Елена Гладышева - Ловушка для ангела

Станислав Кузьмич тоже перешёл на крик, пытаясь выяснить у дочери: где она нашла такого видного и столь ценного жениха? Но так ничего и не добился, потому, что дочь никого кроме себя не слышала.

Где — то под утро заявилась Яна, окутанная запахом французских духов и стойкого винного перегара.

— Папуля, мамуля, что это вы так рано поднялись? — наткнулась она на родителей.

— Мы ещё не ложились! — неприязненно оглядел Станислав Кузьмич ещё одно своё, в стельку пьяное чадо.

— Да, ладно, — икнула Яна.

— Куда, ты, так напиваешься? — начал раздражаться Лаврищев на вторую дочь. Сегодня очевидно был тот день, когда отцу следовало бы применить ремень. — Всё равно всё не выпьешь!

— Да, ты, как всегда прав! — с умным видом кивнула Яна. — Но надо к этому стремиться!

— Спасибо, что сообщила о своих творческих планах! А то я тебе хотел ещё денег подбросить! — Станислав Кузьмич уже был вне себя от злости.

— Папулечка, — пьяно повисла на шее отца Яна. — Очень вредно для организма сдерживать порывы, идущие от сердца! Дай сюда? — сунула она отцу под нос протянутую как на паперти руку с ужасно острым и длинным маникюром «стилет».

— И в кого ты у нас такая? Разве мы с матерью тебя этому учили? — не переставал удивляться Лаврищев, тому, кого он произвёл на свет. — И, вообще, научись прикрывать свои эти, выпуклости, а то нарвёшься на какого — нибудь маньяка и твои накладные когти тебе не помогут!

Станислав Кузьмич с трудом отлепил от себя пьяную дочь.

— Папуля, не бухти, ты ведь сам говорил, что только слишком довольные собой люди хотят, что бы все вокруг были похожи на них.

— Что я тебе когда — то говорил, ты вспомнила всё! А то, что у твоей сестры вчера был день рождения — вспоминаешь?

— Да, помню, — согласно кивнула Яна и уронила на пол, расстегнувшуюся серёжку. Она попыталась её поднять, но не смогла, а только растеряла по полу все свои мысли. Но с трудом вернувшись в исходное положение, она всё же попала в тему: — Я извиняюсь, что я в кафе опоздала, но сестрёнку я поздравила ещё утром.

— Как трогательно, — протянул Станислав Кузьмич. — Зря опоздала, а то познакомилась бы с её женихом!

— И — у! А мне не надо с ним знакомиться, я его и так знаю. Это Олег — сынок твоего зама по тылу! Они с Алинкой уже месяца два встречаются.

— И ты молчала? Из какого только места у тебя голова растёт? — взбесился Лаврищев. — Жаль, что не все сплетни в этом доме доходят до моих ушей!

— Папуля, не кричи, в голове гудит! — игнорировала Яна, явно к ней относящееся.

— Я кричу? Да у меня слов нет! — у Станислава Кузьмича от злости глаза лезли на лоб. — Да он же инвалид безногий! На протезах!

— Ну и что? — продолжала злить отца Яна. — Это так прикольно и даже несколько экзотично — на половину терминатор!

— Так вот откуда ветер дует! — вмешалась в разговор, до сих пор молча курившая Людмила Григорьевна. — А твой Серый кардинал всё очень умно рассчитал.

— Глупо заниматься пустяками! — раздражённо кричал Лаврищев. — Сначала надо покончить с самим злом, а уже потом разбираться с его последствиями!

— О, боже! Где — ты, Святая Инквизиция! — вспомнила Людмила Григорьевна о боге, вопия к небу.

Она почувствовала, что к ней подбирается чёрный страх.

— В Ватикане! — кричал Станислав Кузьмич, бесцельно мечась из угла в угол, как загнанный зверь.

— Ах, он гад! Да я его пристрелю! — дикий крик Лаврищева был полон боли и ненависти. Он не привык так неуклюже отступать!

— Папуля, ты, что действительно умеешь сердиться? Тебе не слишком идёт этот стиль общения, — тормозила обкуренная Яна.

— Папа, мама, очнитесь! — выскочила из своей комнаты Алина. — Вы же всегда старались воспитать меня, как личность! А теперь, когда я хочу принять самостоятельное решение, вы все против!

— Она, что спятила? — гневно глянул на жену Лаврищев.

— Возможно, — отозвалась Людмила Григорьевна.

Она быстро развернулась к Алине всем корпусом. Нервное напряжение окружающего пространства накалилось добела.

— Твоё решение не столь самостоятельное, сколь безумное! — Людмила Григорьевна посмотрела на дочь долгим взглядом слегка прищуренных глаз, словно пытаясь подтвердить свой диагноз.

Алина поняла намерения матери. Теперь она чувствовала себя менее уверенно.

— Да вы любили когда — нибудь? Что же вы всё сводите к деньгам? Меня уже тошнит от вашей меркантильности!

