Сергей Донской - Живешь только трижды

– Идеальный для тебя вариант – это гибель сразу всех, кому ты морочил голову, – усмехнулся Бондарь. – Признайся, ты ведь и о нашей смерти мечтаешь?

– Я могу промолчать? – спросил Дубинский.

– Молчи. Не нужны мне твои откровения.

– Времени в обрез, – сказал Костя, пряча в боковой карман пиджака гранату. – Нужно отсюда убираться, командир. Боюсь, сюда вот-вот заявятся остальные вояки.

– Исключено, – бодро отрапортовал Дубинский. – Все командированы в Ялту, где намечается какая-то операция. В Севастополе остались только Полковник, я да Паша Бешеный. Но, подозреваю, что он уже не опасен. – Предположение сопровождалось заискивающим смешком. – Думаю, он теперь будет молчать до самого Страшного суда.

– Угадал, – проворчал Бондарь. – Но как насчет тебя? У меня нет уверенности, что сразу после нашего ухода ты не кинешься звонить своему Полковнику.

– Я за него ручаюсь, – сказал Костя и расколотил об стену мобильник, обнаруженный при беглом обыске помещения. – Другие трубки есть? – спросил он у Дубинского.

Тот проворно вскочил с матраца и, порывшись в вещах, протянул телефончик «Самсунг», скромно сообщив, что это последняя модель, снабженная, помимо всего прочего, переводной программой с собачьего языка.

– Надо же, – восхитился Костя, топча трубку. – Классная штука. Только для тебя абсолютно бесполезная. С тобой не захочет иметь дела ни одна порядочная собака.

– Между прочим, я держу ризеншнауцера, – запальчиво сказал Дубинский.

– На твоем месте я завел бы гиену.

– Или шакала, – сказал Бондарь.

– Вот-вот, – согласился Костя, вырывая с мясом все телефонные провода, которые обнаружил в комнате. Обрывок одного из них он небрежно смотал и сунул в карман.

– Зачем он тебе понадобился? – удивился Бондарь.

– Вешаться. Слишком много всякой погани развелось в мире. Порядочным людям тут делать нечего.

Притворяясь, что он не замечает оценивающих взглядов, устремленных на него, Дубинский занял свое место на матраце и постарался стать как можно более незаметным. Наступил решающий момент. Даже Бондарь не знал, сдержит ли свое обещание Костя, а уж Дубинский и подавно. В каждой поре его крупного носа выступило по бисеринке пота. Под щеточкой усов то и дело мелькал язык, облизывающий пересохшие губы.

– Ну что, – весело сказал ему Костя, – будем прощаться? Мы уходим, а ты остаешься, причем, заметь, живой и невредимый. Дальше все зависит от тебя. Если не сунешься наружу раньше времени, то тебе ничего не грозит. Но если ты вздумаешь своевольничать…

– До которого часа я должен оставаться на месте? – поспешно спросил Дубинский.

– Пока сюда не войдет кто-нибудь.

– Кто?

– Кто угодно. Твоя задача ждать до упора. Иначе мое слово отменяется.

– Согласен, – сказал Дубинский.

– Еще бы ты не был согласен, – усмехнулся Костя.

Выйдя из комнаты, он вдел провод в кольцо гранаты и за считаные секунды соорудил растяжку, воспользовавшись двумя противоположными дверными ручками.

– А если это не сработает? – спросил Бондарь, когда они шли через двор.

– Моя растяжка? – удивился Костя. – Обижаешь, командир. Я все-таки профессионал.

– Но вдруг Юрий Михайлович решит выполнить обещание?

– Такие, как Юрий Михайлович, никогда не выполняют обещаний.

Подтверждением этому был взрыв, прозвучавший еще до того, как Бондарь включил зажигание «БМВ».

– Видал миндал? – подмигнул Костя.

Он скалился так радостно, что Бондарь не смог не откликнуться на это такой же широкой улыбкой. Но, кажется, она получилась не очень-то искренней. Бондарь чувствовал смертельную усталость и непривычную тяжесть там, где у обычных людей находится сердце.

Наверное, его собственное превратилось в камень. Тогда почему же оно так болело, это каменное сердце?

Улица Марата ничем не отличалась от прочих севастопольских улиц, которые уже давно сидели у Бондаря в печенках. Невысокие здания, масса зелени, относительно мало транспорта. Когда напарники высадились неподалеку от нужного им дома, в их ноздри ударил восхитительный запах свежевыпеченной сдобы, и они одновременно сглотнули голодную слюну.

– Не забыл про свое обещание? – спросил Костя, когда они прохаживались по двору, изучая место проведения последней акции.

– Какое обещание? – нахмурился Бондарь.

