Лучше быть мертвым - Ли Чайлд

вперед. С поднятой вверх рукой. Раскачиваясь вправо и влево, по горизонтали. Попытался резануть лезвием женщине по лбу. Видно, хотел, чтобы кровь залила ей глаза. Чтобы ничего не видела. И не смогла точно прицелиться. Она откинулась назад, резко согнувшись в талии. У нее получилось. Он промахнулся. И перехватил нож в другую руку. Приготовился снова попытать счастья.

На этот раз она уже не колебалась. Просто нажала на спусковой крючок. Нападающего отбросило назад. Он выронил нож, пронзительно вскрикнул и обеими руками схватился за живот. На футболке в этом месте проступило темное пятно. Она попала ему прямо в живот. Именно туда, куда угрожал ей выстрелить он. Она шагнула к нему ближе. Стояла и смотрела на него сверху вниз. Прошло секунд тридцать. Наверняка самые долгие полминуты в жизни этого человека. Он извивался и стонал, обеими ладонями пытаясь остановить пробивающийся сквозь пальцы поток крови. Она сделала шаг назад. Потом подняла пистолет. Прицелилась ему в голову. И нажала на спусковой крючок. Еще раз.

Худо-бедно, а на некоторые свои вопросы ответы я получил. Но сейчас в голове возник еще один. Гораздо более насущный. Эта женщина убила двоих. Я видел это собственными глазами. И был единственный тому свидетель. И мне хотелось знать, что она собирается со всем этим делать. Ее действия можно классифицировать как самооборону, в этом я не сомневался. У нее есть что сказать в свое оправдание. И я бы не стал с этим спорить. Но она-то этого ни в коем разе не знала. А полагаться на поддержку какого-то незнакомца – предприятие рискованное. Да и любой суд обладает своими рисками и подводными камнями. Ловкость адвокатов, например. Настроение присяжных. Еще до того, как оказаться в зале судебного заседания, она провела бы в тюрьме не один месяц, это как пить дать. Перспектива сама по себе малоприятная. И таит много опасностей. Тюрьма не всегда увеличивает продолжительность жизни того, кто туда попадает.

Я шагнул вперед. Просто возвращаться назад не было смысла. Пара-другая дополнительных ярдов между нами вряд ли что-то изменит. В ее руке был пистолет «Глок-17». Один из самых надежных в мире. Показатель осечки – примерно одна на десять тысяч выстрелов. Прекрасные шансы с ее стороны ствола. А вот с моей стороны не очень. В магазине семнадцать патронов. Она сделала пять выстрелов, насколько я помню. Нет никакого повода думать, что магазин у нее был неполный. Значит, у нее осталось двенадцать патронов. И если что, вряд ли ей понадобится больше чем четверть этого боезапаса. Стрелок она превосходный. Я убедился в этом лично, видел собственными глазами. И если дело дойдет до крайних мер, за ней не заржавеет. Те двое, которые сейчас лежат на земле, убедились в этом на своем горьком опыте.

Я сделал еще один шаг. И тут же получил ответ на свой новый вопрос. Довольно неожиданный. Кивком головы женщина подозвала меня, повернулась и направилась к джипу. Подошла к нему сзади, прислонилась спиной. Пожала плечами. Вздохнула. Подняла пистолет. И прижала ствол к виску.

– Стой! – крикнул я и поспешил к ней. – Не надо!

– Ну уж нет, надо, – отозвалась она, глядя на меня большими чистыми глазами.

– Да нет же, ведь ты…

– Не подходи близко, – сказала она, выставив вперед ладонь свободной руки. – А то тебя с головы до ног забрызгает мозгами и кровью. Даю тебе три секунды. А потом спущу курок.

И я ей поверил. Я не знал, как ее можно было остановить.

– Но зачем? – Ничего умнее спросить мне в голову не пришло.

Она посмотрела на меня так, будто ответ столь очевиден, что вряд ли стоило тратить на него силы.

– Затем, – сказала она, – что я потеряла работу. Затем, что я опозорена. Что подставила под удар невинных людей. Что из-за меня убили моего брата. У меня ничего не осталось, ради чего можно жить. Лучше быть мертвой.

Потерять работу – не шутки. Уж я это знаю. Пережил на собственном опыте. Но по сравнению с потерей брата это ничто. Даже меньше, чем просто ничто. Я это тоже знаю. У меня в жизни такое было. А уж если считаешь, что виноват в смерти брата, груз на сердце еще тяжелее. Может, даже совсем неподъемный. И назад дороги для тебя больше нет, так тоже бывает. Но в этом я не был уверен. И надеялся, что выход есть и можно будет жить дальше. По крайней мере, в данном случае. Я надеялся, что этой женщине можно помочь, правда пока не знал, как именно. Мне понравилось в ней умение постоять за себя. И мне не хотелось, чтобы на этом для нее все закончилось, не хотелось, чтобы она валялась на обочине пустой дороги с собственной пулей в голове.

Поэтому я не стал отходить и посчитал в уме до трех. Медленно. На спусковой крючок она так и не нажала. И я не покрылся с головы до ног ее кровью и мозгами. И мне показалось, что это добрый знак.

– Я слышал, что говорил этот тип, – начал я и выждал еще две секунды, не отводя глаз от ее пальца на спусковом крючке. – Кто такой Майкл, твой брат?

– Был моим братом. – Она продолжала прижимать ствол к виску.

– И ты его искала?

– За это его и убили.

– Я имел в виду, искала ли ты его сама. Не обращаясь в полицию.

– То есть был ли он не в ладах с законом? Был ли преступником? Ты это хотел спросить? И я отвечу тебе: да, был. – Она опустила пистолет. – А ты молодец, догадливый.

– А ты сама как?

– Нет. Впрочем, да. С юридической точки зрения. Как соучастница. Но только потому, что внедрилась в группу Майкла. Пыталась вытащить его оттуда. Он и сам хотел от них уйти. Завязать с этим делом. Он прислал мне сообщение. Жаль, что ты его не знал. Хороший был человек. В душе. Во время последней военной экспедиции он сильно изменился. Считал, что военное руководство делает что-то не то. И это его сорвало с катушек. Он стал слишком чувствительным. А кое-кто этим воспользовался. И соблазнил его. Он принял несколько неверных решений. Это понятно. Но это на его совести. Я не собираюсь его оправдывать. Время было такое. Но это все не столь важно. В душе Майкл все равно оставался хорошим человеком. Я это знаю. Если бы я тогда связалась с ним вовремя…

– Я никого не осуждаю. И прекрасно понимаю,