Энн Перри - Скелет в шкафу

Темные мундиры и высокие шлемы полицейских, начищенные до блеска бляхи и пуговицы; клерки в полосатых брючках; члены суда в мантиях и париках; приставы, рассаживающие публику на свободные места — всё невольно внушало почтение. Эстер и Калландру проводили в комнату для свидетелей, где они должны были дожидаться вызова. Присутствовать в зале суда им запрещалось, поскольку на их мнение могли повлиять показания других свидетелей.

Эстер, чувствовавшая себя неловко, хранила молчание. Несколько раз она открывала было рот, но тут же понимала, что слова здесь прозвучат бессмысленно и вряд ли развеют общую напряженность. В такой тишине прошло уже около получаса, когда открылась дверь, и Эстер сразу узнала этого человека, хотя в тот момент он стоял к ней спиной, обращаясь к кому-то в коридоре. Особой радости она при этом не ощутила.

— Доброе утро, леди Калландра. Мисс Лэттерли! — Мужчина наконец повернулся и вошел, прикрыв за собой дверь.

— Доброе утро, мистер Монк, — ответила Калландра, вежливо наклонив голову.

— Доброе утро, мистер Монк, — эхом отозвалась Эстер и повторила ее кивок.

Вновь увидев его лицо — уверенный спокойный взгляд серых глаз, широкий нос с горбинкой, тронутый небольшим шрамом рот, — она невольно вспомнила все, что им пришлось пережить в связи с делом Грея: гнев, смятение, жалость и страх, краткие мгновения такого полного взаимопонимания, какого ей никогда и ни с кем не приходилось испытывать раньше. Тогда перед ними маячила общая цель, ради которой оба готовы были пожертвовать чем угодно.

Теперь же эти двое лишь раздражали друг друга. На сей раз их свело только желание спасти Менарда Грея от дальнейших мучений да смутное чувство ответственности — ведь, в конце концов, именно они раскопали правду.

— Прошу вас, садитесь, мистер Монк. — Предложение Эстер прозвучало почти как команда. — Располагайтесь поудобнее.

Он остался стоять.

Несколько секунд все хранили молчание. Эстер сосредоточенно перебирала в памяти наставления Рэтбоуна: как следует давать показания, как отвечать на вопросы прокурора и, наконец, как вовремя остановиться и не сболтнуть чего-нибудь лишнего, что могло бы навредить обвиняемому.

— Мистер Рэтбоун вас консультировал? — не подумав, спросила она.

Монк приподнял брови.

— Мне и раньше приходилось давать свидетельские показания, мисс Лэттерли, — довольно язвительно ответил он. — В том числе и по весьма незаурядным делам. Так что процедура мне известна.

Эстер почувствовала, как нарастает ее раздражение: и на себя — за необдуманную фразу, и на него — за резкий ответ. Инстинктивно она перешла в наступление, выбрав в своем арсенале самое мощное оружие:

— Похоже, с тех пор как мы виделись в последний раз, ваша память значительно окрепла. Если бы я знала об этом, я бы, разумеется, воздержалась от своего замечания. Мне просто хотелось быть полезной, но, судя по всему, моя помощь уже не требуется.

Кровь отлила у него от лица, затем на скулах выступил румянец. Монк лихорадочно подбирал ответную колкость.

— Я многое забыл, мисс Лэттерли, но все же у меня по-прежнему есть преимущество перед теми, кто вообще ничего никогда не знал, — едко ответил он и отвернулся.

Калландра улыбнулась, но в разговор решила не вмешиваться.

— Речь идет не о моих знаниях, мистер Монк, — огрызнулась Эстер. — Речь идет о советах мистера Рэтбоуна. Но если вам все известно лучше, чем ему, то я за вас рада. То есть не за вас, конечно, а за Менарда Грея. Надеюсь, вы не забыли, ради чего мы сюда явились?

Первый раунд остался за ней, и она это знала.

— Разумеется, не забыл, — холодно бросил Монк через плечо и засунул руки в карманы. — Я препоручил сержанту Ивэну текущее расследование и пришел сюда раньше на тот случай, если мистер Рэтбоун пожелает меня видеть. Но, естественно, пока он лично не изъявит такое желание, я не стану его беспокоить.

— Он может и не знать, что вы здесь, — заметила Эстер.

Монк повернулся к ней лицом:

— Мисс Лэттерли, отчего бы вам не попробовать хотя бы на секунду перестать вмешиваться в чужие дела? Почему вы считаете, что без ваших указаний никто прожить не может? Как только я вошел в здание суда, я первым делом сообщил о своем прибытии его секретарю.

— Будь вы чуточку повежливее, мистер Монк, вы бы без труда объяснили мне это с самого начала, — ответила Эстер, уязвленная совершенно несправедливым, по крайней мере, не вполне справедливым, упреком. — Но вам, по-моему, чужда обыкновенная вежливость.

