Ричард Пратер - Будет револьвер — будем путешествовать (сборник)

— Рад сотрудничать с ищейкой.

Лицо его приняло спокойное, даже приятное выражение, однако оно мгновенно исчезло, стоило ему взглянуть на фото. Его как будто передернуло, и он перевел на меня вспыхнувший гневом взгляд.

— Ты, крыса! — произнес он. — Зачем показывать мне этот снимок? Я читаю газеты, ищейка. Зачем приставал с этим к ребятам? Так это и есть тот Франклин, который велел шпионить за нами?

— Так вы знаете ее?

— Нет, ты...

— Никогда ее не видели?

— Нет!

— Об чем разговор? — сказала наглая блондинка. — Врежь ему как следует, Чаки!

«Совсем плохо, — подумал я, — а она могла бы мне понравиться».

Чак сжал кулаки, а когда он сжимал их, они превращались в смертоносное оружие.

— Слушай, ищейка! — сказал он. — Я сосчитаю до десяти. Если ты не выйдешь отсюда, пока я не кончу счет, тебя вынесут.

Я собирался возразить ему, но, оглядевшись, увидел с десяток, а то и больше юных каннибалов, готовых сожрать меня живьем. Я, правда, не слабак и к тому же бывший моряк, начиненный приемами дзюдо и полным набором способов самообороны без оружия, но мысль о том, что, когда они навалятся на меня всей шайкой, я, возможно, уложу пятерых — шестерых из них, прежде чем меня растерзают, показалась мне слабым утешением.

Он начал считать. «Какого черта, — подумал я, — ведь я их достаточно расшевелил». Я пожал плечами и шагнул к двери. При этом я оказался рядом с блондинкой.

— Ну и тип! — сказала она своим гнусавым голосом. — Настоящий забулдыга, вот ты кто!

— Заткнитесь, вы, — сказал я.

Бац! Она не так хорошо владела собой, как Чак. Она взмахнула рукой и самым настоящим образом влепила мне пощечину. Она даже оттолкнула меня, но все это было бы полбеды, если бы я не задел за что-то ногой. Я приземлился с такой силой, что весь дом задрожал.

И тогда я увидел, что меня подвело. Вернее, две вещи. Малорослый дружок Крыса пробрался мне за спину и стал на четвереньки, а Чак все еще стоял с выставленной вперед ногой и хохотал до упаду. Какую-то секунду я сидел на полу, и горячая волна гнева поднималась во мне, потом я с силой пнул коротышку в зад. Он отлетел и уткнулся лицом в ковер, а я вскочил на ноги, горя от негодования. И блондинка, и все мальчишки и девчонки смеялись вместе с Чаком, но, когда я поднялся, смех несколько утих.

Коротышка перевернулся и встал с пола, потер лицо и потом громко рассмеялся, глядя мне в глаза. В его смехе, однако, не было ни веселья, ни настоящей живости, просто громкое ритмичное ха-ха-ха. Остальные подхватили эту выходку и, глядя на меня, выкрикивали «ха-ха-ха» в унисон с коротышкой. Было странно и даже страшно смотреть на эти, уже не улыбающиеся лица и слышать неестественный смех, вырывающийся из двадцати глоток. Он звучал дико, как-то по-звериному. Извращенная глупая демонстрация, от которой у меня по спине побежали мурашки.

Зато блондинка явно получила удовольствие. Для нее тоже я был поводом для смеха. Правда ее смех отдавал честным весельем. Может, я в самом деле выглядел смешно. Она согнулась чуть вперед и так хохотала, что сумка соскочила с ее плеча и громко брякнулась об пол. Видимо в ней лежал кусок свинца, либо пистолет. Милейшие существа — друзья Чака!

Тот похлопал меня по плечу. Я посмотрел на него. Он смеялся.

— Восемь, — произнес он.

Я едва не взорвался, но, когда он сказал «девять», я пошел к двери. Его шайка сгрудилась передо мной, и, если бы они не отступили, я бы вышвырнул кое-кого через потолок, до того я был взбешен. Но они медленно посторонились, не переставая скандировать ха-ха-ха, и я миновал их, стараясь смотреть сразу во все стороны. Я уже надеялся, что дойду до двери без новых неприятностей, как вдруг кто-то с силой поддал мне сзади ногой.

Меня швырнуло на дверь и, натолкнувшись на нее, я круто обернулся. Конечно же, это был коротышка, пожелавший со мной расквитаться. Он не знал, что это еще далеко не все. Я смотрел на этих юнцов, которые постепенно перестали смеяться, и нужно было все мое самообладание и весь здравый смысл, который во мне остался, чтобы не броситься на них и не стереть кого-нибудь в порошок. Я уже принял от этих малолетних хулиганов больше, чем когда-либо принимал от такого же числа взрослых бандитов. И чем дольше я смотрел на них, тем больше они вырастали в моих глазах. Еще немного — и они выросли бы настолько, что я достал бы свой револьвер и застрелил пятерых, но я заставил себя открыть дверь и выйти на крыльцо.

