Алексей Азаров - Дорога к Зевсу

Ничего не решив, я достаю сигарету и закуриваю. Вместе со смятой пачкой под руку подворачивается десятипфенниговик. Не монетку же в самом деле бросать — “марка” или “пусто”?

Я иду… Или нет. СС-гауптшарфюрер запаса Франц Леман вышагивает по берлинским улицам. Плечи расправлены, голова как на палке. Прохожие обтекают его, угадывая под штатским пальто одного из тех, кому фюрер предрек повелевать миром. То обстоятельство, что на Висле и Одере германские войска, спрямляя линию фронта, эластично сокращают оборону, нисколько не обескураживает Франца Лемана, беспредельно верящего в гений фюрера. Айн, цвай!.. Как должен поступить Леман — доверенное лицо господина советника Цоллера?

Да, айн, цвай… айн, цвай, а что же дальше?

История Мальбрука, собравшегося в поход, и там мирандо, мирандо, мирандо, пользуется во всем мире печальной популярностью. Фельдмаршал, как известно, попал в пикантное положение, очень схожее с тем, в каком нахожусь я сам.

Клочки конверта, лежащие перед Цоллером, словно белые знамена разбитых войск, и вряд ли мне удастся собрать армию для новой битвы.

— Что ж ты запнулся, сынок? — говорит Цоллер и удобно складывает на столе мощные руки. — Продолжай, я слушаю тебя. Значит, ты нашел конверт и вспомнил бригаденфюрера? А почему его? Мало ли имен, начинающихся на “вар”?

— Это точно, — говорю я.

— Ну, ну, не валяй дурака! Или ты предпочитаешь для начала посидеть в камере? У нас в подвале очень чистый воздух, способствующий освежению мысли.

— Я ничего не утверждаю, — говорю я и разминаю сигарету. — Но при чем здесь камера? Я и рейхсфюреру СС выложу то же самое, и никто не упрекнет меня за это. Долг члена партии…

Цоллер предостерегающе машет рукой.

— Помолчи, сынок! И не надо мне угрожать. Мы с тобой делаем общее дело, но это не означает, что я все приму на веру. Сначала ты должен доказать кое-что, и лишь тогда я буду на твоей стороне. Такие уж в гестапо правила, сынок!

Я не хуже Цоллера знаком с правилами гестапо и именно потому после колебаний рискнул проявить инициативу и напроситься на свидание. Клочки конверта с фамилией отправителя, начинающейся на “вар”, были моими полками, посланными в наступление.

На первых порах Цоллер, выслушав рассказ о Варбурге, равнодушно заметил, что было бы полезнее, если б я занимался фон Арвидом, а не лез в гестапо с баснями. При этом он собрался было смахнуть обрывки в корзину, но помедлил и, выбрав один из них, наморщил лоб. Складки — предвестники лавины — тяжело нависли над бровями.

И все-таки даже тогда я не был уверен, что Цоллер “готов”. Отправляясь в гестапо, я взвесил, что мог, но фактов у меня было маловато, а догадки нисколько их не заменяли. Бесспорным казалось одно: Цоллер из чиновников старой закваски, начавший карьеру до 1933 года. Причем карьеру не слишком-то удачную. В его возрасте полагалось быть оберштурмбанфюрером и сидеть в центральном аппарате. Но, может быть, Цоллер из категории служак, начисто лишенных воображения и честолюбия? Такие обычно тянут лямку до пенсии, и стремления их не идут дальше покупки клочка земли в Целлендорфе. Неординарная комбинация, проводимая против фон Арвида, может оказаться единичной счастливой находкой советника, не более… Но если и так, то и тогда что я терял со своим рассказом о Варбурге?

Сейчас Цоллер живо напоминает мне старого бульдога, размышляющего, вцепиться ли ему в здоровенную кость. С одной стороны, соблазн велик; с другой — и зубы уже не те и помойки по задним дворам полны объедков.

Складки на лбу советника застывают; клочки конверта, едва не сброшенные было в мусорную корзину, притягивают толстые пальцы. Цоллер рассматривает их, перекладывает с места на место.

— Так, — говорит он невыразительно. — Давай-ка, сынок, начни еще раз по порядку.

Я киваю и сглатываю слюну. Когда я напрягаюсь, слюнные железы у меня работают с двойной нагрузкой. Очистив рот и набрав порцию воздуха, я переношусь из кабины советника в Париж, в сентябрьские дни, когда рота Лемана охраняла особняки гестапо в Булонском лесу. Запинаясь, я повествую о тяготах караульной службы, а затем принимаюсь распространяться о том, что жизнь бойца СС в Париже отнюдь не похожа на идиллию и что это сущие враки, будто девки сами вешаются на шею.

— Брехня это, вот что я доложу! — решительно заявляю я, с удовлетворением замечая, что на щеках Цоллера вздуваются желваки.

