Картер Браун - Осенний кошмар

– Эй, – обвиняющий голос прозвучал внезапно, – а мне? Если и есть что-то, что я презираю в людях, так это подленькое пьянство в одиночку.

– А если и есть что-то, что я презираю, – холодно произнес я, – так это подленькое подсматривание. Нет бы стукнуть дверью, чтобы дать знать, что ты вошла.

Я поднял глаза и увидел Фрэн, стоящую в нескольких футах от меня, благоухающую, свежую, в белой шелковой пижаме, которая изящно облегала все аккуратные изгибы ее прекрасного тела от шеи до колен. Живость и энергия снова сверкали в ее зеленых глазах, и обычное полуциничное выражение лица вернулось к ней. Казалось, что она полностью оправилась от последствий последних пяти бесконечных дней, которые были для нее полны страха и неопределенности, и осознание этого делало меня еще более счастливым.

– Я не пью со своими подчиненными, – сказал я ей, – это вселяет в них иллюзию равенства. Но я думаю, что в данном случае имеются извиняющие обстоятельства. – Я осмотрел ее сверху донизу с критическим одобрением. – Я должен внести поправку в это правило, и отныне оно будет звучать так: я никогда не пью со своими подчиненными, если только они не носят пижам из материи достаточно прозрачной, чтобы разглядеть все родимые пятна на их теле.

Фрэн осмотрела себя заинтересованно.

– Я не помню, чтобы у меня были родимые пятна, – сказала она, сияя. – Но сейчас в твоей ванной я родилась заново, после того, как испытала ужасы в десять раз страшнее смерти, преданно исполняя свой чиновничий долг. Надеюсь, место, где находится отметка о моем новом рождении, не очень смущает тебя?

– Что ты будешь пить? – спросил я.

– То же, что ты уже пьешь, – огрызнулась она, – только мне покрепче, намного крепче – поменьше льда. Не забывай, прошло долгих пять дней с тех пор, как я пила в последний раз.

– Я уверен, что ты не дашь мне забыть об этом никогда, ни на минуту, – сказал я, затем налил ей, как она просила.

– Тебе повезло все-таки, что эта пижама оказалась со мной, – неожиданно заметила она в той прекрасной женской манере перескакивать на то, о чем ни слова не было сказано раньше. – Если учесть, что ты так великодушно подарил мне целых десять минут, чтобы собраться, когда мы заехали ко мне по пути сюда! Это одна из твоих обычных причуд – вариация сексуальных приключений Бойда! – у меня не было даже времени, чтобы понять, почему я должна провести остаток ночи в твоей квартире.

Я подал ей бокал, и она выхватила его из моей руки, словно боясь, что я могу передумать.

– Фрэн, милая, – терпеливо произнес я. – Я тебе уже говорил – это для твоей же безопасности.

– Хохот и крики "Браво" в зале! – резко оборвала она, усевшись поудобнее на кушетку и не выпуская из руки бокал. Через минуту на ее лице появилось выражение сосредоточенного размышления. Я взял свой бокал и сел рядом с ней, довольно близко, чтобы дать повод для интимной беседы, но и не так близко, чтобы она могла подумать, что желание близости было единственным моим желанием.

– Фрэн, – сказал я участливо, – что с тобой?

– Сиди тихо, – произнесла она задумчиво, ее брови сошлись в одну прямую линию, – не мешай мне думать.

"Есть избитая фраза о том, что за каждым известным человеком стоит великая женщина, – сердито подумал я, – а я готов поклясться, что за каждым психически неполноценным мужчиной тоже стоит женщина".

– Дэнни, – начала она медленно, – сколько будет пять умножить на двадцать четыре и минус двадцать один?

– Девяносто девять?

– Шестью девять – пятьдесят четыре, – напевала она в такт, – и еще пятьдесят четыре, плюс пять будет пятьдесят девять. – Она бросила на меня победный взор. – Пусть будет ровно шестьсот долларов!

– Что – пусть будет ровно шестьсот долларов? – захныкал я.

– Я только что специально для тебя посчитала вслух, – произнесла она снисходительно. – Может быть, я говорила слишком быстро для твоих куриных мозгов. Ну да ладно! – она забавно пожала плечами. – Я посчитаю снова, но, пожалуйста, Дэнни, сосредоточься в этот раз!

– Я буду вторым Эйнштейном, – пообещал я.

– Меня похитили и держали в этой ужасной камере пять дней, правильно? – спросила она.

– Правильно, – ответил я очень отчетливым и, как мне показалось, умно прозвучавшим голосом.

– С субботы до среды, – продолжала она, – эти пять умножаем на двадцать четыре и отнимаем двадцать один.

– Я знаю, что это глупый вопрос, – признался я скромно. – Но почему отнимаем двадцать один?

