Анатолий Афанасьев - Зона номер три

все ведь примитивно — рис, приправы, парной барашек, — а сунешь катушек в пасть, почавкаешь, проглотишь — и словно на седьмом небе очутился — вкус восхитительный!

К четвергу Мустафа ожидал высокого гостя из Брюсселя, некоего мсье Дюбуа, коммерсанта и банкира. Четвертый год вел с ним дела и подозревал, что до того, как воплотиться в Дюбуа, тот тоже сменил немало имен, пока не приобрел нынешнее обличье ворочающего миллионами законопослушного дельца. Пусть его капиталы попахивали воровством, зато связи и возможности в Европе и в Новом Свете были очень надежны и, главное, зашкаливали на тот уровень, куда большинству нынешних российских финансистов пока не было хода. Мсье Дюбуа вращался в таких кругах и поддерживал отношения с такими фирмами, которые дорожили своей репутацией даже больше, чем прибылью, и поэтому с ними можно было заключать, не боясь разора, самые перспективные долгосрочные контракты, поддерживаемые всей мощью государственных и частных монополий. Подобное партнерство дорогого стоит, и Донат Сергеевич не жадничал. Раньше многих уразумел, что сколотить пиратский капитал, особенно в нынешней России, сумеет любой расторопный жулик, а вот ввести его на законных основаниях в кроветворную систему мирового товарооборота, пустить в рост, оделить долгой разумной жизнью, не зависящей от причуд отечественного рынка, по силам только избранным, тем, у кого голова на плечах, а не капустный кочан. Грабить хорошо лишь до тех пор, пока можно одним взглядом оценить награбленное, но стоит зазеваться, как ворованное состояние достигнет критической массы, и миллион за миллионом разом хлынут в те же щели, откуда появились. Сегодня ты богач, завтра изволь начинать с нуля.

Мсье Дюбуа первый раз за все четыре года выбрался в Россию, и Донат Сергеевич планировал устроить все так, чтобы поездка осталась для гостя вечным праздником, который не грех вспомнить и на смертном одре.

Венцом программы, разумеется, станет посещение Зоны, о чем он намекнул мсье Дюбуа, после чего тот и заспешил в гости. Зона начала функционировать с полгода назад, там уже отдохнуло несколько человек, в основном забугорные туристы, а слухи по миру летят быстрее телеграмм.

Для кого Зона, думал Большаков, а для кого сон наяву. Любимое детище честолюбивых фантазий. Воплощенный рай, возведенный вот этими мозолистыми руками. Там не все еще отлажено, не все проблемы разрешены, но все же положа руки на сердце, можно с уверенностью сказать: поразительный результат! Всего в ста километрах от столицы на голом месте возник сказочный мир, и тот, кто его замыслил и воплотил, мог без ложной скромности заявить: есть Бог на небесах, и есть подобие его на земле — ткнув себя при этом пальцем в грудь.

Да, он сделал это, и сделал один: многочисленные помощники — это простые технические исполнители, даже Васька Щуп, они ничто без его направляющей, чудодейственной воли. Не за горами тот день, когда он соберет в кучу самых влиятельных людей в этой стране, возьмет за руку Президента и отведет их в Зону.

— Смотрите, — скажет им. — Вот образец. Сравните, что сотворили вы, со всеми своими заокеанскими консультантами, с огромными средствами, с невосполнимой затратой ресурсов, и что получилось у меня одного.

Ему не надобно других наград, а только увидеть вытянувшиеся, растерянные, восторженные лица этих людей, многие из которых едва кивали при встрече, а некоторые до сих пор упорно, пытались загнать его в клетку, как уголовную нежить. Он знал всем им цену. Ничтожества, годные лишь на роли обслуги. Дурной случай поднял их наверх, но и властвуя они оставались такими же серыми крысенятами, клацающими вечно голодными челюстями, как и обитатели подземелья. Он покажет им, на какие деяния способен действительно свободный, гордый и бесстрашный человек.

Как всегда при воспоминании о Зоне, на его лице затеплилась мечтательная юная улыбка, и с нею он вошел в квартиру. Сонечка его не встретила, значит, готовила какой-то сюрприз, как и он для нее.

— Ау! — окликнул негромко. — Где прячется моя дурашка? Папочка принес подарки!

Дурашка сковырнулась откуда-то сверху, возможно, с вешалки, он толком не успел понять, как уже повисла на нем. Начала душить и царапаться, еле скинул на пол, хохочущую, издающую истошные вопли. На ней, естественно, ничего не было, кроме шарфика, болтающегося между сочными детскими грудяшками. К ее постоянной голизне он привык, ей всегда жарко. Ничего, попозже он ее маленько охолонит.

— Ты кто сегодня? — спросил Донат Сергеевич.

Сонечка оказалась кошкой, гуляющей сама по себе. Мяукнула с пола:

— Где подарки, старый прощелыга?!

