Владимир Колычев - Все мы грешные

– Побазарим, падла!

Антон резко выбросил кулак, ударил обидчика в нос, смял хрящ. Затем ухватил его за волосы, подтянул к себе и приставил к шее рукоять ножа. Послышался щелчок. Это выскочило из «лисички» остро отточенное лезвие.

– Мля, уроды! – обращаясь к остальным, сплюнул он. – Отваливайте отсюда. Или вашему корешку бздец.

«Джинсовые» явно не ожидали такого поворота событий. Переглянулись и стали пятиться назад. Их шаг становился все шире. Наконец они не выдержали, побежали.

«Летите, соколы, летите...»

«Джинсовых» остановил шедший им навстречу Александр Макарович. Он был в форме, и это успокоило их.

– Что случилось? – глядя куда-то за их спины, спросил он.

– Ваньку убить хотят!

– Кто?

– Да бандюга там какой-то. У него нож!

Когда непрошеный гость ушел, Костоглодова заколотила дрожь. Чутье подсказало ему, что этот урка – друг Насти.

Нашла, сука, с кем связаться. Потаскуха хренова!

И этот Хмурый – так, кажется, его кличут – будет разыскивать девчонку. Вдруг найдет? Докопается до истины?.. Нет, допустить этого нельзя.

Надо избавиться от проходимца.

Сам не зная почему, он оделся, вышел из дому, как будто медом ему намазали по следу этого блатаря.

Во дворе он Хмурого не увидел. Зато заметил спины скрывшихся за гаражами парней. Двинулся за ними.

Чутье не подвело его. Кто ищет, тот всегда найдет!

Урка в ярости избивал несчастного. Ножа в руке у него уже не было.

Отлично!.. Теперь Александр Макарович знал, как ему избавиться от приятеля своей дочурки.

– Стой! – Он ускорил шаг.

Антон отпустил свою жертву и поднял глаза на Костоглодова.

«Черт, легаша тут как раз и не хватало!»

– Отдай нож! – на ходу потребовал мент.

Антон огляделся по сторонам. Пути к отступлению нет. С трех сторон гаражи, стоят вплотную один к одному. С четвертой проходу не дает «мусор»... Эх, блин, не зря же ментов так называют...

Он достал из кармана «перо», обтер рукоять о рубаху, размахнулся и забросил его как можно дальше за гаражи.

Пусть полазят, поищут!

– Я готов. – Он ядовито усмехнулся и протянул Костоглодову сомкнутые руки.

Как будто у того при себе наручники.

Нож он выбросил. Но допускал, что его пусть не сразу, но найдут. И факт избиения налицо. Вон, сидит на земле этот козляра, морщится от боли. Нос ему, кажется, разбил, а это уже увечье. Да еще угроза ножом... Это тоже кое-что значит. Свидетелей куча. Похоже, будет нелегко отвертеться от этого дела... Скорее всего намотают срок.

Но это мы еще посмотрим!..

Да, Антон не ошибся, в райотделе ему тут же стали шить дело. Под расписку не отпустили, бросили в камеру. Через пару дней отправили «париться» в следственный изолятор, в Катайск.

Камера, куда его определили, рассчитана человек на пять, не больше. Но сидели в ней восемь. Теснота, духота, назойливые мухи, вонь от параши... Но бывает и хуже.

Антон назвался, все как положено. И только после этого направился к свободному месту на нарах.

– Ну вот, будут тут всякие мешать, – недовольно буркнул его сосед, неохотно отодвигаясь в сторону.

Антон промолчал. На него навалилось какое-то равнодушие ко всему происходящему с ним.

– Эй, браток, – поблескивая фиксами, обратился к нему верзила с колодой самодельных карт в руке, – давай перекинемся!

– Я пустой. – Ему не на что было играть.

– А на просто так!

– Моя «просто так» на кон не ставится.

«Просто так» – называют задницу, для дураков. Антон же не дурак и задницей своей рисковать не собирается.

– А ты че, в натуре, до хрена знаешь? – начал вдруг заводиться фиксатый.

Антон недобро прищурился и окатил его ледяным взглядом с головы до ног.

На плечах две наколки. Если верить знакам, уже не раз гостевал у «хозяина». И статьи серьезные. Крепкий, в руках чувствуется большая сила. И не придурок вроде бы... Так почему же выкобенивается?

Ведь видит: перед ним не фраер. И, главное, наехал ни с того ни с сего.

– Я вор, – сказал, как отрезал, Антон. – Две ходки. Так что к нарам не привыкать.

– Спускай штанишки и пузом на нары, если привык. Уж очень мне твоя «просто так» в кайф, – фиксатый все больше наглел.

Пургу несет, явно не зря. И его поддерживают пока что одним лишь молчанием. Сл о ва в защиту вора не скажут. Ждут, когда его опустят, «опетушат»... Нет, что-то тут не так. Наезд не случайный.

