Вячеслав Жуков - Паутина

Тарелку с макаронами Федор сразу отставил на край стола. Не хотелось вредить своему желудку. А чтобы расправиться с пупыристым крылом и вовсе требовались железные челюсти. Таких у Федора не оказалось. Поэтому крыло, растянувшись, словно губы официантки в ехидной улыбке над бессилием зубов Туманова, заняло свое почетное место поверх макарон, где до этого и лежало.

А вот с пивом девица не обманула. Оно оказалось действительно холодным, и Федор с наслаждением осушил сначала одну бутылку, посидел немного, ощущая в желудке приятное жжение, потом принялся за вторую. И почему-то почувствовал легкое головокружение. Взял выпитую бутылку, поднес к носу, пытаясь по запаху определить, не подмешали ли в пиво водку. Бутылки-то официантка принесла откупоренные.

Но с другой стороны, это слишком дорогое удовольствие, если каждому в пиво добавлять водку. Да и вряд ли долговязый бармен станет проделывать такое. Какой смысл? Но с другой стороны, после этого выпитого пива замутило голову.

Тут же он попытался припомнить, сколько стопок водки он опрокинул за рождение Шубина младшего. Но в голове уже творилось что-то невообразимое, словно там все смешалось в хаотичном движении.

Из-за стойки на Федора с улыбкой таращился долговязый бармен и при этом что-то говорил официантке.

Федор хотел ему погрозить пальцем, но рука, словно плеть, свисала вдоль туловища, и поднять ее не было сил. «Надо уходить отсюда», – решил он, чувствуя, что еще немного и тело сползет со стула на пол и тогда уже никакая сила не заставит его подняться.

Все вокруг перед глазами плавало, в том числе и он сам. Он чувствовал, будто тело переломилось в пояснице. Ноги дрожат, стоят на месте, а ослабевшее тело раскачивается то в одну, то в другую стороны.

– Вот это да, – заплетающимся языком пролепетал он, оперся обеими руками на угол стола и с трудом встал. Но устоять на ногах не смог.

Сначала его повело на пустой соседний столик, который он чуть не опрокинул. Потом на чету пожилых людей. И чтобы не упасть, он попытался отыскать опору для правой руки в тарелке с борщом, который уплетала жена старика. При этом остатки борща расплескались не только по скатерти на столе, но и на платье пожилой мадам.

Вместе со своим старым муженьком, мадам вскочила из-за стола, отпуская в адрес пьяного нахала нелицеприятные выражения.

Федор улыбался. Слишком хорошо у него на душе, чтобы кто-то вот так, за легкую оплошность, мог испортить настроение. А за борщ он готов извиниться и заказать еще тарелку, если эта склочная тетка пожелает. Только бы она успокоилась и не орала.

Но сейчас, чтобы не рухнуть под стол, Федор обнял ее старичка за плечи. И тут же почувствовал, как кто-то откинул его руку с плеч старика.

– Ой, – качнулся Федор и, повернувшись, увидел молодого парня. Тот самый, что сидел с двумя мужчинами. Теперь они подошли все трое, но накинулся на него один парень.

– Ты чего тут бузишь, козел? – заорал молодой прямо Федору в лицо, при этом ухватив его за грудки.

Но за это Федор был не в обиде. Если бы сейчас парень не держал его, он бы точно упал. А так, хоть какая-то опора. Теперь надо только объяснить, что ничего такого Федор не хотел. Произошло все случайно.

Долговязый бармен выскочил из-за стойки.

– Эй, парни, не устраивайте здесь драку.

– Да я вообще не хочу с ним драться, – пролепетал Федор, едва не рухнув на парня. Вовремя тот его оттолкнул.

– Дайте ему по морде, – кричала пожилая мадам.

Ее старичок в бессильной злобе потрясал тростью, но сам ударить Федора боялся.

– Сейчас я ему хлебало разукрашу, – пообещал парень, но тут встрял опять бармен.

Один из товарищей парня, что-то негромко сказал ему, но бармен заорал:

– Идите отсюда на улицу и там делайте, что хотите. А здесь нечего кулаками махать. Не хватало еще стекла высадить. Я, что ли за них платить буду. Валите отсюда на улицу.

– Пойдем, выйдем, – предложил парень, не отпуская Федора.

– Пойдем, – ответил Федор с безразличием. Ему уже было все равно, что последует дальше. Единственное, что ему сейчас хотелось, это упасть куда-нибудь, чтобы тело почувствовало покой и заснуть. И он почти не помнил, что происходило, когда они очутились на улице.

Парень поволок Туманова за кафе, где валялась груда пустых ящиков, вместе с каким-то хламом, о который Федор спотыкался.

