Александр Шувалов - Чистодел

Тяжелая служба на благо государства завершилась без особого ущерба, как и следовало ожидать. Наконец-то наступила нормальная жизнь, вполне достойная приличного человека. Пропала необходимость скрывать достаток и играть в конспирацию, как большевики в подполье.

Операция в Киеве сорвалась. Это плохо, конечно, но не смертельно. Найдутся другие спецы, покруче прежних, и дело будет сделано. Слава богу, денег и административного ресурса хватает. А потому…

Зазвонил телефон, лежавший на столике.

Славик без лишней спешки поставил бокал, взял аппарат, посмотрел в окошечко, недоуменно пожал плечами, надавил на зеленую кнопку и буркнул:

— Ну?..

— Привет! — донесся до ушей бывшего государственного деятеля знакомый низкий голос, и ему сразу стало зябко. — Узнал?

— Конечно, — пискнул Славик и закашлялся.

В ушах у него зашумело. Да, узнал.

Чиновник среднего калибра из президентского аппарата. Со скромным кабинетом и крошечным штатом. Типичный двадцать седьмой старший помощник младшего кремлевского сантехника. Вот только задачи этому чинуше всегда ставил лично самый главный человек в стране. Он же принимал доклады, на основе которых потом делались выводы.

— Как поживаешь?

— Спасибо, нормально.

— Какие планы на будущее? — ласково спросил бывшего видного вельможу скромный госслужащий.

— Еще не определился.

— В политику часом не собрался? — осведомился тот. — А то у нас тут новое движение разворачивается, толерантно-патриотическое. «За Россию без русских». Слыхал уже?

— Да что вы. — Слава угодливо хихикнул. — Никогда!

— Вот и правильно. Ты ведь у нас государственник и настоящий патриот, не так ли?

— Да, — твердо ответил Славик. — Конечно.

— Прекрасно. Ты сейчас где, кстати? В Черногории, она же Монтенегро?

— Да, а что?

— Там и сиди. Если надо будет, вызовем.

— А что случилось?

— Национальный проект двухлетней давности помнишь?

— Какой? Их много было.

— Тот, который ты лично курировал. — Резкая боль ударила в голову патриота, а его собеседник продолжал: — Вместе с покойным Мишей. А замутил все это еще один покойничек. Такая песня о счастье получилась, заслушаешься!

— Я не совсем понимаю. — Славика бросило в жар и тут же в холод.

Он встал, прошел на корму, раздраженно отмахнулся от охранника, сунувшегося было следом. Тот исчез.

— Да все ты, Славик, понимаешь, — кувалдой ударил в ухо негромкий голос. — И не вздумай встать на лыжи в направлении Лондона. Не поймем.

— Он… — каким-то не своим, жалким и писклявым голоском проговорил несчастный. — Он знает?

— А как же, — бодро донеслось в ответ.

— И что сказал?

— Цитирую: «Я ему доверял, а он оказался еще хуже Миши». Понимаешь, о ком это?

Здесь человек из-за стены беззастенчиво врал. Он не имел привычки отвлекать первое лицо от важнейших дел, вопросы второго плана решал сам. Кое-кому в России можно все и, за редким исключением, всегда.

— Да, — прошептал Слава.

Боль в голове усилилась, стала пульсирующей, как будто стая дятлов рвалась наружу.

— Алло! — раздалось из трубки, прижатой к уху. — Что с тобой?

Уже все. В глазах потемнело, правая половина тела вдруг онемела. Он пошатнулся, рухнул в воду и камнем пошел ко дну вместе с телефоном, выскользнувшим из руки.

Пока вальяжный охранник, бывший полковник ФСО, заметил непорядок, пока Славу выловили да вызвали санитарный вертолет… Врачи элитной клиники сделали все, что возможно, даже чуть больше. И все равно…

— В сознание он пришел, — прозвучал голос из-за стены. — А толку?

— В смысле? — Я опять попил водички и закурил.

— Тяжелейший инсульт. Сейчас он как грудной младенец. Кушает с ложечки, даже с аппетитом. С удовольствием пьет из бутылочки и обильно гадит под себя.

— Что говорят врачи?

— Организм крепкий, неизношенный. Через годик-другой, может быть, даже сумеет сказать «папа-мама». Хотя вряд ли.

— А потом?

— Ничего. — В голосе человека из-за стены совсем не слышалось огорчения. — Центральная нервная система поражена, восстановления не будет. Теперь наш Слава просто овощ или кукла, кому как нравится.

— Да, — протянул я. — Дела. Уж лучше бы сразу…

— Может, и так. Ладно, вы свою часть сделки выполнили, я тоже.

— То есть обо мне все забыли?

