Крис Хендерсон - Бесплатных завтраков не бывает

Все еще захлебываясь воздухом, я заметил, как отрешился он от своих страданий и изготовился к очередной атаке. Я завертел головой, пытаясь найти хоть что-нибудь себе в помощь. Ничего, кроме сломанной палки от швабры, валявшейся в двух футах от меня.

Энтони, вспенивая воду, ринулся поперек бассейна, но за секунду до его броска я успел дотянуться до этой палки, перехватить ее пальцами и, когда мы столкнулись, вонзить острый, зазубренный конец в грудь врага, стараясь всего лишь оттолкнуть его. Острие пробило грудь, и занесенные надо мной пальцы бессильно скрючились. Голова его ударилась о мою голову, ухо мне опалило его дыхание, раскаленное ненавистью. Произнести что-либо он уже не смог. Рот раскрылся, глаза вылезли из орбит. Кровь ударила фонтаном на всю длину палки, хлестнула мне в лицо, залила стену у меня за спиной, мгновенно замутив и окрасив розовым воду.

Его умирающее тело отшатнулось, глаза уставились на меня, словно не веря, что я все-таки сумел убить его. Изо рта хлынул новый поток крови, вместе с окровавленной блевотиной заливший мне лицо и грудь. Колени подогнулись, и Джефф Энтони головой вперед рухнул в пенящуюся воду, ушел на дно. Я спустился с бортика, отплевываясь, фыркая, кашляя, и двинулся к двери.

Вот теперь и вправду конец, думал я. Я шел на поиски Хью, Миллеровой Мары, моего револьвера и знал, что весь этот кошмар наконец-то остался позади. Разумеется, я лгал себе, но сил совладать с правдой у меня уже не было. Успеется.

Когда я выронил свой револьвер, Хью тотчас отправился за ним, зная, что мне было бы крайне нежелательно лишиться его, если бы даже я не выпустил ни одной пули. Даже если у вас есть лицензия на право ношения, и вы стрельнули в воздух, отгоняя грабителя, это обойдется вам в десять тысяч штрафа по приговору суда. Еще и поэтому я без крайней необходимости револьвер с собой стараюсь не брать.

К тому времени, когда я покинул поле битвы, Хью доставил 38-й и Мару в ресторан. Мы погрузились в машину и отвалили за несколько минут до появления полиции. Очевидно, мой вид навел Мару на какие-то размышления — и, пока мы шли к машине, и потом, когда мчались по городу, она помалкивала.

Она прекратила сопротивление: пар вышел. Она больше не пыталась купить нас песнями и плясками в стиле «я маленькая, бедненькая, ни в чем не виноватая». Все средства были исчерпаны. Мы отвезли ее прямо к Рэю в кабинет. Самого капитана, конечно, в столь поздний час мы уже не застали, но его удалось вскоре разыскать. Через двадцать минут он входил к себе.

Мы с Хьюбертом представили ему подробнейший отчет о том, как Стерлинг с Энтони добились успеха. Мы предъявили ему все документы, добытые моими помощниками. Само собой, капитан Тренкел был приятно удивлен. Он простил, что его разбудили среди ночи, что пришлось вылезать из кровати и переть через весь город к себе в кабинет. Он чувствовал себя прекрасно, чего я, вымокший, окровавленный и избитый, никак не мог сказать о себе.

Я рассказал ему, как Мара и Энтони ограбили Миллера, куда пошли его денежки, и обо всем, что последовало за этим грабежом. Мара, не требуя немедленно вызвать своего адвоката, все подтвердила. Когда же дошло до убийств — заявила, что ничего не знает. Рэй вопросительно поглядел на меня. И я поддержал ее.

Итак, сомнению не подлежало: Карраса убил Энтони. Что же касается официальной версии следствия — Миллер застрелил Джорджа, а потом от раскаянья покончил с собой, — то, как бы ни пытались те, кто давил на Рэя, найти другой ответ, к их величайшему неудовольствию другого ответа они не получат. Рэй любит щелкать по носу тех, кто сует его не в свое дело. Так. Кроме того, я отродясь не бывал в «Голубом Страусе». Рэй со своими людьми собрал всю необходимую информацию и в нужный момент нагрянул.

Мистер Крыски и троица кожаных, с которыми я боксировал, — это рядовые мафиози. Вот уж тут я совершенно не возражал против того, чтобы держаться в тени и роль свою не выпячивать. Револьвер 45-го калибра с отпечатками пальцев Джеффа Энтони обнаружен, что позволяет завершить дело об убийстве Уильяма Стерлинга. Ну, а насчет того, что самого Энтони кто-то замочил в задних комнатах одного из нью-йоркских секс-клубов, то это вообще дело темное, лучше его вообще не раскапывать, тем более, что множество наших достойных сограждан в этом кровно заинтересованы.

