Сергей Донской - Конь в пальто

– Готово, – доложил он. – Располагайтесь.

– Сколько мы поднимались? – спросил майор, осторожно укладываясь за низеньким парапетом.

– Две с половиной минуты. Спустимся за полторы. Успеем.

В руках Толика уже клацали составные части разборной винтовки. Увлеченный своим занятием, он походил на мальчишку, дорвавшегося до детского конструктора. Были когда-то такие. В докомпьютерную эпоху.

– Должны успеть, – согласился майор, оценивая расстояние до стоянки для отдыха.

– Они ж торопиться не станут, – весело сказал Толик, загоняя длинные тонкие патроны в магазин винтовки. – Повидал я этих бандюков в деле. Как только папашка сковырнется, брякнутся на пузо и будут молиться, чтобы их самих пронесло. А потом дристанут в разные стороны со скоростью поноса.

– Хватит болтать, – остановил его майор. – Лучше сам ложись на пузо. Пристреляться нужно.

– Раз плюнуть!

Действительно, цвиркнув слюной, Толик играючи свалил из своей оптической цацки с глушителем случайную ворону из стаи, облюбовавшей площадку. На подготовку ушло пять секунд. Майор целился в два раза дольше, но тоже попал с первого раза. Товарки убитых птиц встревоженно гомонили, однако не улетали, не понимая, где притаилась опасность.

– Порядок, да?

– По воронам пулять все мастаки, Толик.

– А мне что ворона, что бандюк – одинаково. Как говорится, однодуйственно. Ни те, ни другие мне не снятся, чтоб вы знали.

– Приснятся еще, – невесело усмехнулся майор. – Ладно, не отвлекайся. За дорогой следи.

Площадка была видна отсюда, как на ладони. Ею уже давно перестали пользоваться – слишком глухое место, слишком смутное время, чтобы торчать здесь без особой нужды. Шоссе, тянувшееся мимо площадки, в два ряда окаймляла лесополоса. Редкие машины проносились мимо, не соблазняясь призывным изгибом елочки на знаке. Нет уж, спасибо, мы в другом месте передохнем!

– Вот они, – тихо выдохнул Толик, словно кто-то посторонний мог услышать его с такого расстояния.

Со стороны города приближались три черных микроавтобуса, сияющих в лучах заходящего солнца. Шум их моторов не доносился до наблюдателей. Первый притормозил за двести метров до площадки, второй остановился прямо на ней, третий протянул дальше. Из каждого фургона высадился разношерстный вооруженный десант. Парни быстро пересекали открытое пространство и скрывались в посадке. Десять человек по одну сторону дороги, десять – по другую. Затем черные фургоны стремительно скрылись из виду, а на площадку подкатили две иномарки, из которых выбрались еще восемь человек. Эти уже не прятались – разбрелись по пятачку и топтались на месте, ведя неслышные переговоры по трубкам раций.

– Ни хрена себе? – заволновался Толик. – Это с кем же Хан встречается? До стрелки еще целый час, а он столько пацанов пригнал… Неужели боится? Кого? Итальянца, что ли?

– Умолкни! – сердито сказал майор. – Я в твоих предположениях не нуждаюсь.

– Так я ж сам с собой!

– Сам с собой, знаешь, чем будешь заниматься?

Толик подумал-подумал и решил для порядка обидеться. Покосившись на его кислую мину, майор невольно усмехнулся:

– Не сопи, не сопи. Всех бандитов пораспугаешь. Что тогда делать будем? За терками ворон с галками наблюдать?

– Ах-ха-ха…

Слушая вполуха веселое похрюкивание Толика, майор забрал у него винтовку, приложился к окуляру и принялся разглядывать увеличенные лица собравшихся на площадке. Все они заметно нервничали, скрывая мандраж неслышными шуточками и репликами. Интересно было бы полюбоваться выражением их лиц, если бы они знали, что сквозь прицельную разметку наблюдает за ними светло-серый зрачок, холодный, как морозное небо.

Бросив взгляд на часы, майор удостоверился, что до назначенного свидания осталось ровно девятнадцать минут. Никаких задержек не предвиделось. Опоздание на стрелку означает заочное поражение, как на спортивных соревнованиях. Поэтому прибывают первыми всегда те, кто чувствует слабину.

Так и вышло. Очень скоро на импровизированной сцене обрисовался невзрачный «Опелек». Выглядел он точно таким же сиротливым и неприкаянным, как графическая елочка, возле которой притормозил. Сквозь снайперский окуляр можно было запросто рассмотреть его номер, и майор отрывисто продиктовал Толику цифры с буквами: вдруг пригодится?

Замызганная весенней слякотью дверца отворилась. Во вздрогнувшем от неожиданности окуляре появилась и распрямилась одинокая мужская фигурка в черном плаще. Подняв воротник, сунув руки в карманы, человек смотрел поверх голов собравшихся на площадке в сторону города.

