Чингиз Абдуллаев - Разорванная связь

Старик улыбнулся.

– Если у нашего Ираклия пять с половиной процентов и его теща передаст ему в доверительное управление еще сорок пять процентов, которые принадлежали ее мужу, то тогда он действительно станет главой компании. А почему он не может быть владельцем компании? Он парень молодой, смелый, с хорошей головой.

– И вы еще говорите, что всю жизнь работали на земле. Вы настоящий финансист, батоно Георгий.

– Почему финансист? Это не я финансист, это наш Ираклий все придумал. Он давно предлагал Петру Константиновичу выкупить пять процентов, чтобы соединить их с капиталом своего тестя и сделать Золотарева хозяином компании. Но тот не соглашался, ему было неудобно перед своим компаньоном. Тогда Ираклий решил сам купить этот блокирующий пакет.

– Какой умный мальчик, – произнес Дронго деревянным голосом. – Но тогда получается, что смерть Петра Золотарева была выгодна именно вашему сыну.

Старик резко повернулся, нахмурился.

– Ты думай, что говоришь, – укоризненно произнес он, – убитый был отцом жены Ираклия. Или ты думаешь, что ради денег мы на все готовы? Нет таких денег, которые можно купить за кровь родственника. За кровь отца твоей жены. Нет таких денег. Еще не придумали их в мире. Не доллары, не рубли, не марки или, как их сейчас называют, евро. Можно убить человека в драке. Это плохо, но понятно. Можно убить, защищая Родину или честь женщины. Это тоже убийство, но любой суд, состоящий из честных людей, тебя оправдает. Но нельзя убивать отца своей жены из-за денег. Так не бывает. У нас в семье таких подонков никогда не было. И не будет. Никогда не будет. Я сам удавлю своего сына, если узнаю, что он даже подумает о таком обогащении. Ты ничего не понял. Ираклий хотел работать вместе со своим тестем, он не хотел сменять своего тестя. Это совсем разные вещи.

– Не обижайтесь. Я просто не поверил в это сообщение. И растерялся…

– А ты не теряй голову, – уже более добродушно посоветовал Георгий Луарсабович, – и не нужно везде видеть заговоры. Знаю, как вы, следователи, работаете. Сразу своего Фрейда вспоминаете… – Дронго вздрогнул, словно старик подслушивал их вчерашнюю беседу с Алисой, – начинаете всякие там психологические опыты, разные сомнения и рассуждения. Не нужно всего этого делать. Убийца всегда человек конкретный. Пришел, увидел, забрал. Жадный, глупый, все себе хочет взять. Убийца всегда цель имеет. Ясную цель, которая ему деньги принесет. И ради которой он готов кровь проливать. Или что-то похожее на эту цель.

– Деньги… – повторил Дронго, – конечно, деньги…

– И не нужно всегда Фрейда вспоминать, – продолжал рассуждать старик, – иногда Маркса тоже нужно вспомнить. Все идет оттуда. Экономика, капиталы, деньги. А вы все время: Фрейд и Фрейд. У меня случай был – молодую женщину убили. Следователь думал, что это ее любовник сделал или муж решил отомстить. А я сразу понял, что ее из-за ценностей убили. В доме у нее хранились бабушкины драгоценности, она была из известного княжеского рода. Через две недели убийцу нашли и все драгоценности вернули…

– Спасибо, – крикнул ему Дронго, – спасибо. Можно, я вас поцелую?

Он бросился к старику и, обняв его, крепко поцеловал. Затем вскочил и куда-то побежал.

– Уже взрослый человек, а ведет себя как мальчик, – улыбнулся Георгий Луарсабович.

Он подозвал к себе старшего сына. Тот быстро подошел.

– Я не знаю, какой он следователь, – изрек отец, – но он хороший человек. Ему можно верить. Я так считаю.

Сын наклонил голову. Он привык полагаться во всем на авторитет своего отца. И на его мнение.

На этот раз все собрались в комнате менеджера отеля. Дронго попросил пригласить всех, кого могла вместить эта просторная комната. Здесь был комиссар Морено, мрачно смотревший на всех исподлобья, словно заранее уверенный в провале самой миссии Дронго. Сюда приехали два его помощника и следователь Гарригес, который так верил в этого приезжего щеголя. На стульях расселись все участники этой затянувшейся трагедии. Алиса села рядом с дочерью, которая взяла ее за руки. Рядом уселся Ираклий. Павел Солицын и его супруга сели чуть в стороне. Отдельно в кресле уселся сам Георгий Луарсабович. За его спиной почтительно стоял старший сын. Пришел даже переводчик, который помогал комиссару во время допросов.

Дронго попросил пригласить и седого консьержа Аргуэльо, и дежурившего в ту ночь портье Алваро Эрнандеса. Здесь же был и темнокожий сотрудник службы безопасности отеля. Все напряженно ждали, когда наконец Дронго объяснит, что именно здесь произошло, и укажет на возможного убийцу Петра Золотарева. Инна явно нервничала больше других. Она кусала губы, пытаясь успокоиться, словно заранее решила, что именно ее обвинят в этом убийстве.

