Саймон Моуэр - Евангелие от Иуды

Таким образом Элиза и ей подобные были изгнаны в самые дальние углы его разума. Таким образом он помирился с матерью. Таким образом он примирился со своим предназначением. Литургические ритуалы и требования веры вновь восстановили равновесие. На все вопросы твои ответит вера, однако это требует полного, самозабвенного подчинения, погружения столь же глубокого, как то, что сопровождает всякий обряд крещения. И в самом деле, крещение – это нечто вроде репетиции самоотречения во имя веры: в вере ты купаешься, ты плывешь в ней, ею живешь, окруженный ею, она держит тебя на поверхности и она же тебя поглощает. Ты утопаешьв ней, ведь иной раз она, подобно воде в легких, лишает тебя возможности вдохнуть. Вера обуревает, вера вселяет смелость, вера несет в себе ни с чем не сравнимую драму. И заключается эта драма в том, что весь мир, целая Вселенная сжата до размеров одного-единственного человека, человека, ходившего по нашей грешной земле и до сих пор идущего по ней.

– Слово «вера», pistis,и его производный глагол pisteuo,встречается в Новом Завете более двухсот сорока раз. Иоанн употребляет этот глагол, «верить», девяносто восемь раз. С глаголом этим часто используется предлог eis,близкий по значению английскому «в», «внутрь». Это помогает понять, насколько важно беречь веру, понять, что человек обязан посвящать тело свое и душу единству с Христом. В других случаях употребляется предлог epi,«на»… – Так говорил Лео Ньюман, новый человек, [17]читающий лекцию перед группой юных семинаристов. Он чувствовал себя солдатом, который побывал на линии фронта и лично слышал свист падающих снарядов, а теперь передает свой опыт неоперившимся новобранцам. Эти Солдаты Христовы обращали к нему свои искренние лица, полные надежды на то, что он научит их преодолевать все жизненные трудности. Интересно было обнаружить похожую военную метафору в письме бывшего ученика, ставшего пастырем в Ливерпуле:

«Я помню ваши лекции в семинарии, – писал он. – Мы видели в вас пример для подражания, командира, который поведет нас в бой, и теперь взгляните, что вы натворили. Сколько душ вы утащили за собой в геенну? Сколько невинных жизней уже загублено?»

На все вопросы ответит вера. И когда ты теряешь веру, тебе не остается ничего иного, кроме как восполнить yrрату философией – той, которая умышленно и хладнокровно не дает ни единого ответа.

Отправьтесь с компанией родственников на пикник. Отвезите их куда-нибудь в Сутри на этрусскую землю к северу от Рима. К лесам и внезапным теснинам, к бурым утесам в пунктире надгробий, к заброшенным, поросшим ежевикой ступеням. Джек вел первую машину, в следующей ехали друзья (Говард и Гемма, которые остались погостить на выходные). Ньюман сидел на заднем сиденье первой машины – вспомогательный элемент, бесцветное, но весьма занятное дополнение, нечто вроде артефакта стародавнего археологического периода. Были там и обе дочери, совсем недавно вернувшиеся из интерната: они сидели по бокам от него, разделенные великим перевалом человеческой застенчивости. Старшая, Кэтц, краснела и умолкала всякий раз, когда Лео заговаривал, а младшая, Клер, откровенно его изучала.

– Вы не похожина священника, – сказала она.

– А на кого обычно похожи священники?

– Священники – такие же люди, как и все остальные, – вмешалась Мэделин, повернувшись к ним с переднего сиденья.

– Нет, не такие же. Священники скучные.

Взрослые рассмеялись.

– Отец Лео вовсе не скучен. Вообще-то, он настоящая знаменитость. Он пишет о Библии в газеты.

Ньюман попытался сменить тему.

– Папа Римский – тоже священник, – напомнил он.

– Папа Римский скучный, – категорично заявила Клер, и Кэтрин покраснела от стыда.

– Папа Римский любит каждого из нас, – сказала Мэделин. – Именно поэтомуон может быть немного скучным.

За городом они увидели древний амфитеатр и ряды надгробий на утесе. Они припарковали машину и вышли наружу, чтобы осмотреться.

– А где сейчас находятся эти мертвые люди? – спросила Клер, через открытую дверцу машины глядя на влажную, голую землю. – Они отправились на небо?

Это был любопытный теологический момент.

