Джозеф Файндер - Дьявольская сила

Она немного выше меня, росту в ней примерно пять футов десять дюймов с небольшим вместе с непокорной копной взбитых черных волос, у нее сине-серые глаза, черные ресницы и здоровый румяный цвет лица, который, на мой взгляд, представляет большую природную ценность. Я всегда считал ее загадочной личностью, себе на уме, и ничуть не меньше сейчас, чем тогда, когда мы учились в колледже. К тому же еще она обладала спокойным, уравновешенным характером.

Молли совсем недавно зачислили в штат Массачусетской больницы широкого профиля, и она работала там детским врачом. В свои тридцать шесть она была старше своих коллег, поскольку позже других вступила на стезю практикующего врача. В ее характере было не спешить, особенно когда она хотела сделать что-то как следует. После окончания колледжа она свыше года путешествовала по Непалу. В Гарварде, специализируясь в медицине, она стала изучать итальянский язык и даже написала курсовую работу по творчеству Данте, что само по себе уже означало свободное владение языком, однако в вопросах органической химии она столь же свободно не разбиралась.

Молли любила цитировать Чехова, который как-то сказал, что доктора отчасти схожи с адвокатами, но если адвокаты лишь грабят клиентов, то доктора не только грабят их, но еще к тому же и убивают. И все же, несмотря ни на что, медицина ей нравилась, и она ничуть не задумывалась о материальных выгодах профессии врача. Мы с ней частенько мечтали – полушутя, полусерьезно – бросить работу, продать свой городской дом и переселиться куда-нибудь в глушь, открыть сельскую больницу и лечить бедных детишек. Мы назвали бы ее больницей Эллисона-Синклер, что звучит словно лечебница для психических больных.

Молли закончила кипятить соус, убавила огонь, и мы перешли из кухни в гостиную, которая, как и все другие комнаты в доме, была загромождена всяким хламом: какими-то ведрами, медными трубами и прочим старьем, и все это к тому же покрыто густым слоем пыли. Там мы уселись на перетянутые кресла, временно покрытые пластиковыми чехлами, и начали серьезный разговор.

Пять лет назад мы с Молли приобрели этот прелестный старинный особняк, стоящий на Мальборо-стрит в приморском районе Бостона. Прелестным, однако, дом был только снаружи. Внутри же он заключал лишь потенциальную возможность стать таковым.

В это время на рынке недвижимости цены достигли своего пика, а через несколько месяцев резко упали. Вы, может, и думаете, что я продувная бестия, но тогда я, как и множество других «умников», самонадеянно полагал, что цены на недвижимость будут только повышаться. Так вот, купленный нами дом относился к таким, про которые в рекламных объявлениях говорится, что это не дом, а «мечта умельца». Засучивайте рукава и приступайте к воплощению своих замыслов. При покупке агент по продаже недвижимости, конечно же, таких слов нам не говорил, но зато не сказал он также, что канализационные трубы в нем засорились, деревянные перекрытия источили жуки-древоточцы, а планки под штукатуркой вконец прогнили. В 80-х годах нередко любили повторять, что кокаин – это Божье наказанье тем, у кого много денег. В 90-х таким наказанием стали закладные на недвижимость.

Я получил свое вполне по заслугам. Ремонту дома не было конца-края, не в пример возведению египетских пирамид в Гизе. Только захочешь починить покосившуюся лестницу, нужно сначала заменить прогнившие балки стен, для чего, в свою очередь, требуется… Э, да что там говорить.

Хорошо хоть, что в доме не оказалось крыс. Я всю жизнь боялся крыс, испытывая перед этими маленькими тварями необъяснимый бесконечный страх, не говоря уже об отвращении, которое питают к ним все остальные нормальные люди. Подыскивая жилище, я отверг несколько других домов, хотя они очень понравились Молли, только из-за того, что мне померещились там промелькнувшие тени крыс. Про крысоловов и говорить не приходилось: я глубоко убежден, что крыс, как и тараканов, истребить невозможно, они выживут в любых условиях. Время от времени, когда мы утыкались в «видак», Молли любила подшутить надо мной и незаметно ставила кассету с фильмом «Уиллард» со всякими ужасами про крыс. Мне же было не до смеха.

И как будто нам еще не хватало стрессов, мы целыми месяцами цапались по поводу того, иметь или не иметь ребенка. Вопреки наиболее распространенной ситуации, когда жена хочет родить, а муж против, мне хотелось ребенка, а еще лучше нескольких. Молли же категорически возражала. Я считал это странным для педиатра, поскольку она придерживалась мнения, что детей должны воспитывать не родители, а педиатры. Она полагала, что ее карьера детского врача только-только началась и своих детей иметь было рано. Поэтому между нами часто возникали ожесточенные споры по этому вопросу.