Серп луны прятался за несущимися тучами и пахло дождем. Но прохладный воздух не охладил и не успокоил меня, хотя я и старался успокоиться, пока шел к своей машине. В сущности, я узнал мало нового, за исключением того, что эти подростки не просто хулиганы. У Чака, правда, задергалось лицо, когда я показал ему фото Пэм, но едва ли его можно осуждать за то, что ему стало не по себе. Мне нужно было вывести его из равновесия, поэтому я сыграл с ним гнусную шутку: показал ему снимок, сделанный в морге.

И тут вдруг я вспомнил, где раньше видел его. Может быть потому, что я одновременно думал о нем и о Пэм, но я вспомнил, что видел его на фотографии в альбоме, который показал мне мистер Франклин. Она была на одной из последних страниц: групповой любительский снимок, сделанный во время пикника в Элизион-Парке. За полквартала от места, где я оставил свой автомобиль, был маленький бар. Я зашел туда и из телефонной кабины в конце бара позвонил мистеру Франклину. Он ответил.

— Мистер Франклин, это Шелл Скотт. Вам известны имена молодых людей, с которыми встречалась Пэм?

— Ну... да, почти все. Вы что-нибудь узнали?

— Пока только предположение. Пэм когда-нибудь упоминала имя Чака Дорра?

— Нет. Никогда не слышал.

— Найдите в конце альбома снимок, сделанный во время пикника в Элизион-Парке. Каким числом он датирован?

С полминуты его не было, потом он снова взял трубку.

— Это было шестнадцатого прошлого месяца. Она... — голос его дрогнул.

Я быстро сказал:

— Она знала всех этих людей?

— Она пошла туда с мальчиком, с которым дружила, и еще с одной парой. Они должны были встретиться там с остальными. Кое-кого она знала.

Я сказал ему, что пока у меня только одни догадки и предположения, но как только я что-нибудь выясню, я сразу ему позвоню. Потом я позвонил Сэмсону.

— Сэм, дневник девочки Франклин все еще у тебя?

— Да. Тебе что-нибудь нужно? Как твои дела? Продвигаются?

Я вкратце рассказал ему о вечеринке.

— Подлая банда, ничего не скажешь. Этот дневник, в нем что-нибудь сказано о пикнике вечером шестнадцатого прошлого месяца?

Через минуту он прочитал мне несколько строк, которые меня не интересовали. Слова, написанные Пэм, звучали странно, произнесенные его грубоватым голосом:

— Божественный вечер в парке. О.У. и Дж. М. пригласили меня на студенческий вечер. С кем пойти? Думаю, с О.У. Он просто мечта! Но я бы даже и с ним не пошла, если бы знала заранее, что там будет такой тип, как Ч.Д. В конце концов мне просто пришлось игнорировать его, он такой навязчивый. Во всяком случае, мне не нравятся люди старше меня, и он такой волосатый. Завтра увижу О.У. и скажу ему, что пойду с ним. — Сэм помолчал. — Вот и все.

— Этот О.У., должно быть, Орин Уэст. Ч.Д. — это Чак Дорр.

— Ты уверен? — медленно спросил он.

— Абсолютно.

Я рассказал ему о фотографии в альбоме.

— Мы еще не достигли такой точности, — сказал он. — Но все, как будто, приводит к Дорру, а? Какое впечатление он на тебя произвел?

— Драчливый малютка! Однако ум у него ясный. Если он и психопат, то действует весьма нормально.

— Так же действовали сумасшедшие убийцы Хэдренс и Роберт Ирвин. Похоже, что нам придется следить за этой бандой, Шелл. Тем более, что надеяться больше не на кого.

— Что ты имеешь в виду?

— Орин Уэст сегодня умер, так ничего и не сказав.

«Значит, не только Пэм, — подумал я. — Теперь их двое, двое хороших симпатичных детей». Сэм прервал мои мысли, сказав почти то же самое, потом добавил:

— Еще неизвестно, первые ли это жертвы. И наверняка не последние, если мы его не остановим. Он меня всерьез беспокоит.

Да, это было самое худшее, самое страшное. Но страшнее даже, чем мысль о Пэм, лежащей в морге, была мысль о том, что ее убийцы и другие, им подобные, разгуливают по улицам, встречаясь с другими Пэм. Они выглядят, как все нормальные люди, когда сидят напротив вас в ресторане или рядом с вами в затемненном зале кинотеатра, они выглядят, как все нормальные люди, когда проходят мимо вас по улицам. Глядя в их нормальные глаза, вы не можете проникнуть в глубь их ненормальных умов, чтобы увидеть извращенные желания, странный, дикий голод.

— Мы должны схватить его, — сказал Сэмсон. — А у нас пока что мало оснований. Ты же знаешь положение насчет улик, Шелл. Мы должны представить веские доказательства, иначе прокурор не возбудит дела.

Мы поговорили еще немного. Я знал, чего он хочет, но он просто не хотел меня просить. Я почувствовал, что волосы у меня зашевелились на затылке, а в горле будто пересохло, когда я сказал: