Леонид Влодавец - Бей в кость

Но ей вообще ничего не говорили. И даже если б она спросила этого Пашу, кого привозил на танкер Лапа, тот вообще открестился бы: мол, не знаю никакого Лапы, на нашу площадку только «Газель» садиться может.

Лида, как уже известно, особо законопослушной не была, и в принципе ей ничего не стоило нарушить запрет и спуститься на нижние палубы надстройки. Если она этого не делала, то вовсе не потому, что боялась «страшной угрозы» оказаться запертой в каюте. Наверно, если б она была на сто процентов уверена: там, внизу, находится папочка, то нарушила бы запрет, даже если б ее за это повесить пообещали. Но в том-то и беда, что Лида такой стопроцентной уверенности не имела. Найдешь этих, а тот, командир с седой головой, скажет:

«Извини, дочка, но папа твой так на перевале и остался…» И даже это было бы не самое страшное, потому что тогда осталась бы надежда, что он не убит до смерти, а ранен, попал в плен к этим самым карвальевцам и, может быть, выздоровеет, улучит момент и удерет от них. А может, его оттуда Ларев выкупит.

Гораздо страшнее оказалось бы, если б Болт сказал: «Здесь он. Грузом двести везем. Иди, попрощайся…» И подвел бы ее к какому-нибудь пластиковому мешку в здешнем холодильнике… Нет, ничего такого Лиде переживать не хотелось.

Именно поэтому она после обеда пошла в свою «спальню», больше напоминающую просторный стенной шкаф, и залегла в койку. Возможно, если б на море было приличное волнение, то ее бы быстро укачало, и она действительно смогла заснуть. Но волнения не было, точнее, было, но такое, что даже в надстройке, на высоте семиэтажного дома, почти не чувствовалось. Чтоб раскачать как следует полтораста тысяч тонн металла, трехбалльных волн явно не хватало. И не было убаюкивающего перестука колес, как в поезде, а гул огромных дизелей, тащивших по океану это огромное корыто, в средней надстройке почти не ощущался.

Поэтому Лида, хоть и ощущала сильную усталость, но крепко не заснула, а только впала в какое-то дремотное полусонное состояние. Тюбик она опять положила под подушку и на всякий случай придерживала рукой.

Вроде бы сопровождающие беспокоить ее не собирались. Тоже решили отдохнуть после обеда и ушли в свое «купе». Там был «шкаф» примерно той же площади, только было две койки — одна над другой. Даже захрапели, кажется, хотя через «холл» и две двери звуки долетали плохо.

Так прошел час, а может, и больше. Лида все своими сомнениями маялась, но, кажется, почувствовала, будто может наконец заснуть. Однако именно в этот момент до ее ушей долетели тихие и невнятные голоса из каюты Чулкова и Суконцева.

Неизвестно, почему Лиде пришла в голову идея их подслушать. Вряд ли у нее были в отношении этих парней какие-то серьезные опасения. Просто сработало чисто женское любопытство. Но польза от этого оказалась немалая.

Еремина еще загодя приметила, что через весь здешний люкс проходит труба отопления. Само собой, что кипятком ее заполняли только тогда, когда судно попадало в полярные или умеренные, но достаточно холодные широты. А тут, в тропиках, труба оставалась холодной, и к ней вполне спокойно можно было приложить ухо. Именно так Лида и сделала, постаравшись не производить при этом лишнего шума. И сразу же достаточно четко услышала то, что вполголоса произносили сопровождающие. Правда, начала разговора она не успела расслышать, но даже первые слова, которые она расслышала через отопительную трубу, ее сильно насторожили.

… — Ты это взаправду, Андрюха? — шепот Суконцева звучал явно испуганно. — Может, шутишь?

— Какие шутки! С шефом все согласовано. Думаешь, он не сумел бы нам всем место на самолете найти?

— Ну это я, положим, понял. Но ведь он при мне договаривался с Ларем, что мы отвезем ему эту телку. В целости и сохранности!

— А мне Гриша совсем другую инструкцию дал. Ни она, ни эти боевики, которых сюда Лапа доставил, до пересадки доехать не должны…

У Лиды так сильно заколотилось сердце, что она испугалась, не услышат ли его удары через трубу отопления.

— И как мы это с тобой сотворим? — недоверчиво пробормотал Виктор. — Ну, бабу — понятно, подушку на морду — и десять минут выдержки. А эти жлобы? Их двенадцать человек, как я понял. Они сюда с пулеметами приехали, а у нас два пистолета.

— Ты не дослушал еще, а уже вякаешь, — раздраженно прошипел Чулков. — Гриша дал мне вот эти ампулы. Одна лично для меня, другая — для тебя, а третья — для дела. Короче, у этой девки есть тюбик с пастой «Аквафреш». Но внутри него не только паста, но и металлические шарики такие, типа дроби-нулевки. Если вылить ампулу в пузырек, а потом опустить туда всего один шарик, то через полчаса шарик растворится и получится жуткая зараза. Ее ничто не лечит, понимаешь?

— Так мы же сами сдохнем…

— Я тебе, козлу, зачем вот эти две показывал? По ампуле тебе и мне. Это — типа прививки, усек?

