Герман Матвеев - Тарантул

Поворот оказался на шаг сзади. Некоторое время перед глазами на фоне черноты плавали светлые пятна, и Миша двигался скользящими шагами, с трудом нащупывая тропинку. Постепенно глаза привыкли, пятна пропали, и он пошел уверенней, но фонарь решил больше не зажигать. Черный крест, около которого нужно было снова сворачивать, сливался с темнотой.

«Здесь, — подумал Миша. — Вот тут стоит. Можно рукой достать. — И он протянул руку вперед, но она повисла в воздухе. — Вот тебе и на…»

Сзади послышался легкий треск сучьев и шум падения тела. Кто-то споткнулся и упал.

Осторожно поводя из стороны в сторону вытянутой рукой, Миша начал медленно двигаться вперед. Пустота. Потеряв надежду и уже собираясь зажечь фонарь, почувствовал, что пальцы коснулись холодной, гладкой поверхности креста.

— Что у тебя? — раздался шепот за спиной.

— Да тут крест… Сейчас опять сворачивать, — тихо ответил Миша. — Пойдем прямо целиной.

— Далеко еще?

— Нет… близко.

— Может, фонарь зажечь?

— Нет… Слепит.

И снова Миша оторвался от сзади идущих и замаячил им своим «светлячком». Теперь он шел с вытянутыми вперед руками, стараясь припомнить, как выглядели эти места днем. Вот здесь у ребят стоял тайник, справа от него чугунная литая решетка. «Так и есть», — с удовлетворением подумал он, нащупав правой рукой мокрый холодный металл. Слева часовня, вся заросшая кустами. Рядом три могилы, закрытые стеклянной, словно веранда, постройкой.

И опять за спиной послышался шум падения и какая-то возня.

«Здесь ребята прятались», — вспоминал Миша, двигаясь вперед без остановки.

Приближаясь к склепу, откуда шел запах жареной тушенки, Миша начал волноваться. Сердце билось все сильней, дышать становилось почему-то трудней… Там ли они? Что сейчас делают? Спят или слушают радио?

— Ну вот… пришли, — с глубоким вздохом прошептал Миша, рассчитывая, что идущий сзади Трифонов услышит.

По его расчетам, до склепа было шагов двадцать, и отсюда хорошо виден вход. Выждав, пока цепочка людей подтянулась, он зажег фонарь. Яркий луч заметался по крестам, деревьям, блеснул в застекленных футлярах венков, скользнул и вдруг остановился на массивной черной поверхности камня, закрывающего склеп сверху. Затем луч передвинулся влево, где росли густые кусты, указывая вход.

Как только луч остановился, Миша увидел справа и слева мелькающие тени. Солдаты окружали склеп со всех сторон, не думая больше об осторожности, не опасаясь, что топот их ног, треск ломаемых сучьев кто-нибудь услышит.

— Молодец, Миша! — похвалил Трифонов, проходя мимо и хлопая юношу по плечу. — Жди здесь.

Яркие лучи фонарей вспыхнули вокруг склепа. Они перекрещивались, перескакивали с места на место, медленно ползли по низу, ощупывая землю.

Миша погасил свой фонарь и, отступив назад, залез на высокую, обложенную камнем, могилу. Здесь прислонился к большому тополю, росшему в изголовье. Скоро он услышал глухой стук и голос Трифонова:

— Эй вы там!.. Открывайте!

Через некоторое время стук повторился.

— Слышите! Вылезайте, говорю. Все равно никуда не скроетесь. Вы окружены…

Прошло минуты две, и Трифонов дал команду:

— Кроши, ребята!

Миша видел, как два здоровенных солдата встали по краям входа, взмахнули руками, и резкие, звонкие удары тяжелых ломов о железную дверь ворвались в тишину кладбища. Били ровно, как цепами молотили, но, видимо, дверь не поддавалась.

И вдруг все стихло.

Миша приподнялся на носки, пытаясь разглядеть, почему перестали ломать дверь. Напряжение было такое сильное, что короткая очередь из автомата оглушила, и Миша не сразу понял, что произошло.

Крики… Мельканье огней… Стоны… Какая-то тень бросилась в сторону от склепа и исчезла в темноте…

— Налево! — закричал один из солдат, — Никитин! Налево свети… сюда!

Лучи фонариков заметались в разных направлениях, но натыкались они только на деревья, кресты, решетки, могилы. Человек исчез.

И вдруг короткая очередь снова резанула слух. Фонари погасли. Солдаты попрятались за ближайшие укрытия.

— Никитин, спокойно! — раздался твердый голос Трифонова, и Миша облегченно вздохнул. — Никуда не уйдет. Не горячитесь. Я спущусь вниз, а вы ловите. Федя, за мной…

Теперь Миша понял, что произошло. Один из шпионов распахнул дверь, очередью из автомата расчистил себе дорогу и выскочил из склепа в темноту. Кладбище он хорошо знает, и в этих зарослях, среди могильных построек легко прятаться. Фонари зажигать нельзя. Он видит огонь и будет стрелять.

