Курт Ауст - Судный день

Я изумленно посмотрел на него.

– То есть единицу, двойку и наподобие них?

– Да.

Я написал: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9.

– Сколько у тебя получилось?

– Девять, – ответил я после секундного раздумья. Может, у профессора в голове помутилось?

– Хорошо, – сказал Томас, – а как же ноль? Его ты не учитываешь?

Помолчав, я пожал плечами.

– Ноль – это ничто. Пустота.

– Ничто тоже может оказаться важным. А какое число следует за девяткой?

– Десять.

– Тогда запиши его!

Ему что, вздумалось поучить меня математике?.. Я написал “10”, но по-прежнему ничего не понимал.

– Значит, ноль все же может пригодиться, – чуть издевательским тоном заключил Томас.

У меня забрезжила догадка.

– По-вашему, ноль важен потому, что он может влиять на другие числа?

– Вот именно, – подтвердил Томас. – А можно применить тот же принцип к человеческим отношениям? Иначе говоря, встречаются ли люди, которые ничего для нас не значат, то есть приравниваются к нулю, однако они, тем не менее, существуют и в сочетании с другими образуют десятку? – И он указал на последнее написанное число.

Пока Томас разглагольствовал, в голове у меня начало происходить нечто странное. Я представил себе кухню, очаг и Марию возле него. За ее спиной виднеется разделочный стол, а над ним – шкафчик со стаканами и пивными кружками. Между очагом и разделочным столом стоит большой ящик с дровами. Сначала картинка была довольно темной, ведь света на кухне и в трактире действительно не хватало. Томас продолжал говорить, а темнота между ящиком с дровами и разделочным столом постепенно рассеивалась, словно кто-то не спеша зажег там свечи. И вот я уже мог разглядеть какие-то зыбкие очертания. Там клубочком свернулось странное существо – человек в рваном плаще.

– Нищенка! – выпалил я вдруг. Томас кивнул. – Но почему же я ее не заметил?!

– Заметил. Иначе и сейчас не вспомнил бы. Запиши ее под номером десять.

И я дописал:

10. Нищенка

– Итак, что нам известно о находящихся на постоялом дворе, исключая нас самих.

Я задумался. На первый вопрос я ответил, что находимся мы на постоялом дворе, и Томас поддержал меня, поэтому я больше не боялся выставить себя на посмешище.

– Нам известно, что хозяин здесь – фон Хамборк, у которого есть жена.

Томас махнул рукой:

– Верно. Еще что?

– Труп графа обнаружил хозяин. И о графе ему известно очень немногое.

– Так говорит сам хозяин – что ему известно мало, – поправил меня Томас, – что еще?

– Еще… не знаю. Пожалуй, что родом хозяин откуда-то из Германии.

– Верно, об этом можно судить по имени и выговору. – Томас казался довольным. – А что насчет его супруги?

Я задумался, но ничего не придумал и покачал головой.

– Она больна и сегодня лежит в постели. Это нам известно. Нам также известно… – умолкнув, Томас схватился за жилетную пуговицу, – что она, увидев тело, упала в обморок. Возможно, она женщина чересчур нежная и не выносит подобных зрелищ. Но в этом мы не можем быть уверены.

Томас склонился над списком имен.

– Нужно записать это напротив имен. Я буду говорить о том, что нам известно, а ты можешь добавить что-нибудь от себя.

И Томас начал рассказывать, я же записывал – да так, что с меня ручьями лил пот, а чернильные брызги разлетались во все стороны. Местами почерк стал совсем неразборчивым. О служанке Марии Томас знал лишь, что та была молодой и любопытной, а я рассказал, что, по ее словам, она мало спит. Напротив имени Альберта я ничего не написал. Пастора звали Якобом, он получил приход в Шелланде и направлялся туда. Прежде он был священником в Хиндрупе, деревушке неподалеку от границы с Готторпским герцогством. Он недавно овдовел и попросил епископа в Рибе перевести его в приход поближе к Копенгагену, где жила его сестра. К его удивлению, епископ согласился и предоставил ему незадолго до этого освободившийся приход в Факсе Херред. Об этом пастор рассказал Томасу предыдущим вечером за ужином.

О другом постояльце ничего известно не было. О том, что тот – плотник, Томасу рассказал священник.

