Чингиз Абдуллаев - Отрицание Оккама

– Кто вам сказал, что я собираю о нем порочащие его сведения? – спросил Дронго. – Мне всего лишь нужно было уточнить у вас некоторые детали относительно других людей. Ведь вы являетесь лечащим врачом Анвара Махметова? Не беспокойтесь, вы не выдаете врачебной тайны. В данном случае он сам говорил мне о своем диабете.

– Да. Член Совета Федерации господин Махметов наш пациент. Он не делает из этого никакого секрета. И мы не делаем секрета, если об этом не просят наши пациенты. У него очень высокое содержание сахара в крови. Очень высокое. Очевидно, в последнее время он перенес сильный стресс. Я слышала, что у него были неприятности в семейной жизни. Эта история как-то связана с его супругой и младшим братом второй жены моего мужа. Такая неприличная и грязная история. Я не знаю всех подробностей и не хочу знать.

– Он давно у вас лечится?

– Несколько месяцев.

– Кто вас рекомендовал ему?

– Один наш общий знакомый. Махметов и раньше бывал в нашей больнице. Сюда часто приезжают его коллеги.

– И Николай Данилович тоже?

Она покраснела.

– Николай Данилович сюда не приезжает, – заявила она. – Если вы хотите знать, встречаемся ли мы с ним и имеем ли какие-нибудь контакты, то я вам сразу скажу, что не встречаемся и не имеем. Я вычеркнула его из своей жизни. Что касается нашего общего сына Игоря, то он встречается с отцом. И я не возражаю. Николай Данилович все эти годы исправно выплачивал алименты на сына, и у меня нет к нему никаких претензий. Абсолютно никаких. Если вы хотите это услышать, то услышали. Что еще вас интересует?

– Где учится ваш сын?

– В школе. В девятом классе. Он очень толковый и послушный мальчик. Я им довольна. Какое отношение эти вопросы имеют к смерти господина Богдановского? Повторяю, у нас нет с ними никаких контактов. Мой мальчик видится с отцом только раз в месяц или даже меньше. Он обычно ездит к нему в загородный дом, когда там нет его второй супруги. Она достаточно ревниво и недоброжелательно относится к Игорю. Но я понимаю ее состояние и ни в чем ее не обвиняю. У нее двое детей, и она не хочет, чтобы они общались со своим единокровным братом. Поэтому Игорь с ними практически не общается. Даже в прошлом году, когда они всей семьей выехали на горнолыжный курорт и Николай Данилович предложил Игорю поехать вместе с ними, она, очевидно, устроила ему скандал. Он перезвонил нам и сказал, что поездка отменяется. Хотя я абсолютно точно знала, что они были на курорте и там все вместе отдыхали. Но Игорю я ничего не сказала, чтобы не травмировать мальчика.

– Правильно сделали, – согласился Дронго. – Скажите, в вашей больнице могут быть препараты, которые по своему токсичному действию похожи на синильную кислоту? Они как бы разъедают стенки желудка изнутри.

– Есть много разных препаратов, – удивленно ответила Огородникова, – но я должна знать, о чем вы меня конкретно спрашиваете? Некоторые лекарства могут вызвать очень серьезные осложнения, некоторые вредны пациентам с язвой желудка. У каждого препарата свое применение. И каждое лекарство имеет строго избирательный характер. Я не совсем понимаю, о каком препарате идет речь?

– Еще два последних вопроса. Ваш Игорь или вы бывали на приемах, которые организовывает Богдановский? Я имею в виду конкретно последний прием?

– Никогда в жизни, – ответила она. – Игорь еще совсем мальчик. А меня никто и не пригласит. И я сама не пойду туда, где будут Николай Данилович и его супруга. Никогда не пойду.

– Последний вопрос. А Егор Богдановский или его отец у вас не лечились?

– Это было бы неэтично, – пояснила она. – Егора я несколько раз видела. Такой красивый молодой человек. А его отец иногда к нам приезжает. У него проблемы с сердцем. Кажется, врачи советовали ему провести шунтирование, но в прошлом году он отказался. Больше я ничего не знаю. Извините, но я должна идти. У вас нет больше вопросов?

– Нет. Спасибо. – Он попрощался и вышел из кабинета.

Через полчаса он уже сидел в приемной Гловацкого. Институт находился совсем близко, и удалось проскочить через несколько кварталов, избегнув привычных заторов. Гловацкий оказался мужчиной лет шестидесяти, небольшого роста, подвижным, шумным, веселым, в крупных роговых очках, с удивительным детским выражением лица, какое бывает у настоящих ученых, творческих людей, занятых своих делом, и детей, еще не испорченных окружающим их миром. Достаточно было на него посмотреть, чтобы понять, как именно он относится к людям и способен ли он на такое дикое преступление. Максим Георгиевич Гловацкий был известным ученым, членом-корреспондентом Российской академии наук.

