Джеймс Чейз - …И вы будете редактором отдела

– Значит, остаться вы не хотите?

– Хочу или не хочу, но я этого не сделаю.

Она подняла руки и провела пальцами по волосам. Это, вероятно, самый притягательный жест, который может сделать женщина. Если у нее соответствующие формы, да еще когда она смотрит на мужчину, как смотрела на меня Хелен, устоять очень трудно. Но я все же устоял.

– Я хочу, чтобы вы остались.

Я покачал головой:

– Мне действительно надо идти.

Она посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом, безо всякого выражения, затем пожала плечами, опустила руки и встала.

– Ну что же, раз вы так решили… – Она подошла к двери, открыла ее и шагнула в холл.

Я последовал за ней и взял шляпу, которую оставил там на стуле. Она открыла входную дверь, выглянула в коридор и отступила в сторону.

– Может, как-нибудь вечерком вы не откажетесь пообедать со мной или сходить в кино?

– Было бы очень мило, – вежливо ответила она. – Спокойной ночи.

Она одарила меня какой-то отрешенной улыбкой и закрыла дверь.

В последующие пять или шесть дней я думал о ней постоянно. Я не сказал Джине, что повстречал Хелен на вечеринке, но Джина обладает каким-то умением верно угадывать, о чем я думаю, и я несколько раз замечал, как она озадаченно и пытливо смотрит на меня. На шестой день я решил немного снять напряжение и, вернувшись к себе домой, позвонил ей.

Трубку не снимали. В течение вечера я звонил трижды. Сделал четвертую попытку часа в два ночи. Трубку наконец сняли.

– Алло?

– Это Эд Досон, – сказал я.

– Кто-кто?

Я улыбнулся в трубку. Это было уже слишком. Я понял, что она интересуется мною не меньше, чем я ею.

– Позвольте мне освежить вашу память. Я тот парень, который заправляет римским корпунктом «Вестерн телегрэм».

Тут она засмеялась:

– Привет, Эд.

Это уже было лучше.

– Мне одиноко, – сказал я. – Могу ли надеяться, что мы куда-нибудь сходим завтра вечером? Если у вас не намечается ничего лучшего, мы, наверное, могли бы пообедать у Альфредо.

– Подождите минуточку, ладно? Мне нужно заглянуть в свою записную книжку.

Я подождал, зная, что меня хотят проучить, но мне было все равно.

– Завтра вечером не могу. У меня свидание.

Мне бы следовало сказать, что это очень плохо, и положить трубку, но я уже слишком влюбился.

– В таком случае когда мы можем это устроить?

– Ну, я свободна в пятницу.

До пятницы было еще три дня.

– Хорошо, пусть будет в пятницу вечером.

– Я бы предпочла не ходить к Альфредо. Нет ли какого-нибудь более укромного уголка?

Я опешил. Если я не думал об опасности, что нас могут увидеть вместе, так она точно думала.

– Да, хорошо. Как насчет ресторанчика напротив фонтана Треви?

– С удовольствием. Это было бы мило.

– Жду вас там. В какое время?

– В половине девятого.

– Хорошо. Пока.

До пятницы я тянул время. Я видел, что Джина переживает из-за меня. Впервые за четыре года я был с нею резок. Я не мог сосредоточиться, не мог найти в себе силы заняться своими прямыми обязанностями. Я думал о Хелен.

Обед в ресторанчике был неплох, хоть я и не помню, что именно мы ели. Я обнаружил, что мне трудно говорить. Мне хотелось лишь смотреть на нее. Она была спокойна, холодна и одновременно соблазнительна. Пригласи она меня к себе, я бы плюнул на Чалмерса и пошел, но она этого не сделала. Она сказала, что поедет домой на такси, а когда я намекнул, что отправлюсь с ней, красиво отшила меня. Я стоял у ресторана, глядя, как такси лавирует среди машин по узкой улочке, потом потерял его из виду. Тогда я пошел домой. Мысли у меня путались. Встреча не помогла, стало только хуже.

Три дня спустя я позвонил ей снова.

– Я немного занята, – сообщила она, когда я пригласил ее сходить со мною в кино. – Думаю, ничего не получится.

– Я надеялся, что вы сможете. Через пару недель я уезжаю в отпуск. Тогда я не увижу вас целый месяц.

– Вы уезжаете на месяц?

Голос у нее стал резче, как будто я ее заинтересовал.

– Да. Еду в Венецию, а оттуда в Искию. Я планирую провести там недели три.

– С кем вы едете?

– Один. Но не будем об этом. Так как насчет кино?

– Не знаю. Может, и выберусь… Я перезвоню вам. Сейчас мне надо идти. Кто-то звонит в дверь. – И она положила трубку.

Она не звонила мне пять дней. Потом, как раз когда я уже собирался сделать это сам, она позвонила мне на квартиру.

– Все собиралась звякнуть, да не могла, – сказала она, как только я снял трубку. – Продохнуть некогда было. Вы сейчас не заняты?

Было двадцать минут первого ночи. Я собирался отойти ко сну.

– Вы хотите сказать, прямо сейчас?

– Да.

