Вячеслав Денисов - Месть по закону

В девяносто шестом году, в середине апреля, к Пастору, лежащему на кровати и читающему книгу, подошел один из контролеров и сообщил:

– «Баклана» к нам везут. Сохин некто. Устроил дебош в новосибирском СИЗО.

Пастор, который информацию подобного характера имел всегда на сутки, а то и на неделю раньше сотрудников колонии, бросил окурок в банку из-под кофе, к которой тут же подскочил один из сидевших неподалеку, и перевернул страницу.

– Пусть едет парень. А вашим «быкам» тюремным за их беспредел нужно было не нос сломать да руку вывернуть, а «ранетки» с плеч посшибать. Негоже пацана порядочного к петухам в хату пытаться заталкивать. А про «баклана» ты не совсем точно сказал. «Хулиганка» у него по первой ходке была. А сейчас он не как «баклан» прибывает, а как разбойник. Этапом, кстати, из Твери, чтоб ты знал.

Сигарета была потушена зэком, «пепельница» снова сияла чистотой. Контролер проследил, как зэк бесшумно поставил ее, подождал, пока тот снова сядет на свое место – через четыре кровати от смотрящего, и продолжил разговор:

– Но срок, похоже, ему все равно намотают. За сопротивление сотрудникам изолятора.

– Иди, старина, иди, служи... – Пастор улыбнулся и вернулся к книге.

«Некоего Сохина» конвой доставил, как и положено, после обеда. Помня о его «подвигах» в СИЗО города Новосибирска, конвоиры на всякий случай отходили его палками. Делалось это незаметно как для административных работников колонии, так и для зэков. Потому что это называется – самый настоящий беспредел. Отходили Сохина хорошо, но он молча сжимал зубы и терпел боль. Пастор решил вопрос так, чтобы Соху – такое погоняло носил парень – поселили поближе к нему.

Первые две недели Пастор, казалось, не выказывал к Сохе никакого интереса. Казалось, тот вообще его не интересовал. Тянет лямку зэк – и тянет. На самом деле это было далеко не так. Пастор контролировал через своих приближенных каждый его шаг: о чем разговаривает, с кем общается, интересы и отношения с администрацией. Через две недели, убедившись в том, что парень не идет ни на какие компромиссы с администрацией колонии, не приближается к среде зоновского «шлака» – так называют в колониях опущенных и деморализованных зэков, Пастор решил действовать. Двое его людей завязали в бараке драку. Вскоре к ним присоединились несколько человек. Постепенно очаг столкновения передвигался к тому месту, где находился Соха. Пастор, не заходя внутрь, стоял, оставаясь незамеченный всеми, и наблюдал за ним, исподлобья ловя каждый его взгляд, каждое движение. Вскоре свалка стала напоминать побоище, кто-то крикнул:

– Крыша съехала? Пастор рядом! Не гневите, братва!..

Соха сидел молча на кровати, словно не замечая того, как рядом с ним рассекают воздух руки и ноги.

– А ты что сидишь?! – взревел один из людей Пастора, на секунду отвлекаясь от потасовки. – Помочь не хочешь?!

– Это не мое дело, – спокойно бросил Соха и полез в тумбочку за сигаретами.

– Ах, не твое?! – изумился зэк. – Может, ты – «ссученный», а, голубь?!

Пастор с удовлетворением наблюдал, как вновь прибывший в зону зэк встал и изо всех сил ударил обидчика по лицу. Тот, переворачивая тумбочку, отлетел в угол и снова вскочил на ноги. В его глазах сверкнул задорный огонек, и «посланец» Пастора налетел на Соху, как тигр. Их силы были явно неравны – человек смотрящего был тяжелее килограммов на двадцать и совершенно очевидно отличался от соперника умением «работать» в замкнутом пространстве...

Пастор еще минуту созерцал, как Соха падает, встает, идет на противника, снова падает, снова встает... Сделав шаг в помещение в окружении своей охраны, Овчаров спокойно произнес:

– Стоять.

Драка моментально утихла, словно ее и не было. О том, что здесь еще секунду назад шел настоящий рукопашный бой, говорили лишь капли крови на полу и лицах заключенных да беспорядок в помещении. Соха, поднимаясь с пола, утирал рукавом «клифта» кровь, ручьем льющуюся из носа и рассеченной брови. Он казался совершенно спокоен, лишь прерывистое дыхание говорило о том, что его организму нанесен довольно значительный ущерб.

– По какому такому случаю кровь плещется? – Пастор вынул из кармана неизменные в любых ситуациях «Мальборо» и закурил. – Эй, бродяга, не рано ли решил права качать?

Последний вопрос был адресован Сохе. Было видно, что ответ тому дается с трудом. Когда он убрал от лица руку – не гоже стоять перед вором и при нем вытирать сопли, как младенец, – стало видно, что вдобавок ко всему у него еще рассечена губа. Соха невозмутимо ответил:

– Моя честь при мне, Пастор. А чужого мне не нужно.