– Граф был французом и направлялся на восток – это мы знаем со слов хозяина. Но мы не знаем, правда ли это. Возможно, графу лишь хотелось, чтобы хозяин в это поверил, – продолжал Томас, но, усмехнувшись, добавил: – А возможно, хозяину хотелось, чтобы этому поверили мы. Ничего нельзя исключать. Однако из найденного нами письма следует, что это все же правда. То есть, если граф действительно недавно прибыл из Амстердама, мы также с полной уверенностью можем утверждать, что граф мертв и что его… – профессор запнулся, будто раздумывая, истинно ли то, что он сейчас скажет, – что его убил кто-то из тех, кто сейчас находится на постоялом дворе. Это нам тоже достоверно известно, потому что вчера вечером мы стали последними, кто сюда добрался – потом такой возможности ни у кого не было. Когда мы обнаружили тело, оно еще не совсем остыло, а учитывая мороз, это может означать, что его ударили и убили совсем незадолго до того, как мы постучались в ворота.

Перо сломалось, и мне пришлось очинить новое, а Томас тем временем успокоился и собрался с мыслями. А затем я вновь приступил к работе.

– Согласно моим последним изысканиям, графу нанесли сильный удар по лицу, а именно – в mala et frons, то есть по скуловой кости и лбу, и произошло это незадолго до его смерти. Помимо этого, на теле графа есть две раны – одна под подбородком, а другая на груди. Очевидно, нанесены они в одно и то же время, однако с уверенностью утверждать не стану. Поэтому поставь в этом месте вопросительный знак, Петер. – Убрав очки в карман, Томас подошел к окну и принялся медленно раскачиваться, глядя на снег. – Когда мы нашли тело графа, вокруг него на снегу были свежие следы. Также следы были и возле головы графа. И оставил их, видимо, трактирщик. Я сравнил размеры ног у всех мужчин на постоялом дворе, и такая маленькая нога лишь у трактирщика. Все это подтверждает его собственный рассказ. Однако вокруг тела я заметил также и следы побольше. Их слегка запорошило снегом, и принадлежат они… правда, это лишь догадка, – Томас взглянул на меня, – но предположим, что принадлежат они преступнику. К сожалению, я опоздал и толком не успел измерить эти следы, поэтому точного размера у нас нет.

Томас вытащил веревочку, которой измерял ступни графа, и повертел ее в руках.

– Откуда вы знаете, что это мужчина? – спросил я, вспомнив о нищенке и о том, что в карманах у графа оказалось пусто.

– Граф был крупным и крепко сложенным. Сбить его с ног мог только человек исключительной силы. Удар оказался настолько мощным, что, по-моему, можно сразу исключить всех женщин и, наверное, фон Хамборка. – Томас вновь посмотрел на меня. – А что ты можешь сказать про комнату графа?

Самому себе я признался, что почти ничего. Однако, судя по тому, как Томас задал этот вопрос, я заключил, что он вынес гораздо больше. Поэтому я выпалил первое, что пришло в голову:

– Э-эхм… Там было прибрано. – А потом я вспомнил то, что меня удивило. – Странно, что у такого графа не было при себе слуги.

Томас одобрительно кивнул:

– Да, это меня тоже удивило – граф без слуги. Но он аккуратный, тут ты прав. И любит оружие. Не исключено, что покойник, который лежит сейчас в сарае, – бывший военный. Из тех, кто подолгу живет при армии, приучен к порядку, дисциплине, привык путешествовать налегке и любит оружие и военные стратегии.

– Военные стратегии?..

– Книга на столике – это обучающее пособие по военной тактике и стратегическому планированию. Написал ее один французский генерал по имени Фердинан Понс де Муллон. Я о нем никогда прежде не слышал, но у него встречаются довольно интересные мысли. Он пишет, к примеру, о ведении боя в труднопроходимой местности, где врагу сложно перемещать орудия и из-за этого труднее поразить противника. Он рассказывает… – Томас перехватил мой взгляд и тут же умолк. – Ладно, сейчас это не важно, – уступил он, собрался с мыслями и продолжал: – У графа при себе оказались письмо и перстень с печаткой, удостоверяющие его личность. И хотя я лично считаю историю, изложенную в письме какой-то… даже не знаю, как поточнее выразиться… скажем, надуманной, она, безусловно, правдива. Иначе зачем его брату обо всем этом рассказывать?.. А вот шведское ружье… как оно оказалось у графа? Над этим я еще поразмышляю. Мне в глаза бросилось еще кое-что. Наш граф производит впечатление аристократа небогатого, скромного в потребностях и даже почти бедного. Тогда где же его деньги? Карманы у него оказались пустыми, как я выяснил сегодня ночью, там лежала лишь пара шиллингов. В остальной одежде нет никаких потайных карманов для денег, да и в сумках тоже. И кстати – если он действительно военный, то где его мундир? У подобных аристократов непременно имеется хотя бы парадный мундир, который они надевают, являясь с визитом к другим графам и баронам. Нет, что-то в личности этого графа вызывает подозрения.