Миермилис Стейга - Последняя индульгенция

– Вы относились к матери хотя и с любовью, но все же несколько эгоистически. – Розниекс старался говорить осторожно. – Почему у нее не могло быть и своей личной жизни? Почему она должна была жить только для вас? У вас ведь есть девушка, верно? Как ее зовут?

– Дана.

– Почему же у вашей матери не могло быть кого-то, с кем бы она… ну, дружила?

Ромуальд снова ушел в себя.

– Это разные вещи.

– Разные? Потому, что у нее были обязанности по отношению к вам, а у вас их не было? Она же была еще молодой и привлекательной женщиной.

– Н-не знаю… Но друга у нее не было. Я уверен. – В голосе Ромуальда на сей раз, однако, слышалось сомнение.

– Ну ладно, – сказал Розниекс. – Скажите, это был единственный раз, когда мать проводила где-то день, два или хотя бы вечера? – он направлял разговор по наиболее безопасной дороге.

– Вечерами иногда ходила с товарищами по работе в кино или театр. А выезжать не выезжала. Только в санаторий, лечиться.

– В санаторий? – повторил Розниекс. – Когда это было в последний раз?

– Прошлой осенью, – осторожно ответил Ромуальд.

– А писем после этого она не получала?

– Получала, – ответил Ромуальд еще осторожнее. – Но я их не читал. Думаю, что они были от подруги. – Юноша старался, насколько возможно было, защитить честь матери.

– Письма сохранились?

Ромуальд поколебался, но лгать не стал.

– Заперты в столе.

– Почему заперты?

– Это такой ящик – секретный. Мне с раннего детства было запрещено туда лазить.

– Ну вот, – сказал он, – а вы говорите, что у нее не было секретов.

– Это совсем другое. Я думаю, там у нее спрятано что-то, напоминающее о молодости – письма отца, сувениры. Альбом для стихов, может быть. Говорят, такое бывает у каждой женщины.

– Где ваш отец?

– Не знаю. Я его не помню. Мать разошлась с ним, когда я был еще маленьким. Мы о нем никогда не говорили. Мама считала, что он не заслуживал того, чтобы о нем помнили, – неохотно проговорил Ромуальд и умолк, закрыв лицо ладонями.

– Знаете что, Ромуальд, – словно не заметив этого, сказал Розниекс, – давайте попытаемся все вместе понять, к кому ваша мать поехала в Пиекрастес и какие дела там у нее были. Ни у кого из ее коллег нет дачи в Пиекрастес, это мы проверили.

– Как это нет? – Ромуальд выпрямился. – Не может быть!

– Вот мы и хотим разобраться в ее друзьях и знакомых, с кем она могла там встретиться.

– Ничего не понимаю, – глухо сказал юноша.

– Вы человек умный. Это несчастье может оказаться и случайным: ехал пьяный шофер или юнец, угнавший машину для развлечения. Но все же есть основания подозревать обдуманное преступление. И сразу возникает вопрос: кому было нужно, чтобы ваша мать умерла? Кому она мешала? Мы расследуем дело в двух направлениях: ищем машину, вернее – ее водителя, и одновременно – людей, знавших вашу мать и заинтересованных в ее смерти. И в этом вы можете нам помочь.

– Она была такая добрая! – воскликнул Ромуальд. – Никогда никому не делала зла.

– Верю. – Розниекс подошел к Ромуальду, присел рядом с ним. – Но это еще не значит, что она никому не мешала. Честность, порядочность, желание бороться со злом могут встать поперек дороги негодяям.

– Мама всегда была честной, и меня учила этому. Терпеть не могла неправды. За это… – Ромуальд умолк.

– Что ей за это сделали? – быстро спросил Розниекс.

– Насколько я знаю, были неприятности на работе.

– Вы знаете какие-то факты? Ромуальд помолчал, как видно, вспоминая.

– Точно я ничего не знаю, – пожал он плечами. – Но однажды слышал разговор…

– Это очень важно. Постарайтесь вспомнить, когда, где и какие разговоры вы слышали и кто разговаривал.

– Мать, взволнованная, сказала, что не может понять, как один-другой может за деньги продать душу дьяволу.

Следователь вынул из внутреннего кармана сложенный поперек бланк протокола и тщательно разгладил его ладонью.

– Попробуйте вспомнить, когда она сказала это.

– Это я слышал не раз, – медленно ответил юноша. – Но однажды… – он снова замолчал.

– Рассказывайте по порядку.

– В тот вечер я поссорился с Даной и вернулся домой рано. Тихо отпер дверь и прошел в свою комнату. Дверь ее комнаты была приоткрыта, у нее был гость. По голосу я узнал Зале – директоршу магазина, где работала мама. Сперва я не вслушивался. Но потом они заговорили громче, директорша сказала, что она не советует поднимать шум, матери это не касается и нечего ей в это дело лезть. Пусть мать зарубит на носу, – она так и сказала, – что в этом деле заинтересованы многие вышестоящие лица, и рикошетом – именно так она сказала – рикошетом все это ударит по матери. И что это – дружеское предупреждение.