— Не-а… Что-то она больно на нефть похожа, эта твоя сыворотка. В том, что ей травануть можно — не сомневаюсь, а в том, что она от заразы поможет — не верю. И вообще, как так может быть, на хрен: с шариком — зараза, а без него вакцина?

Лида, не переставая подслушивать, дотянулась сперва до одной кроссовки, потом до другой и почти бесшумно обулась. Тихо слезла с койки и прослушала ответ Чулкова:

— Тебе это все равно не понять, потому что институт физкультуры заочно окончил. А я, как-никак, фармаколог с дипломом.

— Фиг с тобой, Андрюха, поверю… Ну, ширнемся мы этой сывороткой, соорудим заразу, а дальше что?

— А дальше — выплеснем заразу в грязную посуду после ужина. Кто ее понесет, в том числе и

Паша, — уже через час заболеет, а еще через три — сдохнет. Все матросы, которые на ужин придут и которые понесут ужин тем, которых Лапа привез, разнесут заразу по судну. За сутки, не больше, тут ни одного живого не останется… В том числе и этих боевиков. А у них, между прочим, как мне сказал Гриша, должны быть при себе сверхчистые алмазы. Один — вообще чуть ли не со страусиное яйцо.

— И сколько они стоят? — В голосе Суконцева появились алчные нотки.

— Нам с тобой за все про все обещано два миллиона баксов, — произнес Чулков. — Каждому. А брюлики мы должны отдать тем, кто нас отсюда вытащит.

Потому что после того, как туг одни трупы останутся, мы с тобой включим вот этот маячок — и через полчаса здесь будет люди, которые обеспечат нам, согласно Конституции США, право на жизнь, свободу и стремление к счастью… Усек?

— Стремно…

— Если не хотел стремной жизни, надо было в школу идти, физкультуру преподавать. Короче, ты сейчас пойдешь, тихо придавишь девку и заберешь тюбик.

— Почему я?

— Потому что все остальное, Витя, я могу без тебя сделать. К тому же учти: если мы это не сделаем и продинамим тех ребят, которые должны нас отсюда вывезти, то нам хана придет обязательно.

— Слышь, Андрюх, — пробормотал Суконцев, — может, вместе пойдем? Она ж, наверно, брыкаться будет… Ноги подержишь, а?

— Ладно… Она, вообще-то, баба спортивная. Чтоб без шума, и впрямь, вдвоем спокойнее.

Лида, у которой от волнения и ужаса руки-ноги затряслись, лихорадочно соображала, что делать. Выскочить? Выбежать в коридор, помчаться вниз по лестнице? Да еще и заорать во всю глотку?! Но дверь в коридор заперта. Правда, изнутри, но на два оборота. А эти гады уже вышли из своей конуры. Сцапают, зажмут рот, дадут по башке, а потом тихо придушат. Остаться тут? Но в двери ее «шкафа» ключ, как назло, остался снаружи. Хотела же запереться, дура! А поленилась. Теперь поздно…

Тихо подкрадываются, в одних носках, ботинки в комнате оставили.

Прислушиваются, наверно. Лида повертела головой нет ли тут какого-нибудь тяжелого предмета на виду. Нет, ничего такого. Койка и тумбочка к полу привинчены, не оторвешь. В шкафчике спасжилет лежит пробковый — им разве глушанешь как следует?

И тут ей вспомнилось, как они с девками в детдоме одному противному и здоровенному пацану сделали «темную»… Попробовать, что ли? Все одно пропадать…

Лида, не переставая прислушиваться к шагам и догадываясь, что те двое тоже прислушиваются к тому, что творится за дверью, тихо сняла с койки одеяло, взяла за два угла и встала у стены рядом с дверью, затаив дыхание.

— Резко и быстро! — прошипел Чулков за дверью. — Три пятнадцать!

Суконцев рванул дверь и вломился в «шкаф». Шлеп! — Лида молниеносно накинула ему на башку одеяло и левым коленом отоварила в пах.

— Уй-я! — взревел детина, согнувшись и инстинктивно хватаясь за пострадавшее место. Бац! — в ту же секунду оторва врезала ему под подбородок сомкнутыми в замок руками. Тот шарахнулся назад, запнулся за порожек и грохнулся под ноги оторопелому Чулкову, явно ничего похожего не ожидавшему.

Пока потерявший ориентировку мужик барахтался под одеялом, Лида буквально выпрыгнула из комнаты, не забыв наступить Суконцеву на брюхо, и крепко, по-мужски, врезала дипломированному фармакологу в челюсть. Справа, потом слева, а потом еще снизу в челюсть добавила. Шмяк! — от последнего удара он рухнул на пол холла, да еще и затылком о переборку приложился. Пиджак распахнулся, Лида тут же увидела рукоять «Макарова» и одним рывком выдернула его у Чулкова из-за пазухи. Конечно, им стрелять не резон было, а вот ей закон не писан! Лида подняла флажок предохранителя очень вовремя. Суконцев высвободился из-под одеяла и даже успел вскочить на ноги, но пушку свою успел только выдернуть. Бах! — Лида успела раньше. Навскид, но точно в брюхо. Верзила отлетел к двери и лег на пороге с кровавым пятном на рубахе. Подхватив с полу выпавший из рук Суконцева «ПМ», Лида и его сняла с предохранителя.