Лев Овалов - Секретное оружие

Кофр шевельнулся и ожил…

Леночка не знала, что предпринять. Но когда она услышала шум и бурный разговор, много голосов и много русских голосов, она решилась…

Она напряглась и принялась толкаться о стенки чемодана, толкаться и кричать:

— Откройте! Откройте!

— Что это, господин Паттерсон и господин… простите, не знаю вашей фамилии? — спросил настойчивый служащий. — Вы слышите?

Да, это была мистика, очень неприятная мистика для господина Паттерсона и его спутника.

— Будьте добры…

Служащий аэропорта вежливо взял ключ из рук растерявшегося миллионера и передал своему сослуживцу.

— Откройте, — приказал он. — Скорее!

В одну минуту расстегнули ремни, повернули в замке ключ и откинули крышку…

Леночка не смогла сама вылезти из сундука, ноги у нее онемели, и от страшной духоты она едва не потеряла сознание. Несколько человек бросились к ней и помогли встать на землю.

— Господин Паттерсон, что же это? — укоризненно, но с неизменной вежливостью спросил служащий, который вел с ним разговор. — Вы видите?

Последовала пауза…

— Да, вы правы, чемодан подменили, — заявил наконец Паттерсон. — Эта девушка… эта девушка… очутилась здесь без моего, то есть без его ведома… — И Паттерсон ткнул своим длинным белым пальцем в сторону совершенно растерявшегося пресс-атташе.

— Кто вы? — обратился служащий к Леночке.

— Я? — Леночка пожала плечами. — Дочь профессора Ковригиной!

— Но господин Паттерсон утверждает, что вы без его ведома попали в чемодан? — спросил служащий.

— Правильно, — сказала Леночка. — Это правда, в чемодан я попала без его ведома!

Прочитав следственное дело, мне очень захотелось переписать протокол допроса Джергера. Разговор следователя с преступником.

— Вы не знаете, Джергер, советских людей.

— Ковригина — исключение.

— Ковригина — типичный советский человек, такой же, как и ее дочь!

— Может быть, здесь я и просчитался.

— Вы не могли не просчитаться…

— Почему?

— Нам дороги люди, а вам не дорог никто…

Но автору не разрешили ни списывать, ни цитировать… Секретные документы! Им место в архиве. До них доберутся историки…

— Иван Николаевич, ну а с действующими лицами вы могли бы меня познакомить?

— Попробую, — согласился Пронин. — Познакомлю, но не со всеми. Паттерсон и незадачливый атташе улетели в тот же день. Харбери выдворен из нашей страны, а Джергер отбыл в “места не столь отдаленные”. Что касается остальных…

Пронин обещал позвонить…

— Дня через три, — сказал он.

И с обычной точностью позвонил через три дня.

— Вы располагаете сегодняшним вечером? — спросил меня Пронин. — Мария Сергеевна Ковригина приглашает к себе…

Дверь открыла нам Леночка, узнать ее было нетрудно. Светлые русые волосы слегка пушились над открытым лбом, из-под темных, резко очерченных бровей смотрели вдумчивые карие глаза.

— Знакомьтесь, — сказал Пронин.

Мы вошли в хорошо обставленный кабинет. Удобный письменный стол, полированные шкафы с книгами, тахта…

Навстречу нам встала… Ну, конечно, Мария Сергеевна! Я представлял ее именно такой…

— Ковригина, — представилась она, подавая мне руку.

Вслед за ней поднялись двое мужчин, один — голубоглазый, с детскими губами, с закинутыми назад русыми волосами, другой — с умным и волевым лицом, на котором бросались в глаза громадный лоб и курносый мальчишечий нос. Они были почти в одинаковых серых костюмах, но на одном костюм висел мешком, а на другом сидел как мундир.

Заочно они мне тоже были знакомы.

— Успенский.

— Ткачев.

Присутствующие знали, что Пронин приедет не один; все здесь были знакомы между собой, лишь мне одному предстояло войти в круг этих людей.

— Я звонил Глазунову, — сказал Пронин Марии Сергеевне. — Он тоже хотел…

— Не приедет, — уверенно сказала Мария Сергеевна. — Вот увидите! Он сейчас так увлечен одной идеей…

— Ну что ж, ничего не поделаешь, — заметил Про­нин. — Основные герои в сборе. — И, обращаясь уже ко мне, добавил: — Вот они, ваши действующие лица. Они свое сделали, теперь дело за вами.

Я не умею сразу сходиться с людьми, но в тот вечер мое знакомство с героями этого романа произошло как-то легко и просто.

— Леночка после своего путешествия в чемодане болела неврастенией ровно три дня, — с улыбкой рассказывал Пронин. — А Марию Сергеевну из одного санатория пришлось отправлять в другой, представители “свободного мира” не пожалели на нее наркотиков.

