Энтони Бруно - Грязный бизнес

– Я не согласен с тобой, Гиб.

– Потому, что ты – идиот.

Тоцци отмахнулся от него.

– Ты веришь только в то, во что хочешь верить, твердолобый ты болван.

– А что же теперь будет с процессом Фигаро? – вмешалась Лоррейн. – Я знаю, что судья объявил о его прекращении, так как Огастин оказался замешанным в дела сицилийцев, но означает ли это окончание процесса?

Гиббонс облокотился на спинку кушетки и покачал головой.

– Процесс собираются возобновить, но с участием двух новых обвиняемых – Немо и Огастина. А также с новыми уликами – ковром, нашпигованным сорока килограммами героина.

– Но одного участника процесса они недосчитаются, – произнесла Лесли. – Меня. Я сообщила мистеру Саламандре, что ему придется поискать другого адвоката.

Гиббонс расплылся в улыбке – она нравилась ему все больше.

– Как ты думаешь, ему и во второй раз удастся выкрутиться? – спросил Тоцци.

– Сейчас он в значительно худшем положении, потому что Огастин доставил ковер по его адресу. С другой стороны, на этот раз он значительно больше склонен к переговорам о признании вины по наименьшему из предъявленных обвинений. Я подозреваю, что он даст показания против Огастина в обмен на смягчение наказания. Прокуратура США наверняка на это пойдет. Огастин – единственный, кого они хотели бы вздернуть, чтобы продемонстрировать общественности, что они не щадят своих сил. Саламандра же – всего лишь очередной жирный гангстер, не лучше и не хуже тех, кто появляется на страницах газет каждые пару месяцев. О таких, как он, люди быстро забывают, но Огастин – звезда, падший ангел. Он должен быть наказан. К сожалению. Саламандра может отделаться сравнительно легким приговором, если согласится дать показания против Огастина. Я не очень удивлюсь, если ему вообще не придется сидеть.

– Ублюдок. – Гиббонс поднес бутылку к губам. – А что с Немо?

– С этой тварью? – В голосе Лесли послышалось презрение при упоминании похитителя ее дочери. – Я слышала, он фонтанирует, как огнетушитель. Отвечает на все вопросы обвинения, рассказывает все, что они хотят услышать про Огастина: как Огастин признался ему в убийстве Джордано, Марти Блюма и двух агентов. Как он познакомил Огастина с Зучетти и Саламандрой на какой-то ферме, в Сицилии, как Огастин вынудил его похитить Патрицию. – Она на секунду замолчала: в ней бушевала ярость. – Он тоже может сравнительно легко отделаться, потому что дает показания против Огастина. Я даже слышала, что он рассказал об участии Огастина в своего рода ритуальном убийстве во время той встречи на ферме. Вероятно, сицилийцы хотели, чтобы Огастин проявил себя, и заставили его удавить какого-то итальянского судью, которого они похитили. Теперь итальянские власти настаивают на выдаче Огастина для предания его суду за это убийство. – Лесли передернуло от гнева и отвращения. – Немо, по-видимому, предстанет в качестве несчастной жертвы своей пагубной страсти к наркотикам. Этот недоносок, вероятно, выкрутится.

– Ну уж нет, – произнес Тоцци. – Ты знаешь, похищение детей подпадает под категорию федеральных преступлений. ФБР возбудило против него отдельное дело. Может быть, ему удастся избежать наказания по делу о наркотиках, но он получит свое за похищение ребенка. На этот счет можешь не беспокоиться.

Лоррейн нахмурилась.

– А ты серьезно считаешь, что Огастин попадет в тюрьму? Такие, как он, не сидят в тюрьмах. Возможно, в каком-нибудь заведении типа загородного клуба, но только не в настоящей тюрьме.

Гиббонс покачал головой.

– В загородные клубы попадают парни с Уолл-Стрит, «белые воротнички». Огастин же проходит по делу об убийстве. Может, он и выпендривается, сидя в своем шикарном особняке с серебряным чайным сервизом на стеклянном кофейном столике и рассказывая Барбаре Уолтерс, что все это – нелепое извращение закона и не более того, но, поверь мне, ему крышка. И все самоуверенные заявления, которые он раздает налево и направо, ему не помогут. Специалисты по баллистике изучили пули, найденные в доме дяди Пита, и сравнили их с двумя «глоками», отобранными у него при аресте. Ну и вот что я могу сказать по этому поводу: пора ему привыкать пользоваться туалетом без стульчака, именно так ему предстоит это делать всю оставшуюся жизнь. – Гиббонс взглянул на экран телевизора – на большое, ярко освещенное яблоко на Таймс-сквер. – Да, старина Том будет смотреть, как Дик Кларк возвещает о начале нового столетия, из своей камеры. И в новом столетии, и еще долго-долго.

– А что будет с Джимми? Ему предъявят какие-либо обвинения? Он же был подручным Огастина?