— Как можно забыть того, кого не существовало? — вполне искренне удивился мой собеседник. — Прощайте.

— Неплохо смотришься, — одобрительно заметил Михалыч.

Это точно, очень даже неплохо. Банкет по случаю полной победы прошел чинно, я бы даже сказал, вяло. Выпивали мы как-то без энтузиазма, а потому не ужрались, как следовало бы, просто сделались чуть пьяными.

На следующий день Погромщик умчался сдаваться в семью, а Влад умотал на юга. Дела у него там появились.

— Какие планы? — осведомился старик.

— Прикуплю паспорт и умотаю. — Я осторожно отпил горячего кофе и довольно крякнул.

Если накануне выпивать в меру, то вместо пива на следующее утро можно освежаться кофе, понемножку и вдумчиво. С удовольствием.

— Куда?

— Еще не решил. — Я закурил и опять возрадовался.

Первая утренняя сигарета пошла просто на ура.

— А если вообще никуда не уезжать? — Михалыч принял из моих рук чашку и положил в нее сахарку.

— Это как?

— Очень просто. — Он отхлебнул и кивнул в знак одобрения. — Объявиться здесь под видом моего сына. Будет хоть кому на похоронах слезу пустить. Справишься?

— Ты еще меня переживешь.

— Это вряд ли.

— Выглядишь в последнее время неплохо, — возразил я. — Похорошел, взбодрился, даже румянец появился.

— Профессор в красивых очках назвал это ложной ремиссией. — Михалыч прикурил от моей зажигалки. — Я думаю, что боженька напоследок показывает мне, как хороша жизнь. Перед отбытием в теплые края.

— Это куда?

— В ад, Мелкий. Грехов на мне слишком много. Ты и представить не можешь, сколько и каких.

— Все мы, если разобраться…

— Вот и давай разбираться. — Михалыч пристукнул высохшей ладошкой по столу. — Ты надумал раздобыть левый паспорт и где-нибудь затаиться, верно?

— Ну да. — Я пожал плечами. — Еще мордочку подкорректировать на всякий случай.

— А я предлагаю настоящие документы плюс законную регистрацию везде, где можно и нельзя. Только вот мордочку действительно поправить придется.

— Человек может вдруг взять и помереть, исчезнуть с концами, — сказал я, и старый мокрушник хмыкнул. — Но как, черт подери, кто-то может вдруг на четвертом десятке лет самым законным образом появиться на белый свет? Магия какая-то.

— Все просто. — Старик ткнул пальцем в кофейник.

Я все правильно понял, вскочил и изобразил официанта.

— Помнишь, я денег просил?

Да, было такое при дележе честно заработанного на нас и того самого Николая как бы Павловича. Черт с ним, не жалко.

Старик тогда распорядился сбросить немалую сумму на счет в Германии. Зачем и для чего, не счел нужным объяснить, а я и не спрашивал.

— Ну.

— Я как-то упоминал о знакомом чине из киевской ментовки, не забыл?

— Да, кажется, какой-то полковник.

— На самом деле генерал-майор и не какой-то там. — Старый лис усмехнулся. — Мой товарищ по несчастью.

— В смысле?..

— Тоже загибается от того же самого. Жить ему отмерено меньше полугода. В лучшем случае.

— Что с того?

— Да то, что на Украине несколько лет назад пытались запустить программу защиты свидетелей. По штатовскому образцу. А он ее курировал.

— И как?

— Как всегда, то есть никак.

Если честно, я этому нисколько не удивился.

— На выходе получились привычный славянский бардак и сплошная неразбериха. Вот он и попользовался. Когда программу стали сворачивать, кое-что отложил про запас.

— Вроде пенсии на старость?

— Точно. Новая жизнь — товар недешевый. Только не дожить ему до пенсии.

— Кажется, начинаю понимать.

— Все просто. — Михалыч опять закурил. — Познакомились мы с ним в онкологии, обнюхались, разговорились о жизни.

— И он тебе так прямо все и рассказал?

— Ага. — Михалыч грустно улыбнулся. — У последнего порога, Мелкий, люди не шибко шифруются. Выкладывают все, что на душе. А у него проблем море.

— Каких?

— Молодая жена и две дочери-погодки, четырех и пяти лет. Он, конечно, хапал, но скромно, на жизнь им уж точно не хватит. Вот я ему и предложил. Пусть генерал сначала легализует меня, потом сыночка, тебя то есть.

— Дорого вышло?

— Не дороже денег.

— Ты ему веришь?

— Нет, конечно. Да и не надо. Пусть он нам теперь верит. Я выплатил меньше половины, остальные деньги уже ты будешь ежегодно перечислять вдове. После того как мы с его превосходительством переедем под травку.