Виктор Каннинг - Тающий человек

— Еще бы. Я полагаю, Интерпол говорил тебе, что ты должен передать сверток им, или что-нибудь еще?

— Что-то в этом роде.

— Власть, правительства, — сказал О'Дауда. — Я должен знать, ведь мне, фактически, принадлежит парочка. Я также плачу двум ребятам из Интерпола. Кстати, с этого дня ты исключен из списка людей, которым я плачу. Более того, я не собираюсь платить тебе ни копейки из того, что я должен тебе за твою работу, пока ты не отдашь мне сверток.

— Почему? Вы наняли меня, чтобы я нашел вам машину. Я сделал это.

— Ты сделал гораздо больше этого. Ты украл мою собственность.

Пока мы говорили, Кермод копался в большом буфете. Насколько я мог понять, он перебирал коллекцию спиннингов и нахлыстовых удилищ.

— Вы получали что-нибудь от Наджиба в последнее время? — спросил я.

Он кивнул, посмотрел на меня, сощурив свои маленькие глазки, сквозь пелену сигарного дыма и сказал:

— Был телефонный звонок. Чтобы не ходить вокруг да около, парень, я скажу тебе, что хорошо знаю весь расклад. Наджиб хочет получить сверток в обмен на Джулию. Интерпол хочет получить его от тебя... или кого-нибудь еще. А я знаю, что его получу я. Все очень хитро. Для тебя. Я сочувствую тебе, но не более. Ах, есть еще один момент. Этот бред о моей покойной жене. Это полнейшая чушь. Джулии все приснилось, а этот сумасшедший идиот Денфорд ухватился за это. Заметь, я узнал, что у него роман с моей женой перед этим несчастным случаем, но меня это не волновало. Я и так собирался разводиться с ней. Я уже дал указания своим адвокатам приготовить заявление. Но одно из маленьких житейских происшествий сохранило мне деньги, предназначавшиеся на оплату их трудов. Свяжи ему руки, Кермод.

Кермод подошел, вежливо подождал, пока я допью бренди, а затем крепко связал руки у меня за спиной тонкой бечевкой.

Полагая, что это может заинтересовать меня, он сказал:

— Это плетеная спиннинговая леска “Королин Дэкрон”.

— Черт, здорово режет, — сказал я.

— Так и должно быть.

Я посмотрел на О'Дауду, который наливал себе очередную порцию бренди.

— Если я отдам сверток вам... вы знаете, что случится с Джулией?

— Так же хорошо, как то, что после ночи наступает день. Генерал Гонвалла может быть очень зловредным человеком.

— И вас, черт возьми, это не волнует?

— Она — не моя родная дочь, к тому же, она уже формально разорвала всяческие отношения со мной. Я за нее не отвечаю. Она — красивая девушка, и это будет очень печально. Я бы не удивился, если бы вы испытывали к ней особые чувства. Все это ставит вас в неудобное положение, но меня это не интересует. Однако, когда ты отдашь посылку мне, я заставлю Гонваллу разумно смотреть на вещи, хотя не могу ничего гарантировать.

— Если я сделаю это, Интерпол сотрет меня в порошок.

— Да, думаю, они сделают это. Именно поэтому я уверен, что мне придется применить какой-нибудь метод, чтобы заставить тебя сказать, где сверток. Я не думаю, что ты будешь очень разговорчив.

Кермод посмотрел на О'Дауду.

— Что вы думаете, сэр? Пусть будет немного полегче, а?

О'Дауда кивнул.

— Пожалуй. Правда, тогда это будет не столь забавно, как борьба с большим морским лососем в темноте, но мы не должны рассчитывать на слишком большую рыбину. Какой спиннинг ты думаешь взять?

— Может, лососевый?

— Попробуем “А.Х.Е.Вуд”. — Он повернулся ко мне. — Конечно, ты можешь избавить себя от всего этого, если скажешь мне, где сверток.

— Я уничтожил его.

Он ухмыльнулся.

— Только не ты, парень. Если бы ты даже представил мне аффидевит, подписанный святым Петром, я бы все равно не поверил.

— А как насчет святого Патрика?

— Не поверил бы еще больше. Думаешь, я не знаю ирландцев? Нет, ты спрятал его в надежном месте, и я получу его. Я полагаю, что все же лучше узнать это силой. Из тебя стоит выбить твое нахальство. Я бы не сказал, что твое отношение к человеку моего положения достаточно уважительное. К тому же, во мне есть сильно развитая садистская черточка, которая говорит: давай, позабавься. Господи, как здесь жарко.

Он снял свой твидовый пиджак. У буфета Кермод прилаживал катушку к лососевому спиннингу. Я уже ясно представлял себе, что они собираются делать, но не мог в это поверить. Я попытался вспомнить, что я могу сделать, чтобы освободиться от натяжения лесы, и в моем мозгу возникла прочитанная где-то информация, что хорошее удилище и леска остановили прекрасного пловца, после того как он проплыл метров двадцать пять. Я перестал думать об этом. О'Дауда был прав. В помещении было жарко. Озерная вода даст неприятный температурный контраст.