– Ровно семнадцать ноль-ноль, – сообщил комиссар, взглянув на свои часы. – Теперь наступает ваше время, сеньор Дронго.

– Да, – согласился Дронго, – хотя ваши часы на самом деле спешат на полторы минуты, комиссар. Но я начну, чтобы не задерживать вашего внимания. Я буду говорить по-английски, чтобы меня все поняли. А для комиссара переводчиком согласился быть сам сеньор Гарригес. Господин Ираклий, может, вы подойдете к своему отцу и будете ему тоже переводить?

– Хорошо, – сказал Ираклий и, поднявшись, подошел к отцу.

Дронго взглянул на всех присутствующих и начал говорить:

– Итак, мы должны начать с того момента, когда сюда приехали на отдых две пары друзей и компаньонов. Две семьи – Золотаревых и Солицыных. Не буду вдаваться в долгие и запутанные отношения этих двух пар. Скажу лишь, что они приехали сюда на отдых и собирались весело провести время. Но абсолютно неожиданно для всех четверых их некие забавы и шутки привели к самой настоящей трагедии, когда все четверо неожиданно поняли, что оказались на краю пропасти, куда они могли свалиться все вместе.

– Вы говорите так сложно, что мы ничего не понимаем, – пожаловался Ираклий. – Вы можете нам объяснить, что именно здесь произошло и почему убили Петра Константиновича?

Георгий Луарсабович нахмурился. Младший сын заговорил без его разрешения. Это был непорядок. Дронго увидел выражение лица старика и сразу ответил его сыну:

– Терпение, мой молодой друг. Это я и пытаюсь сделать. Но некоторые факты я обязан подавать именно таким образом и надеюсь, что присутствующие меня понимают. Итак, наша четверка решила весело отдохнуть. Но в какой-то момент они перешли допустимую в их отношениях грань и только некоторое время спустя поняли, что допустили роковую ошибку, позволив себе подобные «эксперименты». Разумеется, все были обижены друг на друга. Более всех остальных страдал Золотарев, который считал, что потерял одновременно уважение жены и дружбу друга.

– Я ничего не понимаю, о чем вы говорите, – разозлился комиссар, – при чем тут уважение его жены? Зачем вы нас сюда собрали?

– Терпение, сеньор комиссар. Немного терпения. В тот день у Золотарева было плохое настроение. Очень плохое. Утром за завтраком он даже не захотел разговаривать со своим самым близким другом и компаньоном. И в течение всего дня с ним не разговаривала его супруга. К тому же сюда прилетела его дочь и зять, и он, очевидно, не хотел выяснять свои семейные отношения при них. Вечером он спустился в ресторан, чтобы напиться в одиночку. Считается, что это самый опасный и депрессивный вид алкоголизма – пить в одиночку. Я видел его состояние и его депрессию в ту ночь.

Неожиданно он обратил внимание на газету, которую я читал. Она была на русском языке. Он подсел ко мне и начал разговор, вспомнив, что мы уже однажды встречались. Хотя я его сразу не узнал. У него тогда была небольшая борода и усы. А сейчас он был гладко выбрит. Мы с ним говорили долго, минут сорок или более того. Он рассказал мне о своих проблемах, в том числе и семейных, пожаловался, что не хочет идти в свои апартаменты. Даже просился в мой номер. Но я решил, что будет лучше снять для него отдельный номер. И допустил, возможно, самую большую ошибку в своей жизни. Конечно, мне следовало сразу уйти и не проявлять к нему подобного сочувствия. Но я понимал, как ему плохо, и видел, в каком состоянии он находился.

Поэтому я отвел его к дежурному портье сеньору Эрнандесу и попросил дать нам одноместный номер. При этом господин Золотарев пытался достать свой бумажник, который упал на стойку перед портье, но сеньор Эрнандес справедливо заметил, что в таком состоянии их клиент не сможет нормально расписаться и может даже оспорить плату за свой новый номер, которую мы снимем с его кредитной карточки. Я посчитал, что портье прав, и не стал доставать кредитные карточки Золотарева. А вместо этого заплатил по своей и отвел его наверх, в новый номер.

При этом я не знал, что в отеле действует особая система безопасности, которая фиксирует все открытия и закрытия дверей, в том числе и в результате внешнего воздействия карточки-ключа. Портье выдал нам карточку только на одну ночь. Мы поднялись наверх, даже не предполагая, что за нами следят. Вошли в номер. Я помог раздеться Золотареву, который был в ужасном состоянии, снял с него обувь и пиджак. И здесь что-то упало на пол. Я включил настольную лампу и начал искать. Но ничего не нашел, что дало потом повод комиссару Морено посчитать меня почти лжецом, который не должен был дотрагиваться до лампы. Но там остались именно мои отпечатки пальцев.