Владимир Быстров - Пересекающиеся параллели

 – Это который из Черемушек, со станции?

 – Нет, на станции там другой начальник, а он – управляющий электросетями… Так вот у Пети я тем летом как раз и видел такую "сайгу". Ну, и тоже загорелся – хочу! А тут прямо как по заказу и этот парень подвернулся! "Без проблем!" – говорит, – "Готовь деньги – через неделю привезу."

 – Ну и что, привез? – поинтересовался Захаров.

 – А что же мы, по-твоему, обмывали?! Просидели у меня в сауне до трех ночи! Но, скажу я тебе, это не ружье, а сказка! Штучное изготовление, приклад резной, инкрустированный… Так он мне еще и оптику к нему привез, причем не нашу – немецкую!

 Подумав немного, Семеныч неожиданно предложил:

 – Слушай, а давай сегодня вечером у меня соберемся! Пригласим этого хлопца, – его, кстати, тоже Лешкой зовут, – посидим, побеседуем… Может, и у тебя с ним какие-то дела сложатся! Парень-то неплохой, а главное – честный. А это сейчас, сам знаешь, бо-о-льшая редкость!...

 Вернувшись вечером после работы в гостиницу, своего соседа Захаров там не застал, и в гости отправился один, оставив на тумбочке записку, в которой сообщил о предложении Семеныча присоединиться к ним. К тому времени, когда его тезка появился у Семеныча, они успели только по разу зайти в парилку да выпить по бутылке пива.

 – Ну, и как же мне теперь к вам обращаться? – пошутил Семеныч.

 – Давай, ты будешь Леха Первый, как царь-батюшка!– указал он на торговца оружием, – а ты, Алексеич, соответственно, Леха Второй!

 – Зови меня лучше Лис, – негромко предложил "оружейник"…

 …– Сержант! – неожиданно прервал его Захаров, – Откуда у тебя это?

 Вместо пояса брюки сержанта были стянуты ярко-оранжевым австрийским репшнуром (вспомогательная веревка), пряжкой в котором служила заметно потертая титановая "восьмерка" (приспособление для спуска по веревке, по форме напоминающее цифру 8).

 - Так, это... Змей подарил... то-есть, извините, товарищ майор!

 – Отставить разговорчики! – строго, но беззлобно рыкнул на него майор. – Тащи лучше сюда поросенка! А вы кончайте болтовню! Режьте хлеб, доставайте зелень...

 - И стаканЫ! – добавил неугомонный Рустам.

 – Щас! – отрезал майор, – Стаканы им еще подавай! Кружками обойдетесь! Выполняйте, время пошло! А я пока за водкой схожу…

 Он поднялся и своей характерной мягкой и быстрой беззвучной походкой направился в сторону лагеря.

 – Интересный мужик! – заметил Рустам, обращаясь к Алексею, – Заметил, как он ходит? Тихо, как кот… Такой подойдет сзади – и раз!

 – Брось ерунду нести – "и раз"! Нужен ты ему! – передразнил его Захаров, – Лучше скажи, ты ничего в этой "восьмерке" не заметил?

 - Вроде нет... "восьмерка" как "восьмерка"! А что?...

 … – Слышь, Алексеич, может привезти тебе какую-нибудь бердану? Сидишь тут один среди леса… Вон, и волки уже наследили!

 Захаров с сумкой через плечо беседовал с Иваном Алексеевичем на пороге его дома.

 – Ты, никак, уже домой собрался! – обратил внимание на его сумку старик, – Чего ж так? Побыл-то три денька всего… Али дома дела какие срочные?

 – Брось, какие там дела! Заскочу на денек в Питер, родителей навещу, Ну, в Москве еще кое-чего для работы прикупить нужно, а после сразу домой. Дочка, наверное, уже забывать стала, как папка выглядит!

 Вспомнив о жене и дочери, Захаров улыбнулся.

 – Дочка-то большая? – полюбопытствовал Алексеич.

 – Скоро пять! – с гордостью ответил Захаров.

 – Какая же это большая! – удивился Алексеич, – Самому-то, уж, поди, за сорок?

 – Так я женился поздно! Чего, думаю, спешить? Вначале на семейные дела времени не было, после – подходящей невесты не найти… Зато теперь жена у меня молодая, красивая! Привез бы показать, да, боюсь, отобьешь!

 – Ой, не смеши старика! Куда мне здесь молодуха? Мне б какую-нибудь бабульку лет шестидесяти! Да чтобы своя была, деревенская! Чтобы и в огороде управлялась, и дома порядок был. А то одному уже тяжко стало… Да и скучно! Вот ты сейчас уедешь, и у меня кроме курей да кота ни одной живой души рядом и не будет. С ними только и обчаюсь! Как этот... "робинзон крузе"!