Затем я подумал о свертке. Что, черт возьми, мне делать? Вся эта история поставила меня в крайне затруднительное положение. Отдать его О'Дауде и потерять Джулию? Отдать его Наджибу и спасти Джулию, но самому оказаться в пиковом положении? Отдать его Интерполу и спасти себя, но потерять Джулию и затем оказаться в ситуации, когда Наджиб и О'Дауда будут охотиться за мной по чисто политической и экономической злобе? Если бы у меня было время, я мог бы, конечно, обратиться в службу доверия и получить совет: “В данных обстоятельствах, я думаю, вы смело можете довериться своей совести...” Беда была в том, что в данный момент не было видно никаких признаков моей совести. Такова была моя совесть — когда она тебе действительно нужна, ее нет на месте.

Я сидел и потел. О'Дауда задремал. Кермод занимался какими-то слесарными работами на верстаке в дальнем конце комнаты. Время от времени он подходил к окну и смотрел, как там на озере со светом.

Через пару часов он подошел ко мне и застегнул на моей шее какое-то подобие кожаного собачьего ошейника. Прямо под моим подбородком в него было вделано стальное кольцо, к которому был привязан трехметровый поводок.

— Это стальная нить, — сказал он, — поэтому тебе не удастся ее перекусить. Известно, что некоторые крупные щуки перекусывали, но для этого нужно иметь особые зубы. — Он посмотрел на О'Дауду и, хотите верьте, хотите нет, на его сморщенном, обезьяньем лице появилось выражение нежности. — Жаль будить его. Хозяину нужно поспать. Здорово измучил себя. Все время в действии. Не обращайте внимания на тот садистский разговор. У него сердце ягненка, да. Если бы вы сейчас все рассказали, он бы остановился на этом и, вероятно, заплатил бы вам все, что причитается. Что вы скажете?

— Он выглядит слишком толстым. Движение ему не повредит, а еще лучше посадить его на весла.

Кермод подошел к О'Дауде и разбудил его, мягко тряся за плечо, а затем помог ему одеть пиджак.

И это было началом развлечения. Они провели меня через боковую дверь в эллинг. Кермод нес все снаряжение.

Мы сели в ялик, Кермод взялся за весла и лодка отчалила. Утро было прекрасным. Солнце еще не взошло, но на востоке, на фоне жемчужно-серого неба, уже появилась розовая полоса. Небо было совершенно безоблачным, и несколько поздних звезд все еще мерцали на нем, протестуя против наступления дня. Несколько уток поднялись из прибрежных зарослей недалеко от эллинга.

— Нырки и несколько чирков, — сказал О'Дауда. — Мы пытались развести здесь гоголей, но они не оставались. — Он говорил, наклонившись вперед и привязывая конец спиннинговой лески к колечку на свободном конце стального поводка.

— Смотрите, чтобы узлы были крепкими, — сказал я.

— Не беспокойся, парень, — тепло сказал он. — Удилища у меня ломались, и леска рвалась, но я еще не упустил ни одной рыбы из-за плохо завязанного узла. Когда ты почувствуешь, что тебе достаточно, крикни. Но не слишком затягивай, а то слабость может помешать тебе сделать это.

Я резко выбросил вверх правое колено, пытаясь ударить его в лицо, прежде чем он завяжет узел, но он прекрасно среагировал. Его большая рука успела схватить мою ногу. Кермод сзади обхватил меня, О'Дауда сел на мои ноги и закончил с узлом.

После этого они не стали больше испытывать судьбу, сняли с меня туфли, подняли меня и выбросили за борт.

Я ушел под воду, и мне показалось, что я потеряю сознание от внезапно охватившего меня холода. Я был еще под водой, когда почувствовал, как натянулся мой ошейник. Когда я всплыл, лодка была уже метрах в двадцати от меня. О'Дауда стоял на корме и двумя руками держал спиннинг, ни на секунду не давая леске ослабнуть. Кермод сидел на веслах, но не греб, а лишь выравнивал лодку.

Я заработал ногами и почувствовал, как моя рубашка и трусы вздулись пузырем от находившегося под ними воздуха. Холод начал заползать в меня. О'Дауда усилил натяжение лески, моя голова подалась вперед и оказалась под водой. Я был вынужден сделать пару сильных толчков ногами и проплыть немного в направлении лодки, чтобы можно было поднять лицо над водой. Я услышал треск катушки, убирающей слабину, и почувствовал, как натяжение снова усиливается. И опять мое лицо оказалось под водой. На этот раз я развернулся в воде и мощно оттолкнулся ногами в направлении от лодки, полагая, что натяжение лески будет, по крайней мере, оттягивать мою голову назад и лицо будет находиться над водой. Но в результате этого хода я чуть было не задушил себя. Я проплыл против натяжения лески, сколько мог, но затем оно остановило меня, перевернуло и погрузило в воду сантиметров на пятьдесят. Если бы я был лососем, я бы вылетел из воды в мощном серебристом прыжке, надеясь поймать О'Дауду в момент неполной готовности и разорвать леску или сломать кончик удилища. Я всплыл, как мешок с мокрым конским волосом, жадно хватая ртом воздух, и услышал, как О'Дауда прокричал мне: “Давай, парень, немного больше жизни. Полукилограммовый линь работал бы лучше”.