— Ну вот, — говорю я и зажигаю сигарету. — Теперь господин советник поймет, почему мы все обрадовались, когда Фогель попал в наш взвод. Жуткая скука, а тут приходит душа-парень, и всем вроде бы полегче. Мы, конечно, знали, что он из разжалованных, но приняли его по-товарищески, да и он, верное дело, держался как гвоздь!

Цоллер берется за карандаш.

— Фогель? Он кто был по званию?

— Шарфюрер… А раньше — штурмфюрер. На нем фон Варбург отыгрался, когда…

— Не спеши, сынок!

— Ясно!

Я вновь киваю и возвращаюсь к Фогелю, который на самом деле, сколько мне помнится, был не рубахой-парнем, а порядочной-таки скотиной. Однако это не самое существенное отступление от правды, допущенное мной, и я продолжаю рассказ, стараясь, чтобы факты и ложь сочетались в нем в разумных пределах Фогель и точно служил во взводе Лемана Списки роты, захваченные маки, содержали его фамилию и указание командования, что бывший офицер СС должен пройти проверку в боевой обстановке. Варбург постарался сплавить свидетеля подальше — недаром взвод был снят с охраны особняков и брошен против франтиреров Плохо только то, что Фогеля не оказалось среди убитых, плохо в равной степени как для Варбурга, так и для меня.

— Не спеши, сынок, — повторяет Цоллер. — Откуда он к вам попал?

— Из госпиталя. Он был ранен, легко ранен, самую малость.

— И он был с тобой откровенен?

— Не сказать… Просто, понимаете ли, когда лежишь бок о бок в засадах и ждешь, что франтирер подстрелит тебя, то язык сам собой развязывается, особенно после боя… Так оно и вышло… Вообще-то, между нами говоря, лежать в засаде — скверная штука…

Цоллер торопится остановить поток не относящихся к делу воспоминаний. Жест его красноречив, и, повинуясь ему, я перехожу к истории Фогеля, Эрлиха и фон Варбурга.

Цоллер выслушивает ее с угрюмым лицом. Дав мне выговориться, он откладывает карандаш и некоторое время сидит неподвижно, скрестив руки на груди.

— Забавно. Если я тебя правильно понял, сынок, штурмбанфюрер Эрлих арестовал английского агента, а потом вместе с Варбургом попытался установить контакт с Лондоном? Так? Ты говоришь, к англичанину применяли третью степень? Откуда тебе это известно?

— От Фогеля. Он участвовал в допросе. Фон Варбург приставил к тому типу свою любовницу СС-шарфюрера Лизелотту Больц, и втроем с Эрихом они сорганизовали настоящий заговор.

— Вот как?

— Так утверждал Фогель! — быстро поправляюсь я. — А потом Эрлих застрелился, и фон Вар­бург куда-то вывез англичанина Фогель все хотел дознаться, куда, но не мог его сначала самого упрятали в сумасшедший дом, а потом в госпиталь и — тю, тю! — к нам.

При желании я мог бы рассказать всю эту историю значительно точнее и подробнее, ибо английским агентом, носящим имя Стивенса, был все-таки я сам и это мне всаживал под пальцы левой руки длинные иглы “рубаха-парень” Фогель. Помню я и другое, как Эрлих, проиграв свою игру, застрелился на глазах у меня и Люка; и то, как трудно было уйти из конспиративной квартиры гестапо, где происходил решающий разговор с Эрлихом. Фон Варбург вывез меня на своей машине, бросив в квартире труп Эрлиха и связанную мною Лизелотту Больц, и один черт ведает, как он потом выкручивался, отводя от себя подозрения… А еще двое суток спустя он исчез, уехал в Берлин, оставив мне и Люку ничего не стоящую в данном случае подписку о сотрудничестве.

Штурмбанфюрер Эрлих — вот кто был настоящий противник. Он тонко и аккуратно вел игру, преследуя сразу две полярные цели: внедрить гестапо в парижскую резидентуру Стивенса и полупить для себя и Варбурга страховой полис на случай поражения Германии.

Вспомнив Эрлиха, я думаю о Цоллере и отдаю ему должное: он тоже противник не из слабых. Советнику не хватает тонкости покойного штурмбанфюрера, но зато он лучше подкован в профессиональном отношении. Если Эрлих, придя в гестапо по рекомендации НСДАП, был и оставался блестящим дилетантом, то Цоллер, унаследованный службой безопасности от полиции времен Веймара, прекрасно разбирается в тактике и методике сыска. Сейчас я подбрасываю ему возможность разом взлететь в высокие сферы. На фон Арвиде и “заговорщиках” не сделать карьеры, но бригаденфюрер Варбург — достаточно прочная и широкая ступень, чтобы подняться в кабинеты, расположенные по соседству с апартаментами Мюллера и Кальтенбруннера.

— Ну, и что ты предлагаешь? — задумчиво говорит Цоллер, собирая остатки конверта. — Хотя нет, сначала ответь: с чего ты взял, что письмо послано фон Варбургом?