Прекрасно знала, что ему не по душе любое обращение со словом «старый», не боялась испытывать судьбу. Сонечка ничего не боялась. Ее манило в пропасть.

— Будешь хамить, — предупредил, — ничего не получишь.

Но смилостивился, усадил на колени. Вместе тяпнули ликера, ее любимого, абрикосового. Донат Сергеевич достал из кармана сафьяновую коробочку с золотой побрякушкой — цепочка с медальоном-камеей. Знак Сатурна. Сонечка повертела гостинец так и сяк, поднесла к глазам, потом с улыбкой повесила цепочку ему на ухо.

— Не нравится?

— Папочка очень щедрый, но кошке надоело взаперти. Она хочет на волю.

— Ишь ты, — удивился Мустафа. — И что ты имеешь в виду под волей? Курский вокзал?

Девочка сладко зажмурилась, на припухших губах светлая капелька ликера. Теплый упругий комочек плоти, распаленный юной негой.

— Неужто папочка думает, что может запереть солнечный зайчик?

— Это ты — солнечный зайчик?

— Милый дедушка, поедем гулять. Пойдем в ресторан, куда хочешь. Не могу больше здесь. Душно мне.

Егозила все активнее, норовя тугими ягодицами пробудить в нем желание, и добилась своего, шалунишка.

— Хорошо, — вздохнул Мустафа, — поедем. Но сперва ступай в ванную, я тебя помою.

— Я и так чистая, папочка!

— Иди, не спорь, озорница.

Спорхнула с колен, умчалась в ванную. У Доната Сергеевича было намерение подсунуть ее мсье Дюбуа в качестве первого маленького сувенира, но теперь он окончательно передумал. Есть вещи, которыми не стоит делиться. Их даже нельзя продать. Все равно продешевишь.

Укутанная белоснежной пеной до плеч, Сонечка млела в ванне. В расширенных зеленоватых очах сумеречный блеск. Стараясь не замочить рукав рубашки, Донат Сергеевич осторожно потянул розовый, напрягшийся сосок. Девочка призывно застонала.

— Папочка, родной, залуди мне прямо здесь!

Дурь кинулась ему в голову.

— Встань, пожалуйста!

Расплескивая воду на пол, послушно выпрямилась. Прижала к мокрому животу его седую, лысую башку. Страстно бормотала:

— Старенький мой! Животинка моя! Ну возьми меня, возьми! Чего ждешь?!

Подсек под коленки, толкнул, Сонечка плюхнулась вниз, обрушилась, как тысяча наяд, затылком приложилась к ванне. Взгляд налился безумной отвагой.

— Ну старичок! Ну не будь же соплюшкой! Боже мой, подумал он, и это тамбовская курочка.

К чему катится мир? Тупо спросил:

— Родители-то небось переживают, где ты?

Взглянула с недоумением и вдруг захохотала как безумная, колотя ладошками по пене: едкие брызги полетели ему в лицо.

— Ну, дедка, уморил! Какие родители? Папка с мамкой, что ли?

— Что смешного я сказал?

Опомнилась от его скучного голоса, но враз не сумела остановиться.

— Как же не смешно, миленький, как же не смешно! Про родителей вспомнил! Который день красну девицу во все дырки тралишь, в лоскуты расквасил — и туда же. Что подумают родители. Правильно про вас пишут: реликты.

Надавил могучей ладонью на смеющийся рот, убрал под воду смазливое личико. Держал плотно, уверенно, да она вроде и не трепыхалась. Отпустил — не сразу вынырнула. Отплевалась, отдышалась — бедовые очи засияли азартом.

— Что, старый клоп, замочить решил? Гляди, с того света зацеплю.

Пора было кончать. Двумя руками ухватил за плечи, погрузил с головой. Стерег, давил бьющуюся, конвульсирующую тушку, чувствуя прилив немого сердечного восторга. Сколько раз помогал смерти управиться, и всегда накатывало вот это — почти счастье, почти покой, полное забвение мерзостей бытия. Счет времени пошел не на секунды, по закону вечности.

Когда вытянул из-под воды, прислонил к стенке ванны, она была мертва, но еще словно дышала.

Блаженно любовался, как произведением искусства. Да, она была слишком дерзкой, чтобы жить, но жалко ее до слез.

На ходу стягивая промокшую, прилипшую к телу рубашку, пошел в комнату. Оттуда позвонил в контору, чтобы прислали крытую перевозку. Диспетчер ни о чем не спрашивал, отвечал по-военному: «Так точно! Есть!» Кто-то из новеньких, а службу знает, молодец.

— Как тебя зовут, диспетчер?

— Георгий Кулик, ваше превосходительство!

Четкий, разумный ответ, надобно поощрить Кулика, отвечающего за все каналы городской связи.