Джадсон Филипс - По кривой дорожке

— Отвяжется в каком смысле?

— Понятия не имею, Питер. Я… я была почти без сознания. Когда мерзавец этот шептал, не было сил спросить, про что он. Да и скрылись они быстро. Бросили меня там, в проулке. Я кое‑как прикрылась и вот… пришла сюда. Такси взять побоялась, еще заметит шофер, что на мне все порвано.

— А лица их ты совсем не разглядела?

— Там была кромешная тьма. И очки… мне очки сбили сразу.

— А голоса узнаешь?

— Нет. Первый тут же приставил мне к горлу нож — такой, знаешь, лезвие выскакивает, чуть нажмешь. И зашептал, что вспорет мне глотку, посмей я шелохнуться. Другой шептал уже в конце. Я, по сути, и не слышала их голосов. Какие‑то животные звуки, когда они… О господи!

— Но что же ты Джорджу скажешь?

— Вот почему нужпа твоя помощь, Питер.

— А именно?

— Прошу, соври. Может, потребуется много врать.

— Всегда пожалуйста. — Гнев Питера не утихал. — Ну подонки…

— Ты бы позвонил Джорджу, — продолжала Элли. — Скажи ему: вернулся, мол, из Греции сегодня вечером… вчера вечером.

— Так оно и есть.

— Позвонил мне в редакцию. Это тоже правда. И попросил — ну что‑то сделать для тебя.

— Опять правда. Попросил не звонить мне! Извини, Элли, шучу глупо.

— Попросил меня поехать куда‑то на два — три дня. Раньше мне не оправиться, Питер, не хватит смелости встретиться с ним. Ты будто собирался позвонить Джорджу и объяснить ему, но так измучился, что уснул, но застав его сразу. Проснулся — вот только что — и вспомнил. Ты очень огорчен, Джордж‑то, наверно, сейчас с ума. уже сходит. Наверняка звонил в редакцию и узнал, что я ушла около одиннадцати. Пять часов назад.

— Заставлю его поверить. И если желаешь, действительно отправлю тебя из города. На Кипре я познакомился с одним американцем. Зовут парня Гаролд Мэррит. Он сражается в греческом отряде и просил меня на словах передать кое‑что семье — в Филадельфии. Съезди туда на пару дней, найди Мэрритов. Так что все будет четко — на случай проверки. Скажу Джорджу, что не знаю, где ты остановилась, ты мне утром сообщи по телефону. Поручение настоящее. И хоть как‑то отвлечет тебя.

Элли повернулась к Питеру, на секунду прильнула щекой к его руке.

— Счастливо, Питер.

Вордвелы сидели на кухне, где на столе стояли три чашки и кофейник.

— Я решила не носить кофе туда, — сказала Фрэнсина Вордвел. — Элли начала рассказывать, я и побоялась, что появлюсь некстати.

Доктор Вордвел посмотрел на Питера добрыми усталыми глазами.

— Управитесь с Джорджем?

— Если разрешите воспользоваться вашим телефоном.

— Разумеется. Вон на стене висит, и в гостиной есть, если Желаете поговорить наедине.

— Нет, вы тоже послушайте, — возразил Питер. — Чтобы мне не объяснять вам все заново. Только вот — вы говорите, физических повреждений нет?

— Повреждения‑то есть, — ответил доктор. — Ее словно колошматили. Вся в синяках. Но насколько я могу судить…

— Может, ей лечь в больницу?

— Она — ни в какую. Ведь тогда все откроется. В кабинет‑то ко мне не пошла, медсестры побоялась.

Питер подошел к телефону. Отыскав в справочнике, набрал номер Уилсонов. Трубку сняли с первым гудком.

— Джордж? Это Питер.

— Господи, Питер! Что с ней? — отрывисто спросил Джордж Уилсон.

— С ней полный порядок, Джордж. Ничего не случилось. А вот я перед тобой должен крепко извиниться.

— Уже пять часов как она ушла из редакции. Даже больше! Почему же она не позвонит? Что происходит?

— Понимаешь, я только вчера из Греции. Вернулся совсем поздно, — пустился в объяснения Питер. — А мне нужно было послать кого‑нибудь в Филадельфию, к родителям парня, который сражается в Греции. Элли и согласилась поехать. Ты мотался где‑то, она никак не могла поймать тебя. Мы договорились, что дозвонюсь я. Чтобы ты не беспокоился.

— Ничего себе, не беспокоился! Да я тут чуть не рехнулся, Питер!

— Могу себе представить! И все из‑за меня. Я суток пять толком не спал. Звонил тебе, звонил, а потом вмиг отключился. Как лампочка. Проснулся вот только что и вспоминаю: тебя‑то так и не поймал. Уж постарайся простить меня.

— Но где же Элли?

— В Филадельфии. А где остановилась, не знаю. Скорее всего в каком‑нибудь отеле в районе вокзала на Бродстрит. Позвонит мне утром. Тебе она звонить не собиралась, считая, что ты в курсе. Моя тут вина. Еще раз извиняюсь! Давай спи, Джордж. Как только Элли позвонит, скажу, пусть и тебе звонит. Может, она и сама утром звякнет. Когда решит, что ты уже проснулся.