– Чем я могу быть вам полезен? – осведомился он, когда Дронго представился. – Чем вообще я могу помочь эксперту по вопросам преступности? У нас с вами, очевидно, разные профессии. И, надеюсь, не пересекающиеся.

– Вы знали Егора Богдановского?

– К огромному сожалению, знал. Он невольно обидел мою дочь, вызвав у нее нервный кризис. Слава богу, что все это в прошлом. Сейчас она чувствует себя гораздо лучше. Но известие о его смерти снова потрясло всю нашу семью. Дело в том, что он был женихом нашей дочери. Теперь вы понимаете, как именно я должен был к нему относиться? Но все это в прошлом. А почему вы заново расследуете обстоятельства его смерти? Разве появились какие-то сомнения?

– Его убили, – сообщил Дронго, – вот акт экспертизы. И вот заключение экспертов, каким именно ядом его отравили. Я хотел вам его показать, но вас не было в Москве.

– Любопытно, любопытно. – Гловацкий взял документы, поправил очки, начал читать. Потом возмущенно отбросил бумаги. – Это безобразие, – громко сказал он, – настоящий вандализм. Травить такой гадостью молодого человека! Я еще удивляюсь, как он вообще протянул несколько часов. Наверное, был сильный организм. Ваши эксперты ничего не знают. Нужно было сразу показать заключение химикам. Это диоксин, применяемый против насекомых-вредителей. При попадании в желудок он может разъедать стенки желудка и вызвать паралич или даже смерть. Теперь понятно, почему врачи дали первое заключение о язве у молодого человека. Схожие симптомы. Но такого яда у нас невозможно достать. Это они определили верно. Он продается только в нескольких странах Европы. На него есть ряд ограничений, учитывая его высокую токсичность. Бедный мальчик. Представляю, как он мучился.

– Максим Георгиевич, – взволнованно обратился к нему Дронго, – я понимаю, как вам неприятно, но мне очень нужно, чтобы вы завтра приехали в офис компании «Сибметалл» и подтвердили ваше сегодняшнее заключение. Поймите, что это крайне важно для поисков преступника, убившего Егора.

Гловацкий взглянул на бумаги, затем посмотрел на Дронго:

– Если действительно нужно, я приеду. Но моя дочь не поедет. Ни при каких обстоятельствах. Ей будет тяжело там находиться. Да и мне будет не очень комфортно. Я бы не хотел там появляться. Аристарх Павлович потерял своего сына, и я очень сочувствую его горю, но лишний раз с ним разговаривать мне не хочется…

– Хорошо, – согласился Дронго, – тогда дайте ваше письменное заключение по поводу этого яда. Мне нужно иметь такое заключение, чтобы разоблачить преступника.

– Пожалуйста, – удивился Максим Георгиевич, – но оно не будет иметь юридической силы.

Дронго вышел из института через полчаса и набрал уже известный ему номер Огородниковой.

– У меня к вам только один вопрос, – сказал он, – и я больше вас не потревожу.

Задав вопрос и выслушав ответ, он вежливо попрощался и набрал номер Эдгара Вейдеманиса.

– Все, – сказал он коротко, – теперь я знаю все. И об убийстве, и об убийце. Завтра эта история закончится. Нужно, чтобы вы с Кружковым были в офисе компании «Сибметалл» ровно в два часа дня.

– Тебе нужна наша помощь?

– Нет. Теперь уже нет.

– Только один вопрос. Лезвие Оккама?

– Да. Как я и предполагал. Все так и получилось.

Он перезвонил Наталье Кирпичниковой.

– Вы напрасно мне не верили, – сказал он, испытывая легкое чувство торжества, – завтра я покажу вам убийцу. Ровно в два часа дня в офисе вашего отца. И не забудьте позвать своего супруга.

– Кто это? – не выдержала она.

– Завтра вы все узнаете, – пообещал Дронго.

Последний, кому он позвонил, был Босенко.

– Завтра в два часа дня в вашем офисе я назову вам имя убийцы, – объявил Дронго.

Босенко не удивился. Словно был уверен в подобном исходе.

– Спасибо, – отрывисто сказал он, – я никогда не сомневался в ваших способностях.

Дронго убрал телефон и подумал, что у него есть еще время, чтобы уточнить некоторые мелкие детали. Но теперь он был уверен в своей победе.

Они сидели в огромном кабинете Аристарха Павловича Богдановского. Сам хозяин кабинета, его дочь, его зять и начальник службы безопасности. Все четверо ждали рассказа Дронго. Он вошел в кабинет один, оставив в приемной Эдгара Вейдеманиса и Леонида Кружкова. Проходя через приемную, Дронго кивнул Арсению, сидевшему в углу и привычно ожидавшему Кирпичникова.