Альберт Байкалов - Зловещий детдом

– Я же не знаю еще, как ты меня бить будешь, – ошарашил Плевок неожиданно включившимся интеллектом. – Вдруг калекой на всю жизнь сделаешь?

– А ты даже на это согласен ради дозы? – опешил Колган.

– Знаешь, иногда думаю, зачем такая жизнь? – с тоской в голосе признался Плевок. – Давай заедем на точку?

– Чего, совсем плохо? – с сочувствием спросил Колган.

– Мочи нет, – кивнул наркоман. – А потом и поговорим.

– Не подведешь? – на всякий случай спросил Колган.

– Ты же мент, – усмехнулся Плевок. – Сам знаешь, наркоману верить нельзя…

– Вот за это я тебя уважаю, – стал рассыпаться в похвалах Колган. – Ты чувство юмора не потерял. А то, что не соскочишь, я уверен, иначе бы я к тебе не обратился. Да и подыграть ты как следует сможешь. Артист…

– Так едем или нет? – с надрывом спросил Плевок.

– Успеешь, – Колган сунул руку за спинку его сиденья и достал папку. Неторопливо вынул из нее два стандартных листа бумаги и положил сверху, чтобы было удобнее писать.

– А это еще зачем? – нахмурил единственной морщиной лоб Плевок.

– Сейчас ты напишешь две заявы на имя участкового уполномоченного… Фамилию хоть помнишь?

– Чью?

– Участкового! – не выдержал и повысил голос Колган.

– Т… – Плевок закатил глаза: – Трофимов!

– Не совсем мозги атрофировались, – не удержался Колган. – Держи!

– Зачем? – включил дурака Плевок.

– Я же сказал, заявление напишешь…

– Не, – протянул, отстраняясь от него, наркоман. – Я писать ничего не буду.

– Я тебе денег дам, – напомнил Колган.

– Все равно, – Плевок поежился.

– Эти заявления будут у тебя в кармане, – заверил его Колган. – В твоих же интересах их написать.

– Тогда совсем ничего не понимаю, – Плевок уставился ему в глаза.

– Отстал ты от жизни, – разочарованно вздохнул Колган. – А вдруг тебя там полиция повяжет?

– И что?

– И то, – он ткнул его папкой в грудь: – Пиши!

Плевок недоверчиво посмотрел на Колгана, потом взял папку:

– Диктуй…

Матвей еще раз постучал носком ботинка в калитку. Снова тявкнула откуда-то из-за дома Жулька и тут же затихла. Собачонка привыкла к соседу и не хотела почем зря шум поднимать.

– Может, умерла? – Матвей приподнялся на цыпочки и заглянул во двор.

Дорожка до самого крыльца была прометена, ставни открыты, а над трубой колыхался разогретый воздух.

– Дурак! – обозлилась Марта, ухватилась за кромку забора и забралась на скамейку:

– Ольга Ивановна!

– Да здесь я! – раздался сзади голос. – Чего раскричались?

Матвей обернулся. Женщина стояла в паре шагов от него с двумя сумками в руках.

– Ой, здравствуйте! – Марта взяла руку Матвея и спрыгнула на землю. – А мы думали, что-то случилось.

– Я тоже, – настороженно глядя на гостей, сказала она. – На всю улицу шумите…

– У вас калитка изнутри закрыта, – удрученный тем, что не заметил, как подошла женщина, сказал Матвей. – Разве дома кто-то есть?

– Да ты руку через верх сунь! – улыбнулась она. – Там задвижка…

Матвей нащупал деревянную ручку и сдвинул в сторону. Калитка открылась.

Женщина прошла во двор. Переглянувшись, они прошли следом.

– У нас к вам просьба, – семеня следом, заговорила Марта.

– Домой войдем, а там и поговорим? – предложила женщина.

– Давайте я помогу, – спохватился Матвей и взял у нее сумки. Женщина достала ключи, отперла замок.

В наполненном живым теплом деревенской печки доме было уютно. Терпкий запах чая, дерева и герани отчего-то показался Матвею родным.

Женщина забрала у него сумки, поставила на стол и стала раздеваться. Бывшая бухгалтер колхоза жила скромно в одном из немногих деревянных домов, воспоминанием оставшихся в поселке от когда-то большой деревни. Матвею уже приходилось с ней общаться. Когда он строил дом, она готовила его работникам обеды. Однако, как они переехали с Мартой сюда, ни разу не зашла в гости. Женщина с опаской относилась к живущим за высокими заборами людям. К тому же, по слухам, затаила она на новых жителей поселка обиду. Будто бы когда по соседству с ней строил дом один из решивших перебраться поближе к природе коммерсантов, оттяпал у нее треть огорода. Теперь все они были для нее на одно лицо и подходили под один термин – бандюги.

– Раздевайтесь, чего стоите? – предложила женщина.

– Да мы на минутку, – заволновалась Марта. – Ольга Ивановна, нам отъехать надо.