— Лезет тут в голову всякое, — пожаловался Джордж, словно ничего не слыша. — Авария, убийство, изнасилование. Бог знает что!

— Ну, кончай сочинять, — сказал Питер. Щека у него дернулась. — Филадельфия — город братской любви. — Он повесил трубку.

— Купился? — спросил доктор.

— Почему бы и нет? Но, как вы понимаете, Элли придется отправиться в Филадельфию. Эти люди живут там на самом деле. И ей какое‑то занятие, пусть в себя малость придет, прежде чем Джорджу показываться.

— Вот с платьем беда, — посетовала Фрэнсина Вордвел. — Ее — все в клочьях. А мои вещи ей велики.

— Заверните ее во что‑нибудь и отправьте ближайшим поездом. Туда идут с Пенсильванского вокзала, по — моему, каждый час. — Питер вытащил бумажник. От заграничной поездки у него осталось много денег, гораздо больше, чем носишь с собой обычно. — Как приедет туда, купит себе что‑нибудь.

— А Джордж не удивится, что на — ней все новое?

— Он до того обрадуется встрече, что ничего и не заметит. Спасибо за кофе. Пойду успокою Элли, расскажу про Джорджа, и пора.

Хмурым шел он по коридору. «Скажи своему боссу: если он не отвяжется…»

Элли встретила его тревожным взглядом.

— С Джорджем поговорил, — сообщил он. — Переволновался он здорово. Видно, очень тебя любит. Ух, как разозлился на меня, что я заснул, не дозвонившись. Не предупредил я, понимаешь, что уехала в Филадельфию. Утром, надеется, ты позвонишь.

— Спасибо тебе, Питер. Спасибо, огромное спасибо.

Он взял ее за руку. Пальцы были ледяные.

— Я отсутствовал почти месяц из‑за этих греческих дел. От чего должен отвязаться Фрэнк?

— Не знаю, Питер, ничего не знаю. Может, всего‑то хотели, чтобы в журнале не печатали про то… что случилось со мной.

— Может, и так, — хмуро ответил Питер. «Передай своему боссу…» велели они. Значит, кто ее босс, им известно. А если приказ для Девери, стало быть, караулили они именно ее, поджидали, пока выйдет из редакции.

— Скажу Фрэнку: мне позвонили среди ночи и велели передать, чтобы он отвязался, а то ему плохо будет.

— И что толку? — спросила Элли.

— Может, выйду на этих двух подонков, а уж если выйду, покажу я им проулочек!

— Опи… они прямо звери, Питер.

— Я и сам не очень‑то добренький, когда меня заведут. А уж сейчас, детка, меня завели!

Он передал ей длинное и довольно путаное поручение к родителям Гаролда Мэррита. У парня все было ладно, когда Питер виделся с ним, но в боях никто не застрахован. У парня были заботы, о которых полезно знать родителям — па всякий случай.

Кончив наставления, Питер наклонился и поцеловал Элли в щеку.

— Приходи в себя, детка. Это пе конец света. Ну, попала в аварию. Аварии приключаются каждый день. Ты цела и невредима, а остальное все пройдет и забудется.

— Может, наступит день, и мне все представится тоже в таком вот свете, — произнесла Элли и отвернулась, пряча слезы.

Фрэнк Девери, главный редактор и идейный вдохновитель «Ньюсвью» — еженедельника, обгонявшего сейчас по тиражу своих ближайших конкурентов, — был ростом мал, коренаст, а глаза его пронзительно блестели. Сторонний наблюдатель принял бы Девери за крутого, настырного, властного типа. Сотрудники же знали: Девери — человек бесконечной чуткости и доброты. Вся редакция, начиная с ведущего очеркиста Питера Стайлза до новичка — рассыльного, не моргнув глазом, пошли бы за Фрэнком Девери на битву и на пир в любое время дня и ночи. Девери и Стайлз, искренне уважая профессиональные достоинства друг друга, были еще и близкими друзьями.

Девери каждый день начинал так, ровно шлея под хвост попала: вопил приказания, требовал объяснений, почему не сделано то‑то и то‑то, а если сделано, то неужто не умели справиться получше? С год назад он бросил курить — раньше у него уходило по четыре пачки в день, и теперь почти все время или жевал незажженную сигару (сигар он терпеть не мог), или грыз черенок трубки. Этим утром он беспрестанно выкрикивал вопрос, который эхом перекатывался по всем четырем этажам редакционных и издательских помещений «Ньюсвью»:

— Куда, к черту, делась Элли Уилсон?

Его секретарша да опаздывает. Случай неслыханный. Без нее ему не обойтись, дел накопилось невпроворот: ведь накануне Девери целый день провел в Вашингтоне. На работу Элли ходит пешком, так что задержка из‑за транспортной пробки, крушения в метро отпадает. Он позвонил Уилсонам, ответил сонный Джордж.