– Е-е мое… – прошептал майор.

– Что? Что такое? Дайте поглядеть!

Майор проигнорировал Толика. Приник к окуляру, словно собирался вдавить его в глазницу. Перед ним был Ленкин непутевый муж, гордый, мрачный и… совершенно беззащитный среди окружившей его стаи. Потом в оптическом прицеле стали урывками возникать другие картинки: лужа с плавающим окурком, сплетение веток, даже клочок неба. Это заплясала, заходила ходуном винтовка в руках майора. На ее укрощение ушло несколько секунд. Собравшись, майор еще раз прицелился взглядом в зятя, а потом плавно повел винтовкой вдоль площадки. Ханские бойцы стояли на местах, недобро поглядывая на пришельца. Один из них что-то быстро говорил в трубку радиотелефона. Видать, докладывал обстановку. Настолько хреновую для зятя, что майор закричал: «Беги отсюда, придурок! Сваливай!» Мысленно, конечно закричал. Не имел он права подавать голос. Да и смысла в этом не было. Слишком далеко. И слишком поздно…

– Винтовочку дайте, – заволновался Толик. – Время. Сейчас Хан будет здесь.

– Ждать! – огрызнулся майор приказным тоном. – Молчать и ждать!

В оптическом кружке вновь всплыл Жека. Его лицо выглядело осунувшимся, небритым, но совершенно спокойным, даже вроде как безмятежным. Ветерок ерошил его длинноватые волосы, сбрасывая тонкие пряди на глаза, но Жека на это никак не реагировал. Руки из карманов не вынимал, с места не сходил. Продолжал неотрывно смотреть вдаль.

«А хорошо держится, сукин сын», – невольно подумал майор.

Темно-синий «Мерседес», сопровождаемый джипом, появился совсем не с той стороны, откуда его ждали майор и его зять. Это следовало предвидеть. Хан, как-никак! Стреляный коршун, которого на мякине не проведешь!

Дверца «Мерседеса» распахнулась, заставив Жеку оглянуться. Похоже, его окликнули и подозвали поближе, на что он отрицательно покачал головой и остался торчать на месте. Майору почудилось, что до него донесся презрительный гогот ханского воинства: «Гля, придурок! Он еще и выкобенивается? Строит из себя кр-кр-крутого!»

Кр…Кр…Кр…

Нет, это был не смех – орало воронье, вспугнутое толпой вооруженных людей. Человеческих голосов с такого расстояния слышно не было.

Хан вышел не из своего бронированного «Мерседеса», а из джипа, в очередной раз демонстрируя коварную предусмотрительность. Нарочито зевнул, потянулся с хищной грацией и вдруг стремительно направился к поджидавшей его фигурке. Следом, выдерживая нужную дистанцию, потянулись телохранители с изготовленными к стрельбе карабинами и помповиками.

На мгновение майор оторвался от прицела и окинул место событий невооруженным глазом, выискивая чудо, которое могло бы спасти мужа его дочери, отца его внучки. Но чуда не наблюдалось. При виде вооруженного народа машины не притормаживали обеспокоенно, а испуганно наращивали скорость и спешили прочь.

«Сссссссс… Ссссссс» – шипели по мокрому шоссе проносящиеся мимо автомобильные колеса, а майору чудилось: «Смерть… Смерть»…

– Товарищ майор, – почти плаксиво заныл несчастный Толик, возвращая командира к действительности. – Что же вы делаете! Стрелять надо! Он удобно стоит, правое плечо подставил… Товарищ майор…

– Сказано ждать!

Чего ждать? Майор и сам не знал. Но иного выхода из создавшейся ситуации попросту не было. Как только пуля свалит раненого Хана, Жеку сразу изрешетят кинжальным огнем охранники. Намеченный выстрел означал для зятя смертный приговор. Только отсрочка давала ему малюсенький шанс. А вдруг поговорят и разойдутся с миром? А вдруг?

Майор не убрал палец с курка, не позволил ему расслабиться. Подвигал правым плечом, поудобнее приноравливаясь к прикладу. И сказал Толику, не отрываясь от окуляра прицела:

– Не ерзай, не канючь под руку. Я за все отвечаю. Стрелять или нет, решу сам, по ходу пьесы.

Жека не стал здороваться с невысоким худощавым человеком, остановившимся в пяти шагах и сверлившим его угрюмым взором желтоватых глаз. Выпуклые, оттененные синевой усталости, они казались огромными и необычайно притягательными.

Оба напружинившиеся, оба ощетинившиеся небритыми подбородками, стояли Жека и Хан напротив, а вся окружающая массовка на время перестала существовать для них. Они пожирали друг друга глазами, оценивая и сравнивая с образами, созданными воображением.