– Так езжайте, – удивилась она. – Я здесь при чем?

– Вы за собакой не присмотрите?

– Не присмотрю, – ошарашила женщина.

– Чего так? – оторопела Марта.

Слишком странно звучал такой ответ из уст с виду добродушной тетушки.

– Мало ли что приключиться может? – женщина уставилась на них как на несмышленых школьников. – У вас там ведь добра сколько. А если своруют? Нет, – покачала она головой. – Мне не тяжело. Даже в радость, если кто из деревенских попросит. У нас что брать-то? К нам и не придет никто. От пенсии до пенсии перебиваемся.

– Я вам обещаю, если даже что и случится, к вам никаких претензий иметь не буду, – попытался зайти с другой стороны Матвей. – Жалко щенка…

– Вон, просите депутата, – она показала на выходившее во двор окно. – Он у меня оттяпал половину огорода, а потом еще умудрился в суде доказать, что это я на его территорию залезла…

Матвей не терял надежды. Он почему-то был уверен, женщина просто вредничает. Сейчас расскажет все свои обиды и соблаговолит. В деревне всегда так.

– Тогда придется с собой брать, – расстроенным голосом сказала Марта и развернулась к выходу: – Вы уж извините…

– Постой, – нахмурилась бабка. – Сколько вашей собаке?

– Двух месяцев нет.

– Щенок? – кивнула она. – Я думала, большая!

Матвей повеселел. Он прекрасно знал, что бабка не раз видела Пирата. Просто теперь нужно было дипломатично отступить. Годы одиночества сделали свое дело, люди стали искать развлечение даже вот в такой просьбе. Он был уверен, уйдут они, она еще долго будет разговаривать с собой вслух, пока не надоест. Ничего не поделаешь, потребность в живом общении – главное отличие человека от животных. Когда-то Ольга Ивановна работала в коллективе, приходила домой, окуналась в семейные заботы. С соседями обсуждала последние деревенские новости, ругалась, отмечала праздники. Постепенно деревня исчезла. Вернее, на картах-то она осталась, к тому же и выглядеть в разы стала лучше. Только вот люди, которые раньше в ней жили, поумирали и поразъехались. На смену им приехали дети, перемолотые городом, скупили земли богатеи. Вся эта публика, наведывающаяся в эти края лишь на выходные, огородилась глухими заборами от остатков села, по сути, построив их в собственных душах. Теперь, сама того не ведая, эта женщина противилась в одиночку засилью этого бездушья и ханжества, защищая последние рубежи самобытной русской деревни…

Было уже темно, когда Колган въехал на стоянку.

Труха томно вздохнула:

– Что-то мы сегодня припозднились.

– Тебе не понравилось? – он сделал вид, будто расстроился.

– Ты имеешь в виду ресторан? – зачем-то спросила она и кивнула: – Почему же, хорошая кухня, замечательное обслуживание…

Колган вынул ключи из замка зажигания и толкнул дверцу. Щурясь от летевшего в лицо снега, он невольно посмотрел через дорогу. Проезд под домом, где их должен был поджидать Плевок, казался черным пятном.

«Интересно, пришел или нет?» – подумал Колган, обходя машину, чтобы помочь выйти Трухе.

Он не хотел в эту морозную ночь кого-то убивать, а потом еще и прятать труп. Однако нежелание идти к Трухе было сильнее. Нет, он ничего не имел против секса с ней. Несмотря на возраст, чиновница была еще хороша собой, очень старательна в постели. Просто вдруг у него появилось угрызение совести. И вообще, Колган стал ловить себя на мысли, что с возрастом он становится все более сентиментальным. Отправив на тот свет человека, он вдруг на следующий день ощущал потребность сделать что-то хорошее. Иногда отправлялся в церковь, щедро подавая милостыню стоящим на паперти старушкам, мог просто так подвезти замерзающую у обочины женщину…

Если в самом начале Труха вызывала у него неприязнь, то сейчас он вдруг стал испытывать к ней жалость. Колган успокаивал себя тем, что просто достиг совершенства и научился входить в роль. По-своему он сочувствовал этой женщине, которая одна вырастила дочь и добилась таких высот. К его удивлению, чиновница не страдала заносчивостью, а дома ничем не отличалась от миллиона российских женщин. Да, Труха брала деньги, подтасовывала документы, лоббировала интересы Васильевой. Но кто сейчас не нарушает закон? Вся система создана таким образом, что если ты не будешь брать, она тебя перемелет и выбросит. В какой-то мере сейчас Труха стала заложницей именно этого феномена. Она решила выйти из игры и тут же оказалась затянута исправно работающим и не терпящим сбоев механизмом. До того как ее закрутит и начнет растирать и рвать шестернями, остались считаные минуты. Конечно, если Плевок не подведет. Наркоман мог уже потеряться в пространстве, времени, а мог просто окочуриться.