— Ну, это уже в прошлом, — заметила Мария Сергеевна. — Сейчас началась рабочая осень и у Леночки, и у меня…

— А что вы скажете писателю, Григорий Кузьмич?

— В такой обстановке не хочется ворошить опавшие листья, — отозвался Ткачев. — По-моему, все очень ясно. Похищение организовали они неплохо, скажу как специалист. Расчет на психологию. Подмена трупа, конечно, наглость, но и математика. Вели обстрел по квадратам. А на допросах, которые они учинили Марии Сергеевне, обнаружился их просчет. Тут у них сорвалось!

— Да, тут у них сорвалось, — повторил Пронин и повернулся ко мне. — Сорвалось не потому, что мы с Григорием Кузьмичом уж такие большие умники. Может быть, мы и не все предусмотрели. Но за нами — люди. Народ. Я допускаю, может случиться, и у нас выкрадут какой-нибудь технический секрет. Но разве это что-нибудь изменит? Главное наше оружие — человек, советский человек, его нельзя ни купить, ни сломить, ни победить. Во всем мире это начинают понимать. А враги… Этим “секретным оружием” им владеть не дано. Ведь они и в свой народ не верят и не знают его. А честные люди встречаются даже в самых ответственных звеньях капиталистических государств. Вот Вайолет Чалмерс. Она далеко не советский человек, многого еще не понимает, а сердцем почувствовала, где правда. Не хочу предвосхищать события, но она обратилась с просьбой остаться в нашей стране… В чем их просчет? Воображают, что идет борьба отмычек, а на самом деле происходит борьба идеологий. В капиталистическом обществе человек живет ради денег, так они и воспитывают свою молодежь. Так они судят и о нас. В этом их просчет и неминуемая гибель…

Пронин вдруг замолчал, смущенно глядя на нас.

— Кажется, я увлекся, — сказал он. — А ведь все это и без меня вам известно…

— Все известно, — согласилась Мария Сергеевна. — Но иногда мы об этом просто забываем…

В это время Леночка что-то тихо сказала матери.

— Зови к столу, — отозвалась та.

Мы перешли в кухню, в ту самую кухню, с которой и начался наш рассказ.

На столе стояли и пирог, и маринованные грибы из подмосковных лесов, и бутылка шампанского, и запотевший графинчик с водкой.

— Чем богаты, тем и рады, — сказала Мария Сергеевна. — Леночкино искусство, я хозяйства почти не касаюсь.

Мы уселись за стол, и в это время раздался… телефонный звонок!

— Я сейчас, мамочка! — воскликнула Леночка. — Это, вероятно, ко мне.

Она побежала к телефону.

— Звонил Георгий Константинович, — разочарованно сообщила она.

— Извиняется, конечно, — подхватила, смеясь, Мария Сергеевна. — Никак не может и так далее.

— Точно, — подтвердила Леночка. — Извиняется. Не может.

— Как всегда, — сказала Мария Сергеевна. — Ему же хуже!

Я впервые был здесь в гостях, а чувствовал себя как дома, я находился среди очень хороших людей.

Но все-таки самым главным здесь был для меня Пронин. В который раз видел я это умное простое лицо, эти ясные серые глаза, эти суховатые бледные губы, и все-таки никогда не мог наскучить мне этот человек!

— Знаете, Павел Павлович, у меня к вам предложение, — обратился он вдруг к Павлику. — Пока мы еще не выпили, прошу обсудить. В самых трудных и сложных обстоятельствах Елена Викторовна не теряла головы. Помните, я говорил, что каждый из нас может быть чекистом. Елену Викторовну я с удовольствием взял бы на постоянную работу… Как вы думаете?

— Нет-нет! — воскликнул Павлик. — Обойдитесь как-нибудь без нее, она будет врачом!

— Слышите? — Леночка засмеялась. — Он уже решает за меня!

Пронин говорил серьезно, а в глазах светились веселые искорки…

И вот именно в этот момент опять раздался телефонный звонок.

Леночка вскочила со стула.

— Я сейчас…

И убежала из кухни.

— Иван Николаевич, — позвала она, — вас!

— Извините…

Пронин вышел из-за стола.

Вернулся он через две минуты и торопливо стал прощаться.

— Вы уж на нас с Григорием Кузьмичом не сердитесь, нужно срочно ехать. Дела…

По-видимому, кто-то еще нуждался в их помощи.

Все говорит о том, что это роман времен холодной войны. В “Секретном оружии” Льву Овалову удалось в очередной раз законсервировать дух времени, уловив общественные представления о добропорядочности и пороке. Именно поэтому последний роман о майоре Пронине так гармонично вписывается в концепцию серии “Атлантида”.