Роберт Ладлэм - Ультиматум Борна

Ничего кроме этого и не было сказано Уэббом и водителем. Однако тот вытащил из-под приборной доски микрофон и негромко, но четко произнес в него:

— Груз на борту. Обеспечьте прикрытие на время поездки.

Дэвид подумал, что эта экзотическая процедура граничит с клоунадой. Но так как Алекс Конклин следил за ними до самой посадки в рокуэлловский самолет в аэропорту Логан и связался с ним по личному телефону директора ЦРУ Питера Холланда, Дэвид подумал, что свое дело оба знали туго. У Дэвида мелькнула мысль, что поведение Алекса должно быть как-то связано с телефонным звонком Мо Панова девять часов назад. Его подозрение перешло в уверенность, когда трубку взял сам Холланд и настоятельно попросил доехать до Хартфорда и вылететь коммерческим рейсом из аэропорта Брэдли в Вашингтон. Он прибавил несколько загадочно, что не хочет больше никаких телефонных переговоров, а также не желает использовать частные или правительственные самолеты.

Водитель серого «понтиака» не тратил времени даром и уже выруливал с территории Национального аэропорта: казалось, прошло всего несколько минут, а они уже мчались по сельской дороге. Миновав пригороды Вирджинии, машина подкатила к въезду в комплекс дорогих загородных коттеджей. Над воротами красовалась вывеска «ВЕНСКИЕ ВИЛЛЫ» — поселок был назван в честь расположенного рядом городка. Охранник, по всей видимости, узнал водителя, потому что приветствовал его как старого знакомого, пока поднимался тяжелый шлагбаум. Водитель обратился к Уэббу:

— Здесь пять больших секций, сэр. Четыре из них — коттеджи, принадлежащие частным лицам, а пятая — самая дальняя от ворот — является собственностью Управления. Там отдельный въезд и своя система безопасности. Вы там будете здоровехоньки, сэр.

— Я, вообще-то, не чувствую себя таким уж больным.

— И отлично: теперь вы — «личный груз» директора ЦРУ, а ваше здоровье — предмет его особой заботы.

— Рад это слышать, но как вы об этом узнали?

— Я в его команде, сэр.

— А как ваше имя?

Водитель помолчал мгновение, а когда ответил, Дэвид испытал неприятное чувство, словно его отбросили назад, в прошлое, куда, судя по всему, ему предстояло возвратиться.

— У нас нет имен, сэр, ни у вас, ни у меня. «Медуза».

— Понятно, — протянул Уэбб.

— Вот мы и прибыли. — Водитель свернул на круговую подъездную дорогу и остановился перед двухэтажным домом в колониальном стиле: казалось, его белые колонны вырублены из каррарского мрамора. — Извините, сэр, я только что обратил внимание: у вас с собой нет багажа.

— Действительно нет, — сказал Дэвид, распахивая дверцу.

— Как тебе моя берлога? — спросил Алекс, приглашая Дэвида войти в комнату.

— Слишком уютно и слишком чисто для сварливого старого холостяка, — ответил Дэвид. — С каких это пор ты предпочитаешь занавески с желтыми и розовыми маргаритками?

— Погоди, ты еще увидишь обои с розочками в спальне...

— Не уверен, что для меня это важно...

— А в твоей комнате обои с гиацинтами... Естественно, я сам в этом ни черта не понимаю, но так мне сказала горничная.

— Горничная?

— Ей под пятьдесят, негритянка, сложена как чемпион по борьбе сумо. Кроме того, под юбкой она постоянно носит два пугача и, кажется, пару опасных бритв.

— Вот так горничная!

— Мощная охрана. Она не положит здесь куска мыла или рулона туалетной бумаги, если не будет уверена, что их прислали из Лэнгли.

Знаешь, она служащий десятой категории, и некоторые из этих клоунов даже дают ей на чай.

— А может, им нужны официанты?

— Здорово! Наш ученый, профессор Уэбб — и вдруг официант!

— Кем только не приходилось бывать Джейсону Борну... Конклин сделал паузу, потом заговорил серьезно:

— Давай-ка присядем, — сказал он, хромая к креслу. — У тебя был тяжелый день, а сейчас еще около полудня. Поэтому, если хочешь выпить, там, за коричневыми дверцами, в баре всего полно... Это рядом с окном. И не смотри на меня так: о том, что они именно такого цвета, мне сказала эта чернокожая Брунгильда.

Уэбб расхохотался — это был искренний смех, который он не мог сдержать, глядя на своего друга.

— И тебя это ничуть не беспокоит, Алекс?

— Черт подери, конечно нет. Разве ты прятал от меня спиртное, когда я навещал тебя и Мари?

— Тогда не было таких нагрузок...

— Нагрузки — это чепуха, — перебил его Конклин. — Я завязал, потому что альтернатива была вполне определенной. Давай, выпей, Дэвид. Нам надо поговорить, и я хочу, чтобы ты успокоился. Я по глазам вижу, что ты на взводе.

