Эд Макбейн - Дом, который построил Джек

— Так видели или нет?

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Видели ли вы кого-нибудь в черной…

— Нет, — ответил отец Эмброуз.

Он наблюдал, как автомобиль Мэтью Хоупа съезжает с гравийной дорожки, как он исчезает в завесе дождя. А потом он смотрел только на дождь и размышлял, почему он не рассказал о той парочке, которую обвенчал за день до убийства. «Просто проезжаем мимо», — сказал высокий мужчина. «Такая очаровательная старая церквушка», — сказал рыжий коротышка. «Вполне подходящее местечко, чтобы обвенчаться», — снова подал голос темноволосый мужчина.

Был яркий солнечный день, наверно последний перед сезоном дождей. Они сидели там, на лужайке, позади его домика и болтали о чем-то. Мужчина был с ног до головы одет в черное. Черная куртка и брюки. Темно-синяя тенниска, которую можно принять и за черную. Легкие черные туфли, а носков вообще не было. Рукав куртки был разорван чуть выше правого локтя. Высокий темноволосый мужчина лет сорока с неряшливой трехдневной щетиной на подбородке, он выглядел потрепанным и поизносившимся в пути. И вот он сидел под солнышком и подавал вполне невинные реплики, а позже стал задавать такие же невинные вопросы. Он снял куртку: очень уж жарко было на солнцепеке. А рыжему коротышке, что был с ним, вряд ли было больше двадцати — двадцати одного. Длинные волосы цвета ржавчины, голубые глаза, веснушчатое лицо. На нем выгоревшие голубые джинсы, бледно-голубая тенниска, пояс с серебряными заклепками, сандалии. Оба сильно нервничали.

Но люди ведь всегда нервничают, когда берут на себя обязательство вроде такого, как тут не нервничать! Поэтому они всегда и задают массу вопросов или говорят о погоде или о том, как очаровательна церковь. Так ведь это и в самом деле была красивая церковь, этакая средневековая жемчужина, аккуратненько поставленная на прибрежный песок и глядящая на закаты, в которых она пылает светом, ниспосланным самим Господом. А цветные витражи-стекла в ней в самом деле были средневековыми. Сработанные мастеровыми XVI века, они были перевезены сюда из маленькой деревушки в Италии в качестве дара от одного прихожанина из Уиспер-Кей, который, вернувшись в родные края, сколотил себе состояние на выпуске алюминия. Церковные скамьи из красного дерева были изготовлены прямо здесь, в Калузе, но за годы, прошедшие со дня постройки храма, их закапали воском и истерли до блеска, на них появился налет, которому, казалось, было несколько веков.

Ну, а эти двое нервничали, потому что решили навсегда связать свои жизни перед взором Господним. В глазах Господа. Люди искали Божьего благословения.

Вопросы, которые они задавали, имели мало отношения к церемонии, о которой они просили. Им хотелось знать о погоде в Калузе, этим людям, просто ехавшим мимо, которые приметили эту на удивление красивую, маленькую, вроде бы средневековую жемчужину-церковь, вросшую вот здесь в песок. Всегда ли так жарко? Или чаще идут дожди? Холодно ли здесь? Ветрено ли? Или всегда так вот мило? А еще им хотелось знать, где они могли насладиться вечерком хорошим праздничным ужином, есть ли здесь в городке романтическое местечко с канделябрами и с вином, где они смогли бы всерьез и в уединении поразмышлять о том важном шаге, который они предприняли, да и выпить за свое будущее, — так есть в городке подобное местечко, а? Отец Эмброуз обычно отсылал парочки в зал орхидей в гостинице «Адлер».

Всегда были такие вопросы и комментарии, эта сумбурная болтовня, чтобы скрыть нервозность. Эта парочка совершала важный шаг. Священную церемонию перед взором Господним.

Он обвенчал их в маленькой часовенке рядом со своим домом в четыре часа дня двадцать девятого января, за день до убийства. Они стояли на коленях перед алтарем. Мужчина в черном и этот рыжий коротышка.

— Дорогие братья во Христе, — сказал он им. — Вы готовитесь вступить в священный и серьезный союз, который установлен самим Господом. И поскольку творец этого — сам Господь, то брак по своей природе священный институт, требующий от тех, кто вступает в него, полной и неограниченной самоотдачи. Этот союз еще и потому считается таким серьезным, что он пожизненно связывает вас тесными и интимными отношениями, которые глубоко повлияют на все ваше будущее, а оно — со всеми надеждами и разочарованиями, успехами и неудачами, наслаждениями и страданиями, радостями и огорчениями — скрыто от ваших глаз. Вы знаете, что из этого состоит любая жизнь, и все это вам предстоит испытать и в собственной жизни. Не ведая, что ждет вас, вы берете друг друга для лучшего и для худшего, для богатой жизни и для бедной, в здоровье и болезни, до тех пор пока смерть…

Они были в часовне втроем. И не было никого, кто бы мог возразить против этого союза. Последние лучи солнца струились сквозь окна-витражи. Отец Эмброуз посмотрел сверху вниз на мужчину в черном.