— Зато вы необыкновенная особа, мисс Лэттерли. — Его лицо напряглось. — Вы невыносимы, у вас замашки диктатора, и вы почему-то уверены, что всем необходимо ваше руководство. Вы удивительным образом сочетаете в себе черты гувернантки и надзирательницы работного дома. Вам не следовало покидать армию — там вы чувствовали бы себя как рыба в воде!

Удар был блестящий; Монк знал, до какой степени Эстер ненавидит армейское начальство — за чудовищную бездарность, из-за которой в последнюю войну столько людей приняли бессмысленную и страшную смерть. В приступе бешенства Эстер чуть не захлебнулась собственной тирадой.

— Ошибаетесь, — выдохнула она. — В армии служат мужчины, а те, что командуют, как правило, тупы и заносчивы — вроде вас. Они сами не понимают, что делают, — просто идут напролом, ни о чем не заботясь и не останавливаясь ни перед какими потерями, и им не дано осознать свою бездарность и усвоить дельный совет. — Она перевела дыхание и продолжила: — Да они бы скорее умерли, чем приняли помощь от женщины. Впрочем, их смерть меня бы не покоробила! Непростительно то, что они с легкостью посылают на смерть других людей!

Монк даже не успел обдумать ответ. Дверь открылась, и пристав пригласил Эстер проследовать в судебный зал. Она поднялась с величайшим достоинством и, пройдя мимо Монка, задержалась на пороге, чтобы одернуть платье, — процедура, которая всегда ее безумно раздражала. Послала Калландре улыбку через плечо и, чувствуя, как сжимается желудок, проследовала за приставом по коридору.

В огромном помещении с высоким потолком и забранными в деревянные панели стенами было столько народу, что людские массы, казалось, напирают на Эстер сразу со всех сторон. Повсюду — любопытные лица. Эстер чувствовала тепло, исходящее от собравшихся тел, слышала, как они ерзают и тянут шеи, чтобы рассмотреть ее получше, как они дышат, перешептываются и шаркают ногами, стараясь удержать равновесие. В ложе для прессы порхали карандаши, царапая на бумаге предварительные заметки и набрасывая контуры лиц и шляпок.

Глядя прямо перед собой, Эстер прошла к возвышению для свидетелей, ненавидя себя за легкую дрожь в коленях. На ступеньках она споткнулась и была вынуждена опереться на руку пристава. Эстер поискала глазами Оливера Рэтбоуна и сразу же увидела его, хотя в белом адвокатском парике он был плохо узнаваем. Рэтбоун улыбнулся ей с отстраненной вежливостью незнакомца, чтобы не сказать — холодно.

Эстер почувствовала себя совсем скверно. Пришлось взять себя в руки и вспомнить, зачем она пришла в этот зал. Она скосила глаза в сторону сидящего на скамье подсудимых Менарда Грея. Он был бледен; румянец, казалось, навсегда исчез с его лица. Выглядел он утомленным и очень испуганным. Этого было достаточно — храбрость, в которой так нуждалась Эстер, вернулась к ней немедленно. Что значили ее глупые детские страхи по сравнению с судьбой Менарда?

Положив руку на Библию, она назвала свое имя и поклялась говорить только правду. Голос ее был тверд и звучал ровно.

Рэтбоун приблизился к ней на два шага и негромко начал:

— Мисс Лэттерли, насколько я знаю, вы — одна из тех молодых женщин благородного происхождения, что откликнулись на призыв мисс Найтингейл, покинули отчий дом и отправились морем в Крым сестрами милосердия, дабы ухаживать за нашими ранеными солдатами.

Судья, пожилой человек с широким суровым лицом, чуть наклонился вперед.

— Я не сомневаюсь, что поступок мисс Лэттерли заслуживает восхищения, но какое отношение имеет ее опыт сестры милосердия к рассматриваемому делу? Обвиняемый не служил в Крыму, да и преступление было совершено на английской земле.

— Мисс Лэттерли познакомилась с жертвами этого преступления в крымском госпитале, милорд. Именно там следует искать корни данного преступления — там и на боевых полях Балаклавы и Севастополя.

— Вот как? Я, признаться, понял из представленных обвинителем сведений, что корни следует искать в Шелбурн-Холле. Продолжайте, пожалуйста. — Он снова откинулся на спинку судейского кресла и мрачно воззрился на Рэтбоуна.

— Мисс Лэттерли! — Рэтбоун повернулся к Эстер, готовясь выслушать ее со всем вниманием.

Осторожно, взвешивая каждое слово, она начала свой ответ, но затем живые воспоминания тех лет встали у нее перед глазами. Эстер поведала суду о госпитале и о раненых, за которыми ухаживала. Пока она говорила, в зале установилась полная тишина, люди затаили дыхание, никто не шевелился. На лицах был написан интерес, даже Менард Грей на скамье подсудимых приподнял голову и смотрел на Эстер.