Сергей Зверев - Завербованная смерть

– А мне – кофе, – присоединилась к пожеланиям подруги Изольда, и когда внимательно следивший за повествованием Александр вернулся, Вероника продолжила:

– И вот на тех злополучных гастролях этот садист и подлец, других слов для его характеристики я не нахожу, дрессировщик господин Заметалин Константин Викентьевич из ревности ко мне подпоил своего уже к тому времени близкого друга Вольдемара Жозеффи, подсыпав ему в бокал с вином какой-то дряни…

– Да, – подтвердила Изольда тряхнув кудряшками, – уж что-что, а дрянью пичкать людей – это его стиль. На себе сегодня испробовала.

Вероника благодарно кивнула подруге за своевременную поддержку и продолжала:

– Да. И когда ничего не подозревающий иллюзионист отключился, этот подонок, я имею в виду дрессировщика, с хладнокровием серийного убийцы уложил своего друга Вольдемара в кровать, рядом положил такую же опоенную и усыпленную проститутку, которую сам же и притащил в номер, заказав девушку для себя, картинно разложил на тумбочке шприцы и жгут, а сам удалился. Эту картину я и застала, – закончила Вероника, – если бы я изначально знала обо всей подноготной этой истории, то финал, вероятнее всего, был бы иным. Я бы в тот момент просто выцарапала укротителю глаза. Но я же ничего не знала, – воскликнула Вероника, – и даже не подозревала о существовании на земле такой подлости! Сердце мое было разбито, самолюбие жутко уязвлено, и тогда я решила…

– Отомстить! – восхищенно выпалила Изольда. – А что ты на меня так смотришь? – спросила она на уставившегося на девушку Оршанского. – Нормальная женская логика и поведение, – объяснила она, – я бы и сама поступила точно так же.

– И я со всей возможной тщательностью взялась за разработку плана мести, – снова предалась давним воспоминаниям воздушная гимнастка. – На ту пору я уже кое-что знала о махинациях с икрой. Что-то знала, о чем-то догадалась, сопоставив факты, – уточнила Вероника, – и тогда у меня родился продуманный до мелочей план. В труппе на тот момент, сразу после скандала, мне оставаться не было никакого смысла. Ситуация складывалась не из лучших, да и иллюзионист попросил меня, так сказать, освободить место для подрастающего поколения… – Она выразительно глянула на Изольду, и девушка виновато потупила глазки.

– Ухаживать он умеет, это верно, – виновато произнесла она, – цветочки из рукава, букетики из шляпы… Но у нас с этим размазней ничего не было, – быстро добавила она, глянув на Оршанского.

– Я знаю, – спокойно ответил он, – вернее, сегодня узнал. Море нашептало, – добавил он, чтобы снять все вопросы. Видя, что можно продолжать и конфликт погас, даже не успев как следует разгореться, Вероника снова приступила к рассказу:

– И тут одна из моих подруг, которая уже работала здесь аниматором, предложила мне попробовать выступать в Лимассоле. Идея эта мне, как девочке, всю жизнь грезившей цирком, скажу откровенно, понравилась не очень, – поморщилась гимнастка, – но, как говорится, голод – не тетка, деваться было некуда, и я поехала. И еще я совершенно точно знала одно, – Вероника хитровато прищурилась, – что рано или поздно и иллюзионист, и дрессировщик окажутся на этом острове. Оставалось только ждать их появления. И оно, как видите, состоялось, – удовлетворенным тоном закончила свой рассказ воздушная гимнастка.

– Так ты, оказывается, им мсти-и-ила? – Разрозненные картинки в голове Оршанского стали складываться в единое мозаичное полотно.

– Извините, друзья, что втравила вас в это дело, – заранее попросила прощения воздушная гимнастка, понимая, что рано или поздно ее собеседники доберутся до сути, – но без вашего участия мой план был бы неосуществим.

– Ну ты… – Александр запнулся, не находя подходящих слов для объяснения такого поведения.

– Я же извинилась, – с обезоруживающей улыбкой напомнила собеседникам Вероника. – Да, я стерва, – пришла она на выручку Оршанскому, – женщина, которую, кроме нее самой, больше некому защитить и некому заступиться, в отличие от Изольды, – с плохо скрываемой завистью произнесла она. – И это я подбросила тебе в карман отмычки, когда вчера пришла в шапито. Только перед тем сняла ту, которой открывала клетку медведицы.

Совершенно огорошенный и не готовый к таким чистосердечным признаниям, Оршанский некоторое время сидел, с трудом переваривая трудноусваиваемую информацию. Спустя некоторое время он оклемался:

– А зачем ты мне отмычки-то подбросила? – поинтересовался он, совершенно сбитый с толку.