Наверняка Костоглод, хрен ему в ухо, подсуетился. К сукам подсунул... А ведь опустят, если он правильно догадался.

Один раз не педераст – «петухом» он, может, и не станет, но уважение потеряет навсегда.

– Не гони... – Голос Антона прозвучал на удивление мягко.

– Скидавай портки, киса!

– Эй, братки, может, кто заступится за честного вора? Может, кто отзовется... Но нет, все молчат. Всей кодлой продались, суки.

– Заткнись! – толкнул его в грудь верзила. Антон пошатнулся, но на ногах устоял.

«Долбаный Костоглод!»

– Все, уже молчу. – Антон покорно расстегнул верхнюю пуговицу на брюках.

Он стоял вполоборота к фиксатому.

Но «молнию» расстегивать не стал. Резким внезапным движением повернулся к верзиле грудью, сжатый до хруста в суставах кулак врезался ему в переносицу.

Враг дернулся, отступил на шаг. И тут же получил коленкой в пах. Согнутого в три погибели Антон схватил одной рукой за ворот рубахи, другой – за штанину. И с силой врезал головой о шершавую стену.

Тот рухнул без сознания.

– Продолжим?.. Суки!..

И понеслось...

Одного Антон вырубил точным ударом в солнечное сплетение, второму перебил кадык. Третий получил страшный удар в «самое не хочу».

На этом все и закончилось. Ударом в висок его самого отбросили в угол камеры. Перед глазами закружилась карусель, все куда-то поплыло. Он потерял сознание.

Но перед этим успел услышать, как лязгнул замок в железной двери.

Очнулся на нарах. Вокруг шум. Голова раскалывается на части. Но больше ничего не болит. Задницу вроде не тронули. Значит, ударили, повалили на пол, и все, оставили в покое. Не опустили.

Он приподнялся на локте и увидел фиксатого. Тот лежал на параше, весь мокрый. Как потом узнал Антон, на него помочился каждый из сокамерников.

– Очнулся, Хмурый... – услышал он голос откуда-то со стороны.

Повернул голову и увидел Глыбу, вора в законе. Было дело, сиживали они как-то за одним столом. Серьезный дядя, весь Катайск в кулаке держит.

– Глыба, так это ты вписался за меня? – Антон скупо улыбнулся.

– Я, а то кто же... Попкарь чегой-то напутал, вот и зачалил меня сюда. А тута смута, вора колотят. Да кто? Шныри вонючие! В хавло их всех... – Он злым взглядом обвел камеру. Воцарилась гробовая тишина. – Короче, впрягся я. Знает шушера, кто такой Глыба... У-у, суки! На кума пашут, но меня боятся... А их пидера главного я под струю пустил. Пусть остынет... Надо бы шершавого ему в туза. Ну да ладно, в другой раз... Нет, это ж надо, вора обижать. Сучье вымя!

– Я твой должник.

– Это само собой... Я вот говорю, попкарь с панталыку сбился, к сучарам кинул. А с тобой промашки нет. Кому-то из ментов ты на мозоль наступил. Есть такое?

– Есть...

– Ну ничего, ни одна тварь тебя здесь не тронет. Даже если меня отселят. А это будет скоро...

Как в воду глядел старый пахан. Точно, открылась дверь, и его увели.

Надзиратель будто бы что-то напутал. Может, и так. А скорее всего Глыба сам сюда напросился. Узнал, куда загнали его, Антона. Хмурый он хоть и молодой, но вор, из уважаемых. Ничем себя не запятнал. А таких Глыба в обиду не дает. И те перед ним в долгу не остаются...

Когда-нибудь и Антон окажет ему услугу.

Глыба теперь в другой камере. Но пока он в Катайске, неважно где – на воле или в сизо, – Антону бояться нечего. Вор в законе – это великая сила!

Через месяц был суд.

Злостное хулиганство, нанесение увечий, угроза оружием. Хорошо, хоть до его «подвигов» с квартирами и магазинами не докопались... Словом, загремел он на три года.

И повез его «столыпинский» в дальнюю дорогу, за синие холмы, за высокие горы. Но ничего, зона – еще не конец света. Звонок, он когда-нибудь да прозвенит.

На душе у Антона было неспокойно. Он уезжал из родных краев, а о Насте так ничего и не узнал. Он думал о ней с тревогой. Чувствовал, любить будет ее до гробовой доски.

1

Настя сидела в жестком узком кресле и смотрела в окно. Ее взгляд равнодушно скользил по водной глади Черного моря, раскинувшегося внизу, под серпантином горной автострады.

Длинный красно-синий автобус класса «турист» бодро вез ее из весны в лето, к берегам теплого моря. Ей бы радоваться, она же тосковала. Ведь там, куда обычно едут отдыхать и веселиться, она хотела скрыться, раствориться в толпе.

Она вспоминала, как выбежала из дома и быстрым шагом по затемненной улице двинулась на окраину города.