Гарри Грей - Однажды в Америке

В этот момент Мускул прыгнул на меня с диким и невнятным воплем, который исходил словно из раны, зиявшей на его лице. Коп успел броситься между нами. Вся страшная сила, которую Мускул готовил для меня, обрушилась на копа, выбила из его рук оружие и накатила на нас, смяв всех троих и еще пятерых зевак в один клубок, покатившийся в сточную канаву.

Как Мускулу удалось завладеть хлебным ножом, не знаю, но он навис надо мной, рассекая лезвием воздух, а я уворачивался и изгибался, катаясь в грязной канаве вместе с копом. Я заметил револьвер копа, лежавший на тротуаре. Я рванулся вперед, схватил оружие и разрядил его приблизительно в том направлении, где размахивал ножом этот безумный.

Первая пуля угодила ему в живот. Он свалился в канаву, лицом вниз. Я сделал еще один выстрел. Рука у меня дрожала, я промазал, и пуля срикошетила в прохожего, который с криком упал на землю. Мускул начал стонать, умоляя меня: «Боже, как больно, я не могу это вынести! Добей меня, Лапша, добей, пожалуйста!»

Я подошел к умирающему Мускулу. Я тщательно прицелился и разрядил револьвер ему в голову.

Я наставил дуло на приближавшегося копа и крикнул:

— Я и тебя убью, ублюдок!

Он остановился. Я махнул револьвером сгрудившейся толпе. Люди расступились в стороны.

Я побежал вперед, не думая о направлении, а коп и вся эта толпа с гиком и воплями понеслись за мной. Мне казалось, что тысячи глоток кричат мне вслед: «Поймать Лапшу! Поймать убийцу!» Мне казалось, что тысячи рук тянутся ко мне, чтобы схватить и разорвать на мелкие кусочки. Деланси-стрит дрожала от криков толпы, жаждавшей моей крови.

Посреди улицы стояло такси. Водитель кого-то ждал, не выключив работавшего мотора.

Не успел он опомниться, как я уже стоял над ним.

Я ткнул ему револьвером в грудь и крикнул:

— Выметайся, пока я не проделал в тебе дырку.

Он выпрыгнул на улицу, как кролик. Я нырнул на водительское кресло. Я переключил коробку передач на первую, вторую, третью скорость и понесся по Деланси-стрит, визжа на поворотах шинами. Я промчался мимо полицейского участка на Клинтон-стрит. Куча копов выбежала на середину улицы, крича и разряжая мне вслед револьверы. Я повернул налево под Уильямсбургский мост, в верхнюю часть города. Я помню, как летел по узкой улице, а у меня из-под колес разлетались торговые тележки. Каким-то чудом мне удалось вырваться на широкую Первую авеню.

Я бросил машину на углу Первой авеню и Четырнадцатой улицы. Я скрылся в кинотеатре и сидел там до самого закрытия. Потом я поймал такси и поехал к Джои Китайцу.

Увидев Джои, я вздохнул с облегчением и почувствовал себя в безопасности. Я сказал:

— Дай мне отдельную комнату, Джои. За мной гонятся бандиты, копы, все.

— Не волнуйся, Лапша. Я дам тебе комнату, где никто тебя не найдет.

Я лег на кушетку. Джои приготовил мне трубку. Боль, отчаяние, тоска — все исчезло с первым вдохом дурманящего дыма. Приятное тепло проникло мне в кровь и растеклось по всему телу. Блаженная дымка обволокла меня яркими, причудливыми снами.

Кто-то грубо потряс меня за плечо. Чьи-то настойчивые руки и встревоженный голос вырывали меня из сна.

— Вставай, Лапша, скорее. Они уже внизу. Просыпайся.

Я тряхнул затуманенной головой и увидел испуганное лицо Джои. Он умолял:

— Ради бога, проснись, Лапша.

— Господи, что за сон, — пробормотал я и сел на кушетке. — Что стряслось? В чем дело?

— Поднимайся, Лапша, быстрее. — Я услышал крики и револьверные выстрелы под лестницей. — Они здесь, — торопливо шептал Джои, — Менди, Триггер и еще двое.

Я вскочил с кушетки.

— Быстрей, за мной, — бросил Джои яростным шепотом.

Я поспешил за ним, спустился по пожарной лестнице в узкий переулок и нырнул в подвальное окно. Другой конец подвала выходил в новый переулок. Мы были уже в двух кварталах от дома Джои. Я оглядел улицу. Она была пуста.

— Уезжай из города, — задыхаясь, посоветовал мне Китаец.

— Спасибо, Джои.

Я добежал до конца улицы. На углу я повернул на запад. Я бежал в тени, прижимаясь к стенам домов. Я миновал Бродвей. Меня трясло. Я замедлил шаг, чтобы перевести дыхание. Я пытался собраться с мыслями. Что теперь делать? Куда идти? Мне надо выбираться из города, но как? Теперь, когда меня ищут и копы, и Синдикат, нельзя садиться ни в автобус, ни на поезд. Первое, что они проверят, — это вокзалы и автостанции.

Я увидел станцию метро. Вот это подойдет. Я сбежал вниз по лестнице и сел на поезд, уходивший в верхнюю часть города. Я проехал весь маршрут до Сто восемьдесят первой улицы. Пройдя несколько кварталов по Бродвею, я зашел в круглосуточную закусочную. Рядом с входом на улице стояли грузовики. Я заказал гамбургеры и кофе.

Заметив выходившего из закусочной водителя, я догнал его и пошел рядом. Я спросил:

— Не возьмешь меня с собой, приятель?

— Возьму, если ты мне немного поможешь.

— Конечно, — ответил я с радостью. — Куда ты едешь?

— В Хастингс, с грузом всякой всячины. Когда приедем, поможешь мне разгрузиться?

— Договорились.

Я сел рядом с ним. Я глубоко вздохнул, когда мы выехали с Бродвея и покинули город. Я пытался справиться со страхом, но мне этого не удавалось. Я снова и снова вспоминал все события вчерашнего дня. Меня бросало в дрожь от одной мысли о том, что произошло. И о том, чем все это может закончиться.

Меня объявят в национальный розыск, причем сразу в двух организациях. Кто из них найдет меня быстрее? Коны или Синдикат? Сумею ли я скрыться от копов, у которых есть связи в каждом городе и штате?

Это будет не так уж трудно. Но как мне спрятаться от армии вооруженных гангстеров, которым наверняка уже дали приказ найти меня живым или мертвым?

Да, все бандиты в каждом городе получили этот приказ. Я знал, как эффективно умеет работать Синдикат. Большие города мне теперь недоступны. Но я поведу себя умно. Я буду держаться маленьких городишек и сельских мест, пока все не утихнет. Водитель тихо напевал себе под нос. Было уже светло, когда мы въехали в Хастингс.

— Что, неплохо прокатились, паренек? — спросил шофер с довольной улыбкой.

У меня болело все тело, но я сдержал обещание. Я помог ему разгрузить товары.

Я сказал:

— Спасибо, приятель.

Я пошел вниз по улице. Водитель повернул назад в Нью-Йорк.

Я подсчитал свою наличность. В бумажнике оставалось около четырехсот долларов. На первое время хватит. Я не стану трогать ту сотню штук, которую положил в «Бэнк оф Юнайтед Стэйтс». Они в надежном месте. Как хорошо, что я сообразил оставить эти деньги там.

Прежде всего мне нужно обзавестись другой одеждой, если я собираюсь путешествовать по сельским дорогам. Я направился на север по главной улице Хастингса. Вскоре я заметил магазин армейского снаряжения. Дверь была на замке. Я пошатался по улице, пока магазин не открыли. Я купил высокие крепкие сапоги, рабочие брюки, рубашку, куртку, носки, нижнее белье и дешевую шляпу. Все обошлось мне в тридцать два доллара. Я улыбнулся, вспомнив, сколько денег я тратил на один хороший «стетсон».[39]

Я вышел из города, держась вдоль берега Гудзона. Отыскав укромное местечко, где над водой нависали густые кусты, я разделся, вымылся в реке и надел новую одежду.

У меня еще остался револьвер копа. В барабане сидел один патрон. Я вытащил его и бросил в реку. Оружие я положил на прибрежную скалу. Взяв большой камень, я стал колотить по револьверу, пока он не развалился на несколько кусков. Каждый кусок я забросил в разные места реки. Старую одежду я закопал в яме среди дремучих зарослей речного кустарника.

Я бодро направился в сторону Олбани-Пост-роуд, чувствуя возродившиеся силы и новую надежду. Близ Хармона на Гудзоне я зашел в маленькую бакалейную и купил две банки импортных очищенных сардин, батон белого хлеба, кварту молока и пять батончиков «Херши».

После Хармона я прошел еще немного вдоль реки, пока не увидел тихое, поросшее травой местечко, окруженное со всех сторон высокими деревьями. Когда я сел на этой лужайке, меня охватило забытое чувство расслабленной лени. Я открыл баночку сардин и сделал себе два сандвича. Они исчезли очень быстро. Я и не подозревал, что так проголодался. Я размышлял о том, не открыть ли мне вторую банку сардин, дополнив ее оставшимся хлебом, но потом остановился на «Херши» и молоке. Два шоколадных батончика растаяли у меня во рту. Холодное молоко показалось мне слаще нектара. Я попытался вспомнить, когда в последний раз пил молоко. Я ничего не мог вспомнить, кроме того, что это было очень давно.

Я вытянулся на спине и закинул руки за голову. Усталость и боль куда-то исчезли. Я чувствовал только безмятежность и покой. Да, покой… Чудесный покой.

Что ж, как видите, я еще жив и теперь, много лет спустя, рассказываю вам о моих приключениях. Как мне удалось спастись, где я жил все это время — уже другая история, и вы понимаете, почему я не могу рассказать ее сейчас.