– Ты грозился устроить банкет по поводу завершения операции.

– Там видно будет.

– Ты сомневаешься в том, что через пару часов все закончится?

– Закончится-то закончится. Но чем? Может быть, вечером мы окажемся не в ресторане, а в морге, с бирочками на ногах.

– Кто-то, помнится, обвинял меня в том, что я накаркиваю неприятности, – обиженно сказал Костя. – А теперь этот кто-то сам буровит невесть что. Какие бирочки, командир? О хорошем думать надо.

– Давай-ка лучше подумаем, как нам добраться до Полковника, – проворчал Бондарь.

Они без труда вычислили окна двадцать второй квартиры и убедились, что телевизионный кабель действительно протянут с крыши до балкона. Дубинский их не обманул… как и они его, если судить об этом формально. Угол дома номер шестнадцать действительно стыковался с соседним зданием, так что перебраться с крыши на крышу не составляло особого труда. Акция обещала быть если не приятной, то легкой.

В половине десятого утра Бондарь с Костей проникли в крайний подъезд шестнадцатого дома, поднялись наверх и, немного повозившись с запертым люком, забрались на чердак. Тут было темно и пыльно. Переплетения деревянных балок воскрешали в памяти какие-то старые фильмы о затонувших кораблях, сокровищах и пиратах. Солнечный свет, просеянный сквозь дыры и щели в кровле, прорезал сумрак сотнями золотых клинков. Стараясь ступать как можно тише, чтобы не потревожить жильцов внизу, напарники прокрались к слуховому окну и, умудрившись не пораниться о торчащие из рам гвозди, выбрались на крышу.

Еще не раскаленная, а лишь слегка теплая жесть мягко погромыхивала под ногами. Бондарь и Костя находились не так уж высоко, но люди и машины внизу казались игрушечными. Зато снятые с предохранителей пистолеты были настоящими. И вооруженные ими мужчины забрались на крышу не для того, чтобы запускать воздушных змеев или гонять голубей.

На подходе к балкону Полковника Костя едва не пустил свой «люгер» в ход, потому что появление человеческой фигуры стало для него полнейшей неожиданностью. Как, впрочем, и для Бондаря.

Это была невероятно толстая девушка, устроившаяся загорать на противоположном скате крыши, используя трубу в качестве прикрытия от посторонних взглядов. Плед, на котором она лежала, был леопардовой раскраски, а закрытый купальник толстухи украшали черно-белые полосы под зебру.

«Только африканских мотивов нам не хватало», – подумал Бондарь.

Увидев незнакомых мужчин с грозными лицами, толстуха слабо пискнула и села, стыдливо прикрываясь руками. Ладошки у нее были маленькие, а телеса – внушительные, так что жест выглядел глупо.

– Ты что здесь делаешь? – строго спросил Костя.

– За… за… – От волнения девушка потеряла дар речи. Ее взгляд перескакивал с Бондаря на его напарника и обратно, словно она искала какие-либо отличия в пистолетах, которые они держали в руках. Отличий не было. Спасения, как казалось девушке, тоже. Перепуганная до потери пульса, она продолжала свое тоненькое: – За… за…

– Загораешь? – подсказал Костя, галантно пряча «люгер» за спину.

– Д-да.

– Почему не на пляже?

– Ст… ст…

– Стрекозы одолели?

Девушка с отчаянием помотала головой:

– Ст… ст…

– Стрижи? – перечислял Костя. – Ставрида? Стрептоцид?

– Ст… стесняюсь, – выдавила из себя девушка. – Я такая толстая, все надо мной смеются. – После этого признания дело пошло на лад, и слова посыпались из нее, как семечки из прохудившегося кулька. – Вот я и хожу сюда. Говорят, солнечные лучи способствуют… – запнувшись, она сумела продолжить лишь после того, как опустила голову, – способствуют сжиганию лишнего жира.

– Лучше бы ты занялась спортом, – наставительно произнес Костя.

– Бегом трусцой, – брякнул Бондарь, тут же вспомнив Дубинского и его бесславный конец.

Солнце словно утратило свою яркость, хотя никаких облаков в небе не наблюдалось.

По всем правилам шпионской науки следовало ликвидировать случайную свидетельницу или по крайней мере связать ее и оставить на крыше. Но у Бондаря не повернулся язык отдать подобный приказ Косте, вопросительно взглянувшему на него. Эта толстая дурочка и так была набита всяческими комплексами по самую маковку. Как переживет она сплетни, которые неизбежно возникнут после того, как ее найдут на крыше, связанную, с кляпом во рту? И не сверзится ли она вниз, пытаясь освободиться без посторонней помощи? Бондарю не хотелось причинять ей вреда ни морального, ни физического.