюхал. Ну так и есть, свеженькая. Интересно заглянуть, что она таит под собой, и действительно ли все обстоит именно так, как передал через адвоката Гвоздь.

Он легонько постучал костяшкой согнутого пальца по стенке вокруг трубы и услышал приглушенный звук, словно под краской и слоем штукатурки скрывалась пустота. А когда стал стучать сильнее, краска вместе со штукатуркой начала пластами отваливаться от стены, открывая его взору потемневшие от влаги кирпичи, которые рассыпались, стоило ему лишь несколько раз ударить по ним.