Когда Лоррейн упомянула это имя – «Джимми», Гиббонс по обыкновению скрипнул зубами.

Тоцци убрал нож с кофейного столика.

– Мак-Клири? Он был всего лишь одним из верных оруженосцев Огастина и выполнял все, что тот ему приказывал. Но Огастин никогда не поручал ему ничего противозаконного.

– Даже если бы Огастин и приказал ему что-нибудь такое, этот тупой ирландец ни за что бы ни о чем не догадался.

– Может быть, пора прекратить этот разговор? – Лоррейн сердито покосилась на него.

Гиббонс невозмутимо потягивал пиво. Какого дьявола? Почему она защищает его?

– Позволь, я кое-что тебе скажу, Лоррейн. Если бы не я, Мак-Клири предстал бы перед судом вместе со своим боссом. То, что он фотографировал Тоцци на Гранд-стрит с целью опорочить его, делает Мак-Клири сообщником Огастина. Я прав, Тоцци?

– Абсолютно.

– Но по доброте душевной, – продолжил Гиббонс, – я позволил ему схватить Огастина и арестовать его. Я нацепил на него орден и дал возможность стать героем. Это и спасло его задницу. Я помог ему избежать скамьи подсудимых, хотя терпеть не могу этого парня. Ты теперь понимаешь, кто настоящий гуманист? И нечего делать гримасы. Сначала узнай, что к чему.

Лоррейн опять состроила гримасу. Ну почему? Неужели он надоел ей и она мечтает об этом ничтожестве Мак-Клири с его гребаной ирландской поэзией?

По телевизору нарастал гул толпы. Дик Кларк в наушниках что-то вопил в микрофон толпе идиотов, собравшихся на Таймс-сквер. Камера еще раз выхватила большое красное яблоко на столбе, и начался обратный отсчет времени. «Десять, девять, восемь... – Лоррейн быстро забрала у Гиббонса бутылку с пивом и сунула ему в руки бокал, – три, два, один... Счастливого Нового года».

Они чокнулись и выпили, и вдруг как-то неожиданно Тоцци и Лесли оказались в объятиях друг друга. Гиббонс попытался обнять свою жену, но она сначала косо на него посмотрела и только потом позволила себя поцеловать – нежным супружеским поцелуем. Он знал, она думала о Мак-Клири. Ну и дерьмовое начало нового года!

– Эй, Гиб, с Новым годом! – Тоцци протянул ему руку.

Гиббонс крепко пожал ее.

– С Новым годом, чертов ты сукин сын!

Лоррейн и Лесли обнимались, перегнувшись через спину Тоцци.

Гиббонса охватили сомнения, как ему вести себя с Лесли? Просто пожать ей руку? Но в это время Лесли сама встала, обогнула кушетку и подошла к нему. Она присела на краешек, рядом с ним, и слегка улыбнулась, как будто знала, о чем он думает. Затем положила руку ему на плечо и крепко его обняла.

– С Новым годом, крутой парень.

– И вас тоже, советник.

Он тоже обнял ее, при этом его рука чуть ли не полностью покрыла ее спину, такой она была маленькой. Но у нее все было на месте.

– Извините, мне надо на минуточку отлучиться, – сказала Лесли. – Пойду взгляну на Патрицию.

Когда она вышла, Тоцци склонился к уху Гиббонса.

– Она все еще нервничает. Мне кажется, она не пускает ее одну даже в ванную.

– Но разве можно осуждать ее за это? – Лоррейн косо посмотрела на Тоцци.

– Конечно же нет. Именно поэтому я и ошиваюсь здесь – чтобы она чувствовала себя спокойнее.

На этот раз Гиббонс посмотрел на него косо. Кому, черт возьми, он вешает лапшу на уши?

Лоррейн поднялась, поставила свой бокал и потянулась.

– Ну что, пора отчаливать? – спросил ее Гиббонс.

Она кивнула.

– Пожалуй, я что-то устала.

Гиббонс наблюдал, как она собрала пустые бутылки из-под пива и бокалы со столика и отнесла их на кухню.

Устала? Да, конечно. Не то что в добрые старые времена.

– Подбросить тебя домой? – спросил он у Тоцци.

– Нет, спасибо. Сегодня я останусь здесь.

Гиббонс покачал головой.

– Я так и знал – рано или поздно этим кончится. С тобой по-другому не бывает.

Счастливчик.

– Знаешь что, Гиббонс? Ты превратился в грязного старикашку. Я же тебе сказал: Лесли все еще боится оставаться одна, и я стараюсь помочь ей, убедить, что страшные карлики не каждую ночь будут залезать в ее окна.

– Ну-ну... Расскажи это еще кому-нибудь.

– Клянусь Иисусом на могиле моего дядюшки. Я сплю на кушетке.

– А где же тогда спит она?

Тоцци не смог сдержать хитрой улыбочки.

Гиббонс ухмыльнулся и покачал головой.