Кэролайн Роу - Успокоительное для грешника

— Если я оставлю этот сброд больше, чем на минуту, они меня дочиста ограбят, — сказала жена Родриге.

— Клянусь, это не займет больше минуты, — сказал Баптиста.

Следующее утро выдалось солнечным, ясным, с редкими высокими облачками, лениво плывущими по небу. К тому времени, когда колокола собора зазвонили к заутрене, тучки исчезли и солнце слепило глаза. Едва Исаак и Юсуф вошли в еврейский квартал, возвращаясь из дворца епископа, их остановил молодой человек, немногим старше тринадцатилетнего Юсуфа.

— Сеньор Исаак, — сказал он, тяжело дыша, — я разыскивал вас. Прошу, будьте добры, пойдемте к моему хозяину. Боюсь, он болен, очень болен.

— Это юный Ави, так ведь? — спросил Исаак. — Который служит Шальтиелю?

— И набирается у его ног великой мудрости, сеньор Исаак.

— Конечно же, мы придем. Немедленно.

Исаак направился к дому философа, известного в еврейском квартале и на много миль за его пределами своей великой ученостью и пониманием тайн Каббалы. Он ускорил шаг.

— Юсуф может сбегать домой за моими скромными лекарствами, которые, возможно, потребуются твоему хозяину.

— Бегу, господин, — сказал Юсуф.

Исаак несколько удивился, когда мальчик повел его не в спальню философа, а в кабинет.

— Сеньор Исаак, — сказал Шальтисль. — Благодарю, что пришли навестить меня.

— Я пошел к вам, как только услышал, что вы больны, сеньор, — сказал Исаак. — Но в таком случае вам нужно лежать в постели, отдыхать.

— Предпочитаю встретиться с вами здесь, — ответил каббалист. — Нам нужно обсудить кое-какие дела.

— Вот как? Разговор с вами всегда просвещает ум, сеньор Шальтиель. Хотя, послав за мной таким образом, вы напугали своего ученика Ави, он, кажется, счел, что вы находитесь в когтях смерти, — заметил Исаак. — Но вы не похожи на умирающего.

— Я болен, сеньор Исаак. Легкое несварение и небольшой жар. Я бы не подумал беспокоить вас из-за такого пустяка, но это дало мне удобный повод и увидеться с вами, и расшевелить юного Ави: он зачастую витает в облаках. Хоть я и твержу ему, что величайшие умы должны быть постоянно загружены монотонным учением и весьма усердной работой. Но он хороший парнишка.

Шальтиель сделал паузу.

— Я отвлекся от темы. Прошу вас, Исаак, присаживайтесь. Стул рядом с вами.

Юсуф придвинул своему учителю стул, и Исаак сел.

— Обследовать вас, сеньор Шальтиель?

— Не сейчас, Исаак. С этим можно повременить.

Он побарабанил пальцами по столу, а потом, уже другим голосом, более громким и уверенным, заговорил:

— Я не вижу ничего дурного в том, что вы посвящаете так много времени лечению епископа. Я думал об этом и решил, что тут нет ничего дурного.

— Благодарю, сеньор Шальтиель, — учтиво сказал Исаак.

— Однако меня очень беспокоит, что вы помогаете ему в поисках идолопоклоннического символа — этого орудия зла — которым он хочет украсить свой храм.

— Я не делал этого, сеньор Шальтиель, — сказал врач.

— Пожалуйста, позвольте мне высказаться, а потом можете отвечать.

— Конечно.

— Кроме того, сеньор Исаак, вы втащили в это болото свою простодушную семью, в том числе и Юсуфа.

— С чего вы взяли? — спросил Исаак. — Это неправда.

— Мне сказали, что ваша дочь Ракель и ваша жена помогают вам, как и ваш ученик. Этим вы подвергаете их и нас серьезной опасности. Говорят, из-за этого предмета в городе пробудилась сильная ярость. Связь вашей семьи с ним означают, что эта ярость вполне может обратиться против нашей общины и привести к ужасным последствиям. Если уж не можете держаться в стороне от ложного бога, то старайтесь уничтожить его, а не спасти от забвения.

Исаак сделал пять глубоких вдохов, чтобы подавить нарастающий гнев. Через несколько секунд он перестал гневаться на человека, у которого на каждую минуту слушания праздной болтовни приходится десять часов размышлений на пути к мудрости, и гнев его обратился против тех, кто исказил действительность и наполнил слух ученого ложью. Исаак не отвечал, пока не почувствовал, что сможет сдержаться.

— Сеньор Шальтиель, — заговорил врач, — я не сомневаюсь в вашей учености. Вы росли под руководством великих учителей, кое-кто из них учился вместе с самим Нахманидесом. Я не сомневаюсь в вашей мудрости, но прошу подумать, верны ли ваши сведения.