— Да, ты мне говорил когда-то, что можешь читать по глазам, — сказал Уэбб, открывая дверцы бара и доставая бутылку. — Ты и теперь так же ясно видишь, верно?

— Я говорил тебе, что можно понять то, что скрывается во взгляде, и советовал никогда не доверять первому впечатлению... Ладно. Как Мари и дети? Полагаю, все нормально?

— Я прорабатывал план полета вместе с летчиком и понял, что все в порядке, когда он в конце концов сказал мне, чтобы я или убирался, или вел самолет сам. — Уэбб наполнил стакан и подошел к стулу напротив кресла, в котором расположился разведчик. — Так с чего начнем, Алекс? — спросил он, присаживаясь.

— С того, на чем мы остановились прошлой ночью. С тех пор ничего не изменилось, только вот Мо отказывается бросить своих пациентов. Сегодня утром его отвезли под охраной на работу, а его квартира теперь защищена надежнее, чем Форт-Нокс. Сюда его привезут сегодня днем, четырежды меняя в пути машины, разумеется, в подземных гаражах.

— Итак, теперь это делается в открытую? Никаких пряток?

— Какой смысл конспирироваться? Мы попали в ловушку у Смитсоновского института, и наши люди там засветились.

— Именно на этом мы можем сыграть, ведь так? Нам поможет неожиданность — говорят, дублеры тех, кто непосредственно охраняет объект, делают ошибки.

— Дэвид, сработать может неожиданность, но не глупость. — Конклин тут же замотал головой. — Беру свои слова назад: Борн способен и глупость превратить в нечто толковое, но только не с официально назначенной командой для наблюдения. С ними слишком много сложностей.

— Не понимаю.

— Главная забота этих отличных парней — охранять жизнь порученного им человека, возможно, даже спасти его. Кроме того, они обязаны постоянно координировать свои действия друг с другом и составлять отчеты. Они — служащие, а не одиночки, которые свою жизнь ни в грош не ставят и которые в случае промаха сразу чувствуют на своем горле лезвие ножа убийцы.

— Звучит мелодраматично, — тихо заметил Уэбб, откинувшись на спинку стула и пригубив из стакана. — Но ведь и мне приходилось работать в таких условиях, верно?

— Это было больше созданным тобой образом, чем реальностью, но люди, которых ты использовал, считали это правдой.

— Значит, я вновь найду этих людей и вновь прибегну к их помощи. — Дэвид стремительно подался вперед, держа стакан обеими руками. — Он вынуждает меня выйти на свет, Алекс! Шакал требует, чтобы я раскрыл карты, и я обязан принять вызов.

— Заткнись, — раздраженно перебил его Конклин. — Теперь ты разыгрываешь мелодраму, изображаешь из себя героя второразрядного вестерна. Стоит тебе только показаться — Мари станет вдовой, а дети — безотцовщиной. Такова жизнь, Дэвид.

— Ты ошибаешься. — Уэбб покачал головой, глядя на свой стакан. — Он охотится за мной, значит, я обязан начать охоту за ним. Он хочет выманить меня из укрытия, значит, я обязан опередить его... Только так. Нет другого способа навсегда вычеркнуть его из нашей жизни. В конечном счете Карлос идет против Борна. Мы вернулись к тому, что уже было тринадцать лет назад. «Альфа, Браво, Каин, Дельта... Каин вместо Карлоса, а Дельта вместо Каина».

— Это ваш идиотский парижский пароль тринадцатилетней давности! — резко перебил его Алекс. — Дельта из «Медузы» бросил вызов Шакалу, находясь в зените своей мощи. Но сейчас мы не в Париже, и прошло целых тринадцать лет!

— А еще через пять лет пройдет восемнадцать, еще пять — и будет двадцать три. Что ты, черт подери, от меня хочешь? Чтобы призрак этого сукина сына все время витал над Мари и детьми? Трястись, когда жена и дети выходят из дома? Провести в постоянном страхе остаток жизни?.. Ну уж нет, заткнись, оперативник! Ты все прекрасно понимаешь. Аналитики могут разработать с десяток разных планов. Мы же воспользуемся кое-какими деталями не более чем из шести и еще будем благодарны, когда окажемся в самой гуще событий. Тут мы сами решаем, что делать... Кроме того, у меня есть преимущество: на моей стороне — ты.

Конклин заморгал, сглотнул, после чего пробормотал:

— Ты растрогал меня, Дэвид. Даже слишком. Я лучше себя чувствую, если действую сам по себе и нахожусь за тысячи миль от Вашингтона. Здесь мне всегда несколько душновато.

— Этого не было, когда ты провожал меня на рейс до Гонконга. Тогда ты был способен решить уравнение, поменяв местами его части.