Мама ответила: «Я не единственная, кому это известно».

«Это пусть будет моя забота. Как-нибудь справлюсь».

И Зале выбежала, хлопнув дверью. А мама сама себе с обидой сказала: «Есть же люди! За деньги родного отца с матерью продадут!» Увидела меня и испугалась: «Ты уже дома? Давно пришел?»

Розниекс старался не пропустить ни слова.

– Вы не поинтересовались причиной разговора?

– Я ничего не стал спрашивать. Мама о работе вообще не любила говорить, – сказал Ромуальд охрипшим голосом. Он словно бы сам пытался сейчас заново понять услышанные тогда слова.

– Вы хорошо запомнили этот разговор? – Розниекс продолжал писать.

– Да. Он показался мне необычным и запомнился.

– У вас хорошая память?

– Да. Особенно слуховая.

– Почему вы сразу не рассказали мне об этом разговоре? – спросил следователь, не отрывая глаз от бумаги.

– Не пришло в голову, что он может иметь отношение к этому.

– А теперь подумали так?

На шее Ромуальда набухла жилка, лицо покраснело, даже глаза налились кровью.

– Значит, это директорша! – проговорил он. – Подговорила какого-нибудь подонка…

– Не спешите! – Розниекс пожалел о своих словах.

– У нас нет никаких доказательств. Это лишь одно из многих предположений, которые предстоит проверить. Успокойтесь, прошу вас, и будем разговаривать дальше.

Ромуальд испытующе посмотрел на него.

– Одно из многих предположений? Сколько же вы думаете возиться с этим делом?

– Пока не найду преступника и не докажу его вину. – А если не найдете?

– Тогда решу, что не гожусь для этой профессии, и пойду работать официантом в ресторан. Там голова не особенно нужна, были бы руки и ноги, да и заработать можно неплохо.

– Так ли? – Ромуальд невесело усмехнулся. – По-моему, и официанту, чтобы хорошо заработать, надо уметь думать! – и смутившись, он отвернулся.

Розниекс возвратился к теме разговора:

– Вы не помните, когда именно произошел тот случай?

Ромуальд помолчал, вспоминая.

– В конце прошлого месяца. Незадолго до отпуска матери и… поездки.

– Так. А с какого числа начался отпуск?

– С двадцать четвертого сентября.

– Это вторник, кажется?

– Разговор произошел в пятницу вечером, теперь я вспомнил: мы с Даной договорились идти в театр, она опоздала и я продал билеты. Поэтому мы поссорились. Я помню, Дана сказала: ничего со мной не случилось бы, если бы я первое действие посмотрел с балкона. Она, мол, не могла найти ожерелье, какое подходило бы к голубой блузке, а без него никто на улицу не выходит.

Ромуальд заметно оживился, говорил охотней, понимая, что слова его могут пригодиться. Розниекс не хотел прерывать его.

– Скажите, этот ее отпуск был запланирован заранее?

– Нет. И правда, нет, как я сразу не подумал? – удивился Ромуальд. – Она собиралась в отпуск лишь в конце ноября. Ей обещали путевку в санаторий – и вдруг…

– И так неудачно использовала… В понедельник, уходя на работу, она говорила что-нибудь относительно отпуска?

– Нет. Сказала только в понедельник вечером, что с завтрашнего дня ей дали отпуск на несколько дней. Создалась такая ситуация.

– И еще один вопрос, – продолжал писать Розниекс: – когда она поехала в Пиекрастес, что у нее было с собой?

– С собой? Ничего. Как всегда.

– Дорожной сумки, например?

– Нет. Она же собиралась назавтра вернуться.

– Вы осмотрели одежду матери и прочие вещи. Ничего не пропало?

– Ничего.

– В тот вечер шел дождь?

– Да. У нее был зонтик.

– Где она его обычно носила?

– В сумочке. Зонтик складной. Да, вот сумочки я не видел.

– А вы уверены, что сумочку она брала с собой?

Ромуальд засомневался.

– Она всегда ее носила, там же были… – Ромуальд смутился. – Всякие женские мелочи.

– Деньги она взяла с собой?

– Кто же едет без денег? И еще дома нет ее служебного удостоверения и удостоверения дружинника.

– Одна из свидетельниц видела, что ваша мать, сойдя с поезда в Пиекрастес, вынула из сумочки зонтик, раскрыла и пошла. Но сумочки мы так и не нашли.

– Значит, ограбление!

– Пока это не подтверждается. – Следователь предупреждающе поднял руку, перевернул страницу и продолжал писать.