— Если что-то в данном вопросе может быть сказано в вашу пользу, сеньор Исаак, — произнес ученый холодным голосом, в котором звучало сомнение, — буду рад это услышать.

— Позвольте мне сказать, что, на мой взгляд, я делаю, и если вы обнаружите в этом зло, я выслушаю вас и…

— И прекратите?

— И подумаю, — ответил Исаак.

— Вы всегда были упрямы. Но я готов выслушать вас.

— Один человек — из числа моих пациентов — был убит.

— Все говорят, чарами и волшебством, — сказал ученый.

— Нет, сеньор Шальтиель. Кинжалом в сердце. Тут нет никакого волшебства. При этом у него была похищена крупная сумма в золотых монетах, треть которой принадлежит человеку, обладающему высокой репутацией и большим авторитетом в нашей общине.

— Дорога к мудрости не выложена золотом.

— Да, сеньор. Согласен. Но Аструх де Местр использует свое золото и для помощи бедным. Будет печально, если он не сможет больше этого делать. Дурное последствие дурного поступка, — Исаак сделал паузу. — Вы наверняка скажете мне, что бедным помогают и другие, и я признаю, что вы правы.

— Вы верно читаете мои мысли, сеньор Исаак.

— Что еще более важно, я стараюсь предотвратить самое дурное последствие этого поступка. Слухи о смерти Гвалтера разбудили неистовство страха и алчности, прикрываемых верой, которое может вызвать большую беду. Кто-то должен найти человека, который совершил убийство лично или подослал убийц, и золото, ради которого совершено это преступление. Кто-то должен показать испуганным толпам, что здесь действовала не волшебная сила, а человек. И что тут не божественное или дьявольское возмездие, а обычная алчность.

— Полагаете, вы сможете это сделать?

— Вы сомневаетесь в способности слепого найти убийцу?

— В этом я не сомневаюсь, Исаак. Все знают, что вы можете найти путь там, где зрячий не сможет. Меня беспокоит не физическая, а духовная ваша слепота. Вы слишком упрямы и не видите опасности вокруг, идя с полной уверенностью по лабиринту.

— Я вижу опасность, Шальтиель, — сказал Исаак. — Но иногда она кажется мне не достаточно важной, чтобы обращать на нее внимание.

— Будьте осторожны, Исаак. Те, кто грешит, должны нести кару за свои прегрешения.

Исаак медленно шел от дома философа, беспокойно хмурясь.

— Исаак, друг мой, — сказал Аструх, — я снова в вашем доме, чтобы поделиться своими тревогами. Не будь утрата всего этого золота уже достаточной неприятностью…

— Неприятностью? — переспросил Исаак.

— Я стараюсь убедить себя, что это лишь неприятность — со мной и моей семьей могло случиться много гораздо более плохого.

— Совершенно верно, — сказал Исаак. — И это похвальная точка зрения.

— Но теперь, — заговорил снова Аструх, — произошло нечто худшее. Юный Марти явился ко мне обсудить долг, о котором я вам рассказал. Принес два мараведи, чтобы начать выплату той суммы, которую одолжил у меня его отец. Исаак, не будь это так душераздирающе, я бы рассмеялся. При таком уровне выплаты наши внуки — мои, ваши и даже юного Марти — успеют умереть до погашения долга. Он сказал — это все, что у него есть. Я поверил ему, Исаак. И верю до сих пор. Я взял одну монету и вернул другую, сказав, что намерен возместить свою утрату, когда золото будет обнаружено и возвращено, не раньше. А теперь — несколько человек сказали мне об этом — он говорит всем в городе, кто готов его слушать, что это я убил его отца.

— Собственноручно? — спросил изумленный Исаак.

— Считает ли он, будто я совершил убийство сам или подослал убийц, этого я не знаю. Но это нелепо. Фантастично.

— И притом очень опасно, — сказал Исаак. — Я знаю молодого человека, который знаком с юным сеньором Марти. Поговорю с ним об этом деле.

— Даже будь я кровожадным — хотя, видит Бог, я не такой, Исаак — с какой стати мне совершать такую нелепость? Ссудить человеку пять тысяч золотых монет, а затем через несколько дней убить его, чтобы забрать их?

— Ради других десяти тысяч монет, Аструх. Ради остальных денег. Вот почему это очень опасный слух.

— Знаю, Исаак. И знаю, что это дело будет рассматриваться в христианском суде. Поэтому и пришел в ужас.

В то время как Исаак с Аструхом обсуждали в саду проблемы, вызванные смертью Гвалтера, Беренгер надевал самую простую черную рясу для встречи со своими канониками.