Овчаров хмыкнул и повернулся к охране:

– Пусть идет в лазарет. Вечером чтобы был у меня.

А вечером состоялся тот разговор, после которого Соха все оставшиеся пять лет «тянул» при Пасторе. Люди Пастора заставили Соху скинуть робу, вынули все из карманов и в одной майке и брюках подвели к вору.

– Садись. Почему в драку сразу не полез, когда тебя просили?

– Это не мое дело, – ответил осторожно, но спокойно, присаживаясь на стул у кровати Овчарова, Соха и записал в свой актив первый плюс – никто не вправе вмешиваться в драку, когда кто-то выясняет между собой отношения.

– А почему полез?

– Потому что это стало моим делом. – И Сохин записал второй. Ни в коем случае нельзя никому прощать обиды, даже если уверен, что при ответном ударе можешь потерять жизнь.

Пастор подумал.

– Возьми сигарету.

Соха заколебался. Пачка лежала на тумбочке, но...

– Бери, бери, – ободрил его Пастор.

Никто не вправе прикасаться к вещи вора. Можно что-то взять, если вор сам тебе дает из рук.

Соха сидел и не двигался.

Овчаров выждал некоторое время, потом резко наклонился вперед, вытянул из пачки сигарету и протянул зэку. Тот сразу взял ее и, получив разрешение прикурить, вспомнил, что спички у него забрали вместе с курткой. Не прикурить он не мог – ему сказали прикурить.

– Спичек нет? – удивился Пастор. – Корень!

Сидящий неподалеку зэк тут же бросил в сторону Сохи спичечный коробок. Тот на лету поймал его, полностью раздвинул, проверил содержимое коробка, убедился, что ничего, кроме спичек, в нем нет, закурил и бросил коробок хозяину.

Для любого нормального человека, не сведущего в порядках и правилах поведения заключенного в зоне, стал бы удивителен тот факт, что тот, кому дали спички, сначала проверил содержимое коробка, а потом уже прикурил. Для тех же, кто живет тюремной жизнью, эта манипуляция Сохи могла вызвать только уважение. Так на зоне могут просто ни за что человека превратить в отребье. Если бы сейчас Соха, как и всякий обычный курильщик, вытянул спичку, не заглядывая в коробок, то Корень, подавший ему спички и получивший их обратно, тут же предъявил бы Сохе пропажу ста рублей, что лежали у него в коробке. И уже ничто не спасло бы Соху. Все, кто сидел в этот момент рядом, заявили бы, что не обращали внимания, что именно Соха вытаскивал из коробка. Его простым действием загнали бы в долг, а когда подошел бы срок расплаты и он не смог его вернуть, его тут же объявили бы «фуфлыжником». С этого момента с Сохой каждый, кто находился в зоне, имел право делать все, что сочтет нужным. С этого момента он стал бы изгоем. Зоновские правила просты, но жестоки. И не стоит попадать в зону человеку, который с ними незнаком. С ним может произойти все, что угодно...

С той поры прошло пять лет. Соха, освободившийся через три месяца после Пастора, разыскал его в Тернове, и вот уже целых пять лет Соха находился при Овчарове, будучи его верным помощником. За весь этот срок он ни разу не подвел своего босса и понимал, что случай на даче вряд ли отвратит Пастора от него. Совершенно очевидно, что Соха не имеет никакого отношения к отбору милицией воровского общака. Его вина лишь в том, что в тот день он находился у Сома.

Пастор также понимал, что если бы даже Сохи там не было, то вряд ли это могло остановить РУБОП. Дачу смотрящего вывернули наизнанку не по причине недавнего нахождения там Сохи, а по четкой информации со стороны.

– Кто же эта сука?

– Что, Пастор? – спросил Соха, укладывая радиотелефон в гнездо базы. – Что ты сказал?

– Ничего. А теперь выкладывай, что ты там после полбутылки водяры у себя в голове намутил. Соха, ты сейчас с моего согласия дал отбой братве. Если ты будешь молоть шнягу, то я тебя самолично прибью гвоздями-двухсотками к дверям банка. Сейчас восьмой час. Деньги в банк привезут в девять. Пока кассир, который там останется после закрытия, пересчитает их, примет, будет десять. Часа ему хватит, чтобы переслюнявить на счетной машинке восемьдесят пачек. А потом нужно действовать. Рассказывай...

Устало Пастор откинулся в кресле, сцепил пальцы рук и пронзительным взглядом уставился на Соху. Тот хорошо помнил этот взгляд еще с зоны в Горном. За пять лет этот взгляд не изменился.

– Пастор, ты сказал, что банк заканчивает работу в пять. Так?