– Давай, побазарим.

Федор против базара не возражал. Вот только язык окончательно отказывался служить ему, и слова получались обрывистые и малопонятные.

Но, кажется, тому парню и не обязательно было разговаривать с пьяным дебоширом из кафе. Резко, без замаха он ударил Федора в лицо и расхохотался перед своими приятелями. Такого здоровяка уложил одним ударом.

Федор лежал с закрытыми глазами в сладком полусне. Чувствовал, его кто-то тормошит, шарит по карманам. Но глаза открывать не хотелось. Пусть делают, что хотят. Ему на все наплевать.

Стоять на ногах, когда кружится голова, когда ведет из стороны в сторону, это сущее мучение. Но теперь он лежит и чувствует только одно, покой, к которому так стремился.

Ненадолго этого покоя его лишил испуганный возглас парня:

– Так он – мент!

Глаз Федор так и не открыл. Только улыбка разлилась по его счастливому лицу. Хотелось ответить, но язык точно задеревенел.

Парень говорил еще что-то, но Федор уже не воспринимал смысла сказанного. Все перед ним окуталось мраком.

Федор открыл глаза и никак не мог понять, где он?

Небольшая комната, стены которой покрашены в темно-зеленый цвет. В ней едва уместилась железная кровать без матраса, застеленная ветхим одеялом, провонявшим неприятным запахом. Нет окна. И нет ни стола, ни табурета. А чтобы тот, кто попал сюда, не свихнулся от темноты, под высоким потолком, покрытая толстым слоем пыли, тускло горела лампочка. Единственный источник света.

Зато в торце стены – массивная металлическая дверь с «кормушкой».

Тоскливо оглядев свое пристанище, Федор сразу понял, куда он попал. Другой вопрос, за что? Вроде ничего такого не делал.

Он ухватился обеими руками за спинку кровати и подтянулся, так, чтобы можно было сесть. В голове творилось черт те что. И среди этого хаоса, ему не давала покоя мысль о своем заточении. Он пытался вспомнить, что произошло там, в кафе и потом. Но память как нарочно, подводила его. Федор потрогал голову и вздохнул.

С трудом поднявшись на ноги, покачиваясь как маятник из стороны в сторону, он, шаг за шагом, медленно добрел до железной двери.

Вот чем оказалась хороша эта узкая камера. Он не упал. Стоило вытянуть руки, и он упирался то в одну, то в другую стену. Это служило опорой. И сейчас эта опора ему была необходима, как никогда. Состояние такое, будто он заново учился ходить и как ребенок едва вставший на ноги, очень боялся упасть.

Несколько раз Федор постучал в дверь кулаком. Не мешало бы все-таки узнать, как он оказался тут и кто его сторожа.

– Эй! За дверью, – крикнул Федор.

Ждать долго не пришлось. Казалось, за той стороной двери только и ждали, когда он очнется. А тишина была, потому что не хотели нарушать до времени его покой. А теперь, когда он заявил о своем пробуждении громким стуком, за дверью загремели ключами.

Дверь открылась, и перед Федором появился невысокого роста, худенький человек в сером повседневном костюме, слегка потертом, с папкой в руке. С минуту он молча рассматривал помятое лицо Туманова, потом сказал:

– Я заместитель прокурора города. Моя фамилия – Липков.

Федор тоже не терял времени даром и в свою очередь тоже успел рассмотреть пришедшего. Теперь кивнул головой.

Этот человек в представлении не нуждался. Многим операм довелось познакомиться с Липковым. В городской прокуратуре он занимал должность заместителя по надзору за криминальной милицией. И все, кто имел с ним дело, оставались не в восторге. Он был известен еще и тем, что был служакой беспристрастным и на все смотрел через букву закона. И как поговаривали, ради соблюдения закона, он и мать родную не пожалеет. И если уж он удосужил Федора своим присутствием, стало быть, дела действительно дрянь у опера Туманова.

Взгляд Липкова сделался жестким, словно перед ним находился человек, которому предстояло вынести обвинение. Для начала, этим своим жестким взглядом он измерил Федора с головы до ног.

Туманов был на голову выше ростом, плотнее и выглядел солидней, в сравнении с маленьким тщедушным Липковым. Такие заместителю прокурора никогда не нравились. Он свою значимость определял не ростом, а должностью. Вот Туманов большой и намного превосходит его по силе, а кто он теперь в сравнении с Липковым?

Липков стоял и молчал, раскачиваясь с мыска на пятку, как бы испытывая терпение Федора. И когда игра в молчанку ему порядком поднадоела, задал свой первый вопрос.