Оставалось решить, что делать с Морин Филипс, с возлюбленной Карла Миллера, с очаровательной Марой? Рэй, повернув дело по своему усмотрению и выжав из него все, что было ему надо, теперь склонен был внять уговорам и не заметить, как Мара выскальзывает через черный ход. Она возвращается в Плейнтон, штат Пенсильвания, и в течение пяти лет сидит там безвыездно, под караулом родителей. Интересно, понимает ли капитан, что для нее и для всего семейства Филипсов и такая мера наказания похуже бессрочной каторги? Наверно, понимает. Он, хоть и не йог, умеет видеть скрытую суть вещей.

Выйдя наконец из полиции, я очутился в кромешной тьме — ни луны, ни звезд, ни дорожных указателей. Влажность была процентов сто. Люди, запеченные в собственном соку, густым потоком текли по тротуарам. Исчерна-серые тучи, затянувшие небо, вроде бы грозили дождем, но не приходилось сомневаться: это — пустые угрозы, даже капелька влаги не прольется на нас. Все как полагается. Мы так привыкли к удушливой жаре, что без нее нам станет не по себе.

Когда мы с Хью дошли до машины, я первым делом достал из багажника простыню, которую всегда вожу с собой на тот случай, если придется перевозить что-нибудь пачкающее. На этот раз я берег сиденья от себя самого. Хьюберт сел за руль, я выступил в роли пассажира. Отъехали немного, и вот какая мысль пришла мне в голову: одно хорошо — если кто-нибудь когда-нибудь пошлет меня к черту, я с полным правом смогу ответить, что там уже побывал.

Часа в два ночи я подъехал к дому Джин. Я успел принять душ, побриться, переодеться, завезти Хью в открытый всю ночь клуб в Бауэри, где, судя по всему, он был желанным и почетным гостем. Он прошел мимо вышибал сквозь раздавшуюся в стороны толпу, помахивая мне на прощанье, и скрылся в украшенных неоном дверях, откуда доносилась оглушительная музыка. В последний раз мелькнула закинутая назад голова, вытаращенные в предвкушении веселья глаза. Кажется, о нем можно было не беспокоиться.

Консьерж снизу позвонил Джин, разбудил ее и впустил меня внутрь. Она ждала у дверей: было похоже, что она соскучилась по мне и что поднять ее с постели в два часа ночи — самое милое дело. Меня встречали широкой улыбкой, упругим телом и взглядом, доказывавшим, что все это — в самом деле — припасено для меня. От неловкости сразу стало сухо во рту.

Чуть только я ступил за порог, она прильнула к моим губам долгим, крепким поцелуем, и я ответил на него как мог и умел. Да, это был честный, горячий, неформальный поцелуй, прожегший меня насквозь и рассыпавшийся на полу вдребезги. Одной рукой Джин запирала дверь, а другой обнимала меня, хихикая как девчонка. Кондиционер был включен. Так, держась друг за друга, дошли мы до дивана, и там я осторожно отодвинул ее, давая понять, что хочу кое о чем ее спросить. Джин всем своим видом изъявляла готовность выслушать мой вопрос. И он был ей задан:

— Скажи мне, пожалуйста, я иду перед Джоем или после?

— То есть?

Она глядела непонимающе. Она и в самом деле не понимала, о чем это я. Но не в том было дело, что я взял ложный след, — просто Джин пока еще не представила себе, куда я клоню. Что ж, я объяснился.

— То есть я хотел знать, кого ухлопают следующим? И как? Джефф Энтони убит. Ты не сможешь больше его вызвать и навести на цель, как это было с Каррасом, когда я по глупости сболтнул тебе, где он находится, — сболтнул, а потом, олух, стоял под душем, покуда ты давала приказ убийце. Только ты, кроме меня, конечно, знала, что Кар-рас в Нью-Йорке. Только ты из всех бывших жителей Плейнтона знала, что Энтони избил меня. Ты могла бы мне сказать, что он из себя представляет, и ты сказала бы, если бы была на моей стороне. Но ты не обратила на это внимания, не сочла нужным задерживаться на такой мелочи, как биография этого выродка. Точно так же ты не сочла нужным объяснить, почему гибель Джорджа так тебя потрясла — потрясла гораздо сильнее, чем смерть Миллера. Меня еще тогда это удивило. Почему? Может быть, потому, что ты сделала все, чтобы походить на Мару, и явилась к нему, и напоила почти до бесчувствия, и заставила написать все те письма, обрывки которых мы нашли в корзине, а потом напечатала окончательный вариант и дала ему подписать? — Я поднялся с дивана, чтобы не находиться слишком близко к ней. — Как это сработало? Что ты ему сказала? «Напиши ей, Карл, настоящее любовное письмо, я тебе помогу. Да нет, это никуда не годится — она не разберет ни слова. Попроси портье, чтобы тебе принесли машинку. Мы вернем Мару».

— Джек... Ради Бога...

— Для фотомодели одеться, причесаться, накраситься в ее стиле — задача пустячная. И такие же пустяки — рассказать Миллеру, что он должен сделать. Шаг за шагом. До самой могилы.