Должен сказать, что я был не прочь разделить с ней ответственность за воспитание ребенка, она же считала, что в истории цивилизации еще ни один мужчина не разделил такой ответственности. По правде говоря, я уже собирался стать отцом: когда моя первая жена, Лаура, погибла, она была беременна. Молли же беременной еще не была никогда.

Итак, споры наши не прекращались.

– Мы могли бы продать отцовский дом в Александрии, – начала Молли разговор.

– По нынешним ценам на рынке мы за него почти ничего не получим. А твой отец не оставил тебе, по сути дела, ничего. Он никогда по-настоящему не думал о деньгах.

– А не можем ли мы получить заем?

– А под какой же залог?

– Я могла бы заложить драгоценности из лунного камня.

– Да за них шиш дадут, – засомневался я. – Лучше носи сама.

– А что Александру Траслоу нужно от тебя?

В самом деле – что, когда юристов поопытнее меня, как собак нерезаных? Мне не хотелось повторять подозрения Стирнса, что отца Молли убили: так или иначе, такое объяснение никак не пролило бы свет на причину того, зачем я понадобился Траслоу. Ради чего, спрашивается, бередить ее рану?

– Мне не хочется даже ломать голову, для чего я вдруг понадобился ему, – запинаясь, ответил я.

Оба мы прекрасно знали, что все это как-то связано с моей прежней работой в ЦРУ, но до конкретной причины додуматься не смогли.

– Ну а как там дела в отделении интенсивной терапии для новорожденных? – спросил я, чтобы уйти от разговора, о ее работе в Массачусетской больнице.

Молли только покачала головой:

– Я хочу поговорить об этих штучках Траслоу, – она задумчиво накрутила на палец прядь своих волос и сказала далее: – Отец дружил с Траслоу. Я имею в виду, что они доверяли друг другу, хотя близкими приятелями не были. Но отец всегда любил его.

– Вот и хорошо, – заметил я. – Значит, он добрый человек. Но тот, кто хоть раз был шпионом, шпионом останется навсегда.

– То же можно сказать и о тебе.

– Нет, я давал обещание, Молли.

– Стало быть, ты полагаешь, что Траслоу хочет дать тебе какое-то секретное задание?

– Сомневаюсь. Больно высокая зарплата.

– Но ведь работа связана с ЦРУ.

– Необязательно. ЦРУ – просто самый крупный клиент Корпорации.

– Мне не хочется, чтобы ты соглашался, – настойчиво повторила Молли. – Мы же уже говорили – эта твоя работа ушла в прошлое, с ней покончено. Ты напрочь порвал с ней… так и держись.

Она знала, как важно было для меня полностью отрешиться от своей прежней работы оперативного сотрудника, приучившей меня к холодной расчетливой жестокости.

– Я тоже очень хочу остаться в стороне, – заметил я. – Но Стирнс изо всех сил уговаривал меня не отказываться.

Молли встала с кресла и опустилась передо мной на колени, обняв мои бедра.

– Я не хочу, чтобы ты снова стал работать у них. Ты же обещал мне. – Разговаривая, она принялась поглаживать мои ноги и уставилась на меня умоляющими глазами, в которых таилась непостижимая загадка. Ее действия сбивали меня с толку. – А ты можешь с кем-нибудь посоветоваться? – наконец спросила она.

Я надолго задумался, а потом заявил:

– Разве что с Эдом Муром.

Эдмунд Мур знал внутреннюю кухню ЦРУ лучше всех на свете, ибо прослужил там вплоть до отставки – более тридцати лет. Во время моей короткой работы в разведке он натаскивал меня, был, как говорят разведчики, моим «реббе». Кроме того, он обладал поразительным нюхом на распутывание всяких загадок. Эд жил в Вашингтоне, в Джорджтауне, в старинном дивном особняке и, похоже, на пенсии был занят по горло, даже больше, нежели в дни активной деятельности в ЦРУ: перечитывал, видимо, все изданные мемуары, посещал собрания ветеранов ЦРУ, встречался в ресторанах с закадычными друзьями, выступал как эксперт на заседаниях сенатских подкомитетов и делал еще миллион всяких дел, которые я даже перечислить не могу.

– Поговори с ним по телефону, – посоветовала Молли.

– Я сделаю еще лучше. Если выкрою свободное время завтра днем или послезавтра, то слетаю в Вашингтон и повидаюсь с ним.