– Для того, чтобы повести следствие по ложному следу, – просветила Вероника опытного Оршанского. – Тебе ничего не грозило, – попыталась оправдать воздушная гимнастка свое несуразное поведение, – а мне нужно было, чтобы следствие не размазывалось по всему городу, а вращалось строго вокруг цирка.

– А зачем ты вообще выпускала медведицу? – снова поинтересовался журналист. – Это же было чревато такими последствиями… Слава богу, конечно, что все обошлось именно так. – С этими словами он нежно прижал к себе Изольду и поцеловал девушку в уже просохшие белые кудряшки. – А если бы все пошло по-другому?

– Могло пойти и по-другому, – жестко согласилась воздушная гимнастка, – не спорю, возможно – это не самое сильное и удачное место моего плана. Но мне было необходимо, чтобы по цирку ходили полицейские, чтобы появился дотошный следователь, – увлеченно раскрывала она детали своего кошмарного плана, – чтобы в конце концов дрессировщик и его никчемный партнер по бизнесу занервничали и сделали то, что они сделали – стали перепрятывать свой товар. На чем, собственно, мы их сегодня и поймали, – самодовольно закончила воздушная гимнастка. Она допила сок, поставила пустые стаканы прямо на дорогу, и поднялась, собираясь распрощаться с новоиспеченными друзьями, оставив их ворковать одних, без ее участия.

– Подожди-подожди, – удержал ее Александр, – а как же ты могла выпустить медведицу, если ты в ту ночь и шагу не могла ступить? – недоумевал Оршанский. – Я же сам видел, своими собственными глазами!

– Видишь ли, – Вероника улыбнулась наивности своего обманутого собеседника, – ты, наверное, думаешь, что мое падение было всерьез?

– Не понял… – искренне признался сбитый с толку московский журналист. – Поясни.

– Ни один профессиональный цирковой артист, в том числе и я, – уступила просьбам Оршанского воздушная гимнастка, – не может сорваться с каната во время выступления на дискотеке вполсилы. Повторяю, – уточнила она, – я говорю о настоящих профессионалах, к каковым отношу и себя. – Веронике нечего было скрывать, особенно в присутствии Изольды, которая прекрасно понимала и знала, о чем говорит ее подруга. – И кроме всего прочего, тот мужчина, – продолжала меж тем Вероника, – которого я якобы уволила прямо при тебе, служащий гостиницы, – напомнила воздушная гимнастка, – так вот он никогда не ошибался. Ни-ког-да, – с этими словами Вероника лихо подхватила палочку в правую руку и стала лихо размахивать ею в воздухе, дирижируя в такт доносившейся из кафе музыки. А через минуту, покончив с веселой мелодией, ровно, совсем не хромая, она уверенно пошла по зеленой улице Лимассола, изящно покачивая бедрами, и все дальше и дальше удаляясь от влюбленной пары.

– Вот это да… – восхищенно прошептал Оршанский, уставившись то ли на притворщицу-Веронику, то ли на ее покачивающиеся бедра, – класс!

В то же время воздушная гимнастка, продемонстрировав своим спутникам все свои возможности, внезапно снова сильно захромала, и через несколько секунд оперлась на услужливо подставленную руку очередной сердобольной жертвы. Проковыляв метров пятнадцать, Вероника обернулась, с какой-то невыразимой грустью помахала на прощанье новоиспеченным влюбленным рукой и скрылась за углом, не желая показывать парочке своего состояния.

Ей нравился этот наивный московский журналист Александр Оршанский, но после всех своих признаний рассчитывать на какие-то чувства с его стороны девушка не могла. Да, собственно, ничего страшного. Любовь можно и задушить, особенно в зародыше. Она это уже однажды проходила…

В фургоне старого клоуна Александра ждала телеграмма из редакции за подписью лично Вячеслава Генриховича Шапошникова, которая возвещала, что его командировка в один из райских уголков земли – средиземноморский остров Кипр – закончена и сегодня вечером, максимум – завтра его ждут в столице, на работе.

– Господи ты боже ж мой, – тяжело вздохнул журналист, – и когда только я высплюсь, а, Игорь Вениаминович? – обратился Оршанский к старому клоуну, с великой грустью осматривая распакованные недавно чемоданы и вещи, которыми он, в сущности, так и не успел воспользоваться. – Как мне все это надоело…

– В Москве выспишься, – обнадежил его сосед по коммуналке и непонятно к чему добавил: – Жениться бы тебе, барин, надо. Жениться.