– Куда же они отправились? – спросила Мэделин. – Миллионы людей, которые не знали об Иисусе Христе просто потому, что жили задолго до его рождения?

– Этого мы не знаем, – признался Лео.

– Ну, их же нельзя просто сбросить со счетов, правда? В свое время они были столь же реальны, как и мы все. Даже сейчас, если предположить, что у смерти отсутствует временное измерение, они остаются такими же реальными, как, допустим, твоя покойная мать или мой покойный отец.

– Лимб? [18] – предположил Джек. – Так ведь называется специальное место, которое вы придумали длярешения этой проблемы?

– Лимб – для маленьких детей, глупенький, – ответила младшая дочка.

Небольшая теологическая дискуссия продолжилась, когда группа начала осмотр надгробий. Тропинка тянулась вдоль подножия утеса, а после устремлялась вверх, по заросшему мхом склону, прямо к знаку, который гласил: «Часовня Мадонны дель Парто, Пресвятой Богородицы». В путеводителе говорилось, что раньше это здание было митреумом. [19]Оно было целиком построено из камня: колонны, приделы, узкая апсида – абсолютно все. Там пахло сыростью и древностью – кисловатый, затхлый запах.

– Митреумы – конек Лео, – сказала Мэделин мужу. – Или правильно говорить «митреума»? Он однажды водил нас в один митреум под Сан-Клементино.

Лео вдруг понял, что хочет, чтобы она на него посмотрела, и это не на шутку его взволновало. Он даже говорил с умышленной бойкостью, чтобы привлечь ее взгляд. Пока они бродили среди теней пещеры, он пространно излагал идею митраизма – рассказывал о самом Митре, о быках и жертвоприношениях, о тайных ритуалах – инициациях, [20]о бычьем семени, что оплодотворяет весь мир. И она действительно смотрела на него с загадочной улыбкой, которая могла выражать интерес, но могла подразумевать и нечто вроде сочувствия.

– Христианство победило, – сказал он им, – отрекшись от элитарности, распахнув объятия всем и каждому, ничего не скрывая.

– А что значит «отрекшись»? – спросила старшая девочка. – Почему вы все время используете непонятные слова?

Джек засмеялся и повторил ее вопрос.

– Потому что «понятные» дляэтих целей не годятся, – сказал Лео.

Они вернулись к машине и поехали обратно в город. Прогуливаясь по узкой, заросшей аллее, Лео взял младшую девочку за руку.

– Хочешь, я кое-что тебе покажу? – предложил он. – Ты знаешь, кто такой Понтий Пилат?

– Конечно, – тут же ответила Клер. – Он убил Иисуса.

– Иисуса убили евреи, – поправила ее Кэтрин. – Так написано в Библии. Иисуса убили евреи.

– Иисуса убили римляне.

– Евреи.

Беседа грозила превратиться в нелепую детскую перепалку: да, нет, да, нет.

– Лео – еврей, – сказала Мэделин.

– Правда? – Джек, похоже, искренне изумился.

Лео ответил с максимальной небрежностью, чтобы поскорее сменить тему:

– Ньюман, Нойман. В начале века в моей семье произошел переход. Моя бабушка обратилась в христианство. – Он знал, о чем думает Джек. Джек обладал острым умом настоящего дипломата и не стал бы упускать из виду подобное обстоятельство. Прогуливаясь по городу в сторону главной площади, мимо alimentari [21]и баров, Лео ощутил прохладный ветерок ревности. Зачем Мэделин выдала этот хрупкий, пустячный секрет?

– Значит, это выубили Иисуса? – спросила Клер.

– Глупенькая, как может священник убить Иисуса?

– А как же Понтий Пилат?

– Он не был священником.

– Он был римлянином. А отец Лео – римский католик.

– Ты тоже.

– Нет, я не…

– Да!

– Мне кажется, детям лучше помолчать, – решил Джек.

Главная площадь города напоминала масштабную декорацию с фонтаном, кафе, муниципальным зданием и толпой статистов, снующих туда-сюда будто бы в ожидании, пока грянет оркестр и заиграет увертюра. Лео повел своих спутников к палаццо на противоположной стороне. Каменная доска у входа уверяла, что перед ними находится Municipio,муниципалитет. Здание было отделано ржаво-красной штукатуркой, арку входа украшали мраморные фрагменты, найденные на полях в предместье; мелкие осколки различных пород беспорядочно усеивали стены, напоминая перхоть, прилипшую к покрасневшей коже головы.