– Ну нет. Я собирался лечь спать.

– Вы приедете ко мне? Только не оставляйте машину у моего дома.

Я не колебался:

– Конечно. Сейчас буду.

Я вошел в ее квартиру, как воришка, приняв все меры к тому, чтобы остаться незамеченным. Входная дверь была приоткрыта заранее, и мне оставалось только, выйдя из лифта, пересечь коридор и оказаться в холле.

Я нашел ее в гостиной, она раскладывала стопку долгоиграющих пластинок. На ней была белая шелковая накидка, светлые волосы рассыпались по плечам. Она выглядела прекрасно и знала об этом.

– Нашли дорогу наверх? – спросила она, откладывая пластинки, и улыбнулась мне.

– Это оказалось не так уж трудно. – Я закрыл дверь. – Вы знаете, нам не следует этого делать, добром это не кончится.

Она пожала плечами:

– Вам не обязательно оставаться.

Я подошел к ней:

– А я и не намерен оставаться. Зачем вы меня пригласили?

– Ради Бога, Эд! – в нетерпении воскликнула она. – Да расслабьтесь вы хоть на минутку!

Теперь, когда я был с ней наедине, заявила о себе моя осторожность. Одно дело – представлять себя наедине с ней, другое – быть в действительности. Я уже жалел, что пришел.

– Это можно, – произнес я. – Послушайте, я вынужден думать о работе. Если ваш отец когда-нибудь узнает, что я забавлялся с его дочерью, мне конец. Я серьезно. Он позаботится о том, чтобы я, пока живу, не получил работы ни в одной газете.

– Вы забавляетесь со мной? – спросила она, удивленно вытаращив глаза.

– Вы понимаете, о чем я.

– Он не узнает, зачем это ему?

– Он может узнать. Если кто-то увидит, как я прихожу или ухожу, это может дойти до него.

– Значит, вам нужно быть осторожнее, а это нетрудно.

– Эта работа для меня все, Хелен. Это моя жизнь.

– Да, романтиком вас, пожалуй, не назовешь, а? – Она засмеялась. – Мои итальянские друзья не думают о работе, они думают обо мне.

– Я говорю не о ваших итальянских друзьях.

– Ах, Эд, да сядьте вы, пожалуйста, и расслабьтесь. Вы здесь, и совершенно незачем заводиться.

И я сел, сказав себе, что у меня не все в порядке с головой, раз я здесь.

Она подошла к горке.

– Вам виски или водки?

– Виски, пожалуй.

Я наблюдал за ней, гадая, зачем она пригласила меня в такое время ночи. Она вовсе не казалась обделенной вниманием.

– Ах да, Эд, пока не забыла: взгляните-ка на эту кинокамеру. Я купила ее вчера, а спуск что-то не работает. Вы разбираетесь в кинокамерах?

Она жестом указала туда, где на стуле висела дорогая кинокамера в кожаном футляре. Я встал, открыл футляр и извлек из него шестнадцатимиллиметровый «Пейяр болекс».

– Ого! Ничего себе, – воскликнул я. – Зачем это вам понадобилась такая штука, Хелен? Она, должно быть, дорогая.

Она засмеялась.

– Цена действительно немалая, но мне всегда хотелось иметь кинокамеру. У девушки должно быть хоть одно хобби, разве не так? – Она бросила лед в два стакана. – Буду на старости лет вспоминать, как жила в Риме.

Я повертел камеру в руках. Мне вдруг пришло в голову, что она, должно быть, живет не по средствам. Ее отец сказал мне, что выдает ей по шестьдесят долларов в неделю. Он заявил, что не хочет, чтобы у нее было больше денег. Я знал цены на квартиры в Риме. Эта обходилась долларов в сорок в неделю. Я взглянул на столик, заставленный всевозможными напитками. Как же она умудряется так жить? А тут еще эта дорогая кинокамера…

– Вам кто-нибудь оставил состояние?

Ее глаза забегали, и на мгновение она, казалось, смутилась, но лишь на мгновение.

– Если бы. А почему вы спросили?

– Это не мое дело, но все это, наверное, стоит немалых денег, да? – Я обвел рукой комнату.

Она пожала плечами:

– Наверное. Отец выдает мне щедрое пособие. Ему нравится, чтобы я так жила.

Говоря это, она не смотрела на меня. Даже не знай я, сколько именно дает ей отец, я все равно заметил бы ложь. Я был заинтригован, но решил, что это не мое дело, и переменил тему разговора:

– Так что с камерой?

– Не работает спуск.

Когда она указывала, ее палец коснулся тыльной стороны моей ладони.

– Он на предохранителе, – объяснил я. – Вы нажимаете вот на эту штучку, и тогда спуск работает. Предохранитель ставят, чтобы случайно не заработал мотор.

– Силы небесные! А я чуть не отнесла ее сегодня обратно в магазин. Надо бы прочесть инструкцию. – Она взяла у меня камеру. – Я никогда ничего не понимала в механизмах. Вы только посмотрите, сколько я накупила пленки. – Она указала на письменный стол, где стояло десять картонок с шестнадцатимиллиметровой пленкой.