— Послушай, дочка, — чётко выговаривая каждое слово, наставляла Алину мать. — Женское сердце быстро тает от любви и становится непозволительно доверчивым. А всякое жульё профессионально коварно этим пользуется в своих корыстных целях! Да и любовь, заметь, как правило, приходит и уходит, а кушать хочется всегда.

— Ну, ты — то, хоть что — нибудь скажи! — взмолилась Алина, обращаясь за помощью к сестре.

— Любовь, Алиночка, это что — то вроде приведения, про которое все слышали, но никто его никогда не видел! — завела глаза к потолку Яна. — А хороший муж — это не только шуба из ценного меха, но и три, четыре килограмма конвертируемой зелени, или «евро»! А не кошелёк для мелочи. Я сама стараюсь жить принципами…

— Да знаю я твои принципы! — перебила сестру Алина со скрытой усмешкой. — Скажи, кто твой друг и я решу с кем из вас мне сегодня переспать!

— Обижаешь, или завидуешь? — надулась Яна и, сбросив туфли, сильно усталой походкой поднялась в свою комнату.

От бурного общения с родственниками внутри её осталась какая — то чернота и ей даже захотелось заплакать. Возможно, это были и не слёзы, а перепитое вино.

— Папа, прости, что я тебя ударила! Я очень об этом сожалею. Я тебя очень люблю! Тебя и маму. Но вы совсем не хотите считаться со мной! — пыталась переломить ситуацию Алина.

Но родители дошли до точки кипения и её уже никто не слышал.

Было тепло и тихо. Лариса стояла в незнакомой комнате перед незримой перегородкой не в силах её преодолеть.

— Как же так получилось? — строго спросил её с другой половины комнаты один из седовласых старцев с длинной бородой.

Старцев было двое и на них были длинные белые одежды, или Лариса так их воспринимала.

— Но со мной же был один из ваших, — старалась оправдаться Лариса.

Мысли её были тяжёлыми и вязкими, как в болезненном бреду. Она осознавала лишь то, что ей необходимо попасть на другую половину. Но там ещё что — то было не готово. Старцы переговорили меж собой безмолвной речью и повернулись к Ларисе.

В этот момент комнату, где находилась Лариса, тряхнуло. Вначале несильно. Потом толчки повторились и стены рассыпались на невидимые осколки.

Лариса перешагнула невидимую грань, ступила на другую часть призрачной комнаты и больше ничего не воспринимала.

Спешно одевшись, Станислав Кузьмич вдруг резко затормозил возле двери. А ведь он даже не знает, где Пейков живёт! Что это с ним? Излишнее доверие, или его уже давно нагло водят за нос?

Да, он явно недооценил Пейкова!

Лаврищев сам себя уже плохо понимал. Инстинкт предупреждал его о возможной опасности, но ярость гнала вперёд. Тупое воспаление в мозгу слегка рассеялось, когда он увидел «Lexus» Пейкова, припаркованный возле офиса фирмы.

— Ах, ты уже тут! — злорадно обрадовался Станислав Кузьмич и благодарным оскалом улыбнулся судьбе.

Пейков курил в кабинете, сосредоточенно глядя на пепельницу. Вдруг его лицо сильно изменилось. Он резко обернулся к двери.

Через минуту она распахнулась и в кабинет влетел разгневанный Лаврищев с выпученными от бешенства глазами. Его лицо перекосила злость. Он смотрел на своего зама с нескрываемым отвращением.

— Что сволочь, радуешься? Думаешь, пристроил своего сынка? И себе безбедную старость обеспечил, родственничек? — процедил сквозь зубы Станислав Кузьмич, схватив за лацканы пиджака своего вчерашнего приятеля, а теперь уже злейшего врага.

От такого неслыханного коварства Лаврищев совершенно обезумел! Он дошёл до точки кипения!

— Остынь! Олег мне не сын! — Пейков с лёгкостью отбросил от себя Лаврищева.

Станислав Кузьмич впервые почувствовал в невысоком и немолодом Пейкове не дюжую силу, но это не охладило его гнев. Его трясло!

— Олег не мой сын, — повторил Артём Андреевич, повернувшись лицом к окну и спиной к Станиславу Кузьмичу, словно провоцируя того на нападение сзади. — Он сын майора Черкасова, того самого, который застрелился из — за тебя! Помнишь, надеюсь? Я давно испытывал искушение рассказать тебе правду!

Артём повернулся к Лаврищеву и, глядя ему в глаза, говорил чётким, тихим голосом, а Станиславу Кузьмичу казалось, что в его мозг вбивают раскалённые гвозди.

— Всё помню, как сейчас. Ведь прошло всего каких — то десять лет! — продолжал Пейков. — Я был на задании в вашем городе. Тогда я странным образом подставился и с ножевым ранением попал в хирургию. Палаты были переполнены. Некоторые больные лежали прямо в коридоре. Из лекарств — только бинты и марганцовка и клизма. Врачи лечили в основном подстреленных братков. У остальных тяжёлых пациентов шансов выжить не было, потому, что у них просто не было денег.