– Я работала бы в офисе три дня из этих пяти по семь часов, – терпеливо разъяснила она, – остается ровно девяносто девять сверхурочных часов, которые я как преданный чиновник отдала службе.

– Эй, – вырвалось у меня, – а теперь слушай ты! Ты помнишь...

– Моя зарплата составляет около трех долларов в час, – продолжала она безжалостно, – но за сверхурочные ставка удваивается! Вот почему девяносто девять умножаем на шесть долларов в час, и выходит как раз шестьсот долларов, которые ты должен мне.

– И это благодарность за то, что я, рискуя жизнью, спас тебя от ужасов в десять раз более страшных, чем смерть? – горько улыбнулся я. – Как сказал Шекспир "Есть ли что-нибудь более жестокое, чем человеческая неблагодарность?", и под словом "человеческая", держу пари, он подразумевал тебя.

Фрэн неожиданно закатилась в неуправляемом взрыве хохота, не обращая внимания на мой убийственный взгляд.

– О, бедненький! – Ее плечи беспомощно тряслись. – Я знала, что это наверняка сработает.

– Сначала ты устраиваешь истерику, теперь – смеешься, – прорычал я. – Что сработает? Или ты сама не знаешь, что говоришь?

Ока с огромным усилием подавила свой идиотский смех и мрачно уставилась на меня своими зелеными глазами.

– Тебе, Дэнни, я открою свои тайные мысли, – пообещала она дрогнувшим голосом. – Когда ты подал мне бокал, я подумала, что было бы хорошо сесть на диван, расслабиться и сполна насладиться бокалом вина после пяти дней вынужденного воздержания. Но как только я села, я подумала, что твой эгоизм приведет тебя к неверному выводу, и ты решишь, что я открываю сезон твоим ненасытным распутным инстинктам уже одним только фактом своего присутствия на твоем диване. Поэтому как я еще могла отвлечь тебя, чтобы спокойно выпить свой бокал? Есть ли в мире что-либо, что имеет для тебя большее значение, чем секс? Мне сразу пришло в голову – деньги!

– Ты хочешь сказать, что все это придумала для того, чтобы я не распускал руки прежде, чем ты допьешь бокал? – я почти выстреливал каждое слово.

– Но это сработало на все сто процентов, – Фрэн сделала последний глоток, осторожно опустила пустой бокал мне на колени и нежно улыбнулась, – не так ли?

Мне нечего было ответить, что бывает со мной нечасто. Фрэн повернулась ко мне и снова улыбнулась, потом подняла руку и мягко погладила по голове.

– Какая прекрасная стрижка, – сказала она нежно. – У меня непреодолимое желание задрать юбку и бежать по ней босиком ранним утром, пока роса еще свежая!

– А у меня непреодолимое желание тебе юбку повыше задрать, жаль, что у тебя ее нет, и отшлепать, ты не перестаешь поддевать меня с тех пор, как вышла из ванной.

– Прости, Дэнни, – она надула губы, демонстрируя образец ранимой девочки, – я думаю, это просто реакция на все, что я испытала в этой ужасной комнате.

Она повернулась ко мне спиной, закинула ноги на спинку дивана, затем удобно вытянулась, и я едва успел убрать пустой бокал со своих колен, как ее голова заняла освободившееся место.

– До сих пор все это кажется мне диким кошмарным сном, – прошептала она, глядя на меня широко открытыми глазами. – Эта отвратительная сука, похитившая меня и хотевшая, чтобы ты работал на нее вместо бедного Бенареса! Ты думаешь, она говорила правду о Максе Саммерсе и большом деле, которое он затевает в маленьком городке в Айове?

– Конечно, твое похищение было настоящим, рубцы на спине Бенареса тоже были настоящими, так почему же ее рассказ о предложении выполнить задание, пока она держит тебя, не могут также быть правдой?

– Теперь это кажется фантастикой, – пробормотала она, – но я должна признать, что тогда это было до ужаса реально, – неожиданно ее губы приоткрылись в тихой понимающей улыбке. – Скажи, Дэнни, вся эта суматоха со сборами и твои уговоры, чтобы я провела ночь у тебя, потому что намного безопаснее быть рядом с тобой, чем одной в своей квартире, – передразнила меня Фрэн, – скажи, ты все это придумал для того, чтобы я была сегодня с тобой?

– Нет, – честно сказал я. – После того, что случилось, я не думаю, что Полночь, или Луис, или остальные из их компании сдадутся как легко. Вот почему уже сегодня ты отправишься в отпуск. У тебя есть тетя во Флориде, которую ты до смерти жаждешь увидеть или старая школьная подруга, живущая где-нибудь на Аляске?

– Ты это серьезно?

– Абсолютно, – заверил я. – Я хочу, чтобы ты уехала подальше из Нью-Йорка на пару недель. Как тебе это?