— Берете ли вы, Артур Нельсон Хэрли, этого человека себе в супруги, чтобы жить с ним вместе в священном браке, готовы ли вы любить, уважать его и заботиться о нем в здоровье и болезни, в процветании и в несчастье, забыв обо всем другом, пока продлится жизнь вас обоих?

— Беру, — ответил он.

Отец Эмброуз посмотрел на рыжего коротышку.

— Берете ли вы, Уильям Гарольд Уолкер…

Конечно, для этой парочки ему пришлось изменить церемонию и опустить слова, которые могли бы намекнуть, что этот акт официально к чему-либо обязывал. Он также выбросил все слова, подразумевающие пол, хотя некоторые в подобных случаях настаивали, чтобы одного из них именовали «мужем», а другого — «женой», а не называли бесполым словом «супруги».

Впрочем, за столько лет отец Эмброуз выработал некую церемонию, которая, кажется, устраивала участников. Только не надо думать о Риме! Риму неведомо, что он творит в этом отдаленном уголке Флориды, и отец Эмброуз надеялся, что там никогда и не узнают, уж, во всяком случае, от него. Отец Эмброуз смотрел на это так: если двое мужчин хотят пожениться, то Бог мой, почему не обвенчать их! И если это будут две женщины, два крокодила, две змеи, два кабана, два цыпленка, любые две твари, созданные Господом, если уж им захотелось пожениться, отец Эмброуз предложит им утешение священного таинства и Бог с ним, с этим Римом!

Ему нравилось рассказывать гомосексуалистам, которые приходили в церковь Святого Бенедикта, шутку о католическом священнике, а вы разве ее не знаете? Парочка гомосексуалистов хочет пожениться, и они сначала идут к раввину, который отказывается их венчать, потом к протестантскому священнику, снова отказ, и вот в конце концов они приходят к католическому священнику, и он говорит: «Разумеется, я обвенчаю вас, что все они понимают в настоящей любви?»

Шутка помогала его клиентам расслабиться, а то они очень нервничали, когда приезжали сюда, и, конечно, боялись стать предметом насмешек или презрения. Эта шутка подразумевала, что католический священник и сам был гомосексуалистом. Вероятно, это случается, но в этом отношении отец Эмброуз был кристально чист. Его единственный сексуальный опыт был с одной девушкой. Давно, еще до того, как его мать решила, что у него есть призвание священника. Ему это понравилось, но он был человеком цельным, а его любовь к Господу требовала полной самоотдачи, так что почти никогда он не оглядывался назад со страстным желанием повторить невыразимое блаженство, которое разделил с пятнадцатилетней Молли Пиерсон на крыше чикагского дома много лет назад. Правда, время от времени он думал о том, как сложилась жизнь Молли, вышла ли она замуж.

Не проходило недели, даже когда был не сезон, чтобы кто-то не стучался в дверь приходского домика и не спрашивал отца Эмброуза. Как правило, это была пара мужчин. Женщины бывали редко. Возможно, им вообще не нужно ничьего благословения, они чувствуют себя Божьими избранницами и не видят нужды заботиться о том, чтобы еще и подтвердить это.

Стучат и стучат в дверь его домика. «Мы тут как раз проезжали мимо, приметили эту очаровательную церквушку, вот и подумали, а почему бы не обвенчаться». Конечно, они слышали о нем, об этом бритом наголо священнике, который венчает педиков, его имя было известно среди них в большинстве городов США. Он допускал, что рано или поздно в Риме, не приведи Господи, об этом узнают. А до тех пор…

Это блаженство на их лицах, когда он произносит: «Да благословит Господь ваш союз». Эта радость, которую он и сам испытывает, зная, что доставляет им такое удовольствие, и его палец, увлажненный церковным миро, чертит символ креста на одном лбу, а потом и на другом: «Да благословит Господь ваш союз!»

Но эти двое… они оставили странное ощущение тревоги. Возможно, они вообще не были гомосексуалистами и весь этот ритуал был какой-то насмешкой. Но чего ради, с какой целью?

Он вспоминал вопросы, которые они задавали, сидя на лужайке. Еще до всей этой церемонии. Вопросы были целенаправленными, правда, не с самого начала. Сперва они просто интересовались недвижимой собственностью на побережье здесь, в Калузе. «Теперь, когда мы готовимся сделать этот серьезный шаг, пора подумать о том, чтобы по-настоящему обосноваться где-нибудь. А в этой Калузе вроде бы миленькое общество».