 – Ты мне не ответил, отец, – ружьишко-то привезти? Могу обычную двустволку, а можно и "двойник" - "белкой" называется. А то, хочешь, "тройник" привезу! Здесь такого точно ни у кого нет!

 – Про "белку" слыхал... Это у которой один ствол под мелкашку заделан? Мне-то такая куда? Ворон, разве что, с огорода гонять! А "тройник" – это что ж за зверь такой будет?

 –  Считай, та же "белка", только есть еще один ствол, третий. Нарезной, под автоматную гильзу.

 – Нарезной, конечно, неплохо бы... – задумчиво протянул Алексеич, – Да, только три ствола все ж многовато! Их ведь на себе таскать надобно! А мне уже, чай, не двадцать годков! Ты, лучше, вот что скажи – у нас тут охотники с городу приезжали, так я у них видел ружье такое, на "калашникова" сильно похоже. Только  очередями стрелять не может. Да мне очередями и не нужно! Главно – нарезное! С ним, понятно, поспокойнее будет, эт-правда! Людей-то в округе совсем не стало, вот зверь и осмелел! И волки шалят, да и медведи появляться стали, чуть не в дом лезут! А уж кабаны прошлой осенью весь огород у меня изрыли! Едва совсем без картошки не остался! А кабаны какие? Что твой паровоз! Такого кабанчика только с "винтаря" и возьмешь!

 Обняв старика на прощанье, Захаров закинул сумку на за спину и пошел по проторенной в снегу тропинке вверх, к расположенной в полукилометре автобусной остановке...

 … – Можете звать меня Лис, – предложил "оружейник".

 – А почему Лис? – удивился Семеныч.

 – Мне так привычнее, – не вдаваясь в долгие объяснения, коротко ответил тот.

 – А что, у нас в школе одного парня тоже Лисом звали! – поддержал его Захаров, – У него фамилия была – Лисовенко. Ты, часом, не Лисовенко?

 "Оружейник" промолчал, и Захаров, видя, что он не расположен к откровенности, добавил:

 – А, впрочем, какая разница! Лис – так Лис!...

 Семеныч сломался быстро. Вероятно, сказались и предыдущее застолье, и напряженная обстановка на работе. Да и возраст – ему было уже далеко за 50 – тоже давал о себе знать. Заметив, что хозяин уснул на лавке в предбаннике, Лис предложил:

 – Может, пойдем в гостиницу? А то неудобно как-то – хозяин спит, а мы тут гуляем...

 – Давай! – согласился Захаров, – У меня в "гостинке" еще бутылка "Кремлевской" есть. Из Москвы везу. Хотел Семеныча угостить, да ему, видно, уже ни к чему! Нужно только жену его предупредить, что он тут остался…

 По дороге в гостиницу Лис немного разговорился.

 – Я, ведь, почему оружием занялся… Жить как-то нужно, а специальности у меня, считай, никакой нет! До перестройки в армии служил, помотался по миру – даже в Африке побывал! А в восемьдесят шестом, после ранения списали вчистую. Как из госпиталя вышел, так и мотался без работы. А когда перестройка началась, совсем туго стало! Никто никуда брать не хотел, только бандюки, считай, постоянно предлагали: "Давай, мол, к нам, кооператоров доить! Бабла – немеряно!" Но к браткам меня как-то не тянуло. Повезло,  что старых армейских друзей встретил. Помогли с деньгами, дело подыскали… Они, оказывается, давно уже охотничьим оружием занимались. Ну, и предложили мне, бери на себя Сибирь и Дальний Восток, "окучивай"!

 Он невесело усмехнулся:

 – Вобщем, как у Ильфа и Петрова с сыновьями лейтенанта Шмидта!

 – Постой, – перебил его Захаров, – а как же ты в Африку-то угодил? Туда ведь только военных советников отправляли!

 – Все верно – я и числился военным советником! В… да это уже и не важно! Скажем так: в одной "банановой республике"... Тогда ведь нигде не писали, что мы вообще там были! Да и "советник" – это только название, сам понимаешь...

 – Спецназ, что ли? – уточнил Захаров.

 – Ну, да, типа того… А после этой Африки даже записи никакой нигде не осталось, только номер части, да и тот – "левый"! Если бы не Змей, так и болтался бы по гарнизонам…

 – Змей? – переспросил Захаров. Ему показалось, что он уже слышал это прозвище, но где и когда, вспомнить не смог, и вскоре уже забыл об этом факте.

 – Ну, да! У командира моего кличка была такая – Змей!

 Вспомнив о нем, Лис невольно усмехнулся:

 – Правда, иногда еще Горынычем звали! Серьезный был мужик, строгий... 

 Когда в отблесках костра у палатки появился сержант, у Алексея с Рустамом перехватило дух – в руках он держал короткий и толстый, выструганный из ветки орешника вертел, на котором, блестя румяной корочкой и капая не успевшим еще остыть, горячим жиром, красовался молочный поросенок.