«Что же теперь делать? — с волнением думал Миша. — Он побежал в мою сторону и прячется где-то поблизости».

В этот момент кто-то из солдат зажег фонарь возле склепа. И сейчас же недалеко от Миши заблестели красные вспышки автоматной очереди. От неожиданности Миша присел, но успел заметить, в каком месте спрятался шпион.

«Ждать нельзя. Действовать быстро, решительно. Надо осветить его». Спрятавшись за толстый ствол дерева, Миша поднял фонарь, направил его в сторону шпиона и зажег.

Почти тотчас же раздались выстрелы. Несколько пуль со звонким щелканьем впились в тополь, остальные ударились в каменный крест и с визгом улетели.

Нагнувшись еще ниже, Миша выглянул из-за дерева, повел фонарем…

И снова оглушительный треск. Завизжали, защелкали пули…

Миша инстинктивно спрятал голову, но руки с фонарем не опустил. Он успел разглядеть спрятавшегося за памятником мужчину в финской шапке, в очках. Луч его фонаря нашел шпиона и ослепил.

«Теперь не опускать… Пускай стреляет… Он меня не видит», — убеждал себя Миша, напрягая все мускулы, чтобы сдержать невольную дрожь руки.

Выглянув из-за дерева вторично, он увидел, что фонарь освещает каменную глыбу с выпуклым крестом.

«А где же он? Сбежал?» — со страхом подумал Миша, но, повернув слегка фонарь, сразу его нашел.

Мужчина стоял, прижавшись к высокой решетке. Миша видел, как блеснули его очки, как быстро перекинул он автомат, и в то же мгновение пуля ударила о край фонаря и вырвала его из рук.

Стало темно, но не надолго. Почти одновременно с двух сторон вспыхнули два фонаря и осветили шпиона. Отчаянно отстреливаясь, он попытался перебежать на другое место, но фонари продолжали гореть, и светлые пятна упорно преследовали.

«Горя-ат! — радостно думал Миша, высовываясь из-за дерева. — Тоже укрылись от пуль».

И вдруг из темноты выскочил солдат.

— Не уйдешь, гад!

Оба они с криком и руганью упали на могилу, затем скатились вниз. Все остальное произошло очень быстро.

В полосе света появились еще две фигуры в шинелях и навалились на отчаянно барахтающегося врага. Всюду загорались фонарики; лучи их метались, прыгали, но все стремились к месту борьбы.

— Тихо, Горелов, тихо! — кричал на бегу Никитин. — Не задуши до смерти. Связывайте руки… У кого веревки? Давайте сюда!

Возбуждение борьбы быстро погасло.

— Давайте его в машину, — через минуту уже спокойно приказал Никитин. — Горелов, ты и веди.

Освещая дорогу, Горелов пошел вперед, а двое других, поддерживая под руки, повели связанного шпиона.

— А кто его первый осветил? — спросил Никитин.

— Мальчишка наш… тот, который проводником шел.

— А где он? Жив ли?.. Как его зовут?

— Кажись, Михаил…

— Эй, Миша! Откликнись!

— Я здесь! — отозвался Миша.

— У тебя все в порядке? Где ты там? Не царапнул он тебя? — спросил Никитин, обращаясь в темноту.

— Нет, фонарик только разбил.

— Ну, эта беда не велика!

Возле склепа замелькали огни, и внимание солдат переключилось туда.

Минут через двадцать машина увезла под конвоем трех пойманных шпионов и одного убитого солдата.

На второй машине возвращались раненые. Трифонову пуля попала в руку, но, несмотря на это, он, туго перетянув ее, довел облаву до конца.

Судьба благоволила к Тарантулу. Он уже попадался в сети советской контрразведки, но в самый последний момент благополучно уходил.

Вот и сейчас. Счастливый случай привел на набережную, и здесь он выяснил, что сети снова расставлены…

Осенью сорок первого года Тарантул лихорадочно засылал в Ленинград группу за группой, а сам собирался войти в город вместе с германской армией.

Осенью сорок второго года, когда готовился решительный штурм, пришлось приехать самому. Штурм не состоялся, но людей он потерял много, а сам едва успел скрыться.

Осень сорок третьего года. Он снова в Ленинграде, и снова дела складываются не в его пользу.

Было уже совсем темно, когда Мальцев вышел из трамвая и, не оглядываясь, медленно зашагал к дому. Теперь он знал, что за ним наблюдают, но тем более не следует показывать, что это ему известно. Завтра утром он исчезнет, и советская контрразведка останется с пустыми руками.