Йен Пирс - Идеальный обман

— В каком году это случилось? — спросил Аргайл. — В сороковом?

— Думаю, в тридцать девятом.

— Уверены, что не позже?

— Да. Отец покинул Италию в конце тридцать девятого, а Финци немного позднее.

— В связи с чем?

Стоунхаус озадаченно посмотрел на Аргайла:

— Ему-то как раз следовало в первую очередь, ведь Финци был еврей. Не понимаю, почему он медлил. В Англии они помирились. Поначалу Финци было очень трудно, и отец даже ссудил его деньгами, но окончательно заделать трещину в отношениях не удалось.

— А в каком году украли картину?

— В шестьдесят втором.

— И все годы Финци точил на нее зуб?

— Такой уж он человек, — со вздохом проговорил Стоунхаус. — Финци был очень старый и больной. Чувствовал, что жизнь на исходе.

— Против него имелись какие-нибудь улики?

— Конечно, нет. Но это не имеет значения. Отец не стал бы предпринимать никаких шагов. Финци доживал последние месяцы, он умер в следующем году. Подозреваю, его добила неудача с похищением картины.

«Вот, пожалуйста, — подумал Аргайл, — прекрасный материал для статьи о психологии коллекционирования. Соперничество между мужчинами — всегда мужчинами, потому что женщин-коллекционеров в истории практически не было, — толкает их к таким крайностям, как чистый криминал. Можно смешать в определенных пропорциях историю, фрейдизм и искусствоведение. Вдруг что-то и получится».

— Значит, личность похитителя не установили?

— Нет. Кроме отца, в доме находились студентка и несколько его приятелей, знатоков искусства. Почти все они теперь переселились в мир иной. Только Буловиус подзадержался. Но наверное, не очень надолго. Сейчас ему около девяноста лет.

Аргайл слышал о Танкреде Буловиусе, одном из выдающихся гибридов коллекционера и ученого, каких в настоящее время в мире осталось меньше, чем пальцев на руке. Великолепный энциклопедист, знаток искусства, блиставший в сороковые и пятидесятые годы. Скорее всего человек неприятный, самоуверенный, но знания все окупали. Жаль, сегодня таких нет.

Аргайл вздохнул.

— Если вы с ним не знакомы, — произнес Стоунхаус, — то поторопитесь. Он долго на этом свете не задержится. Не могу сказать, что он мне нравился. Любил читать нравоучения молодым. И был большой ходок по женской части. Если где-нибудь в радиусе четырех миль появлялась хорошенькая женщина, Буловиус сразу делал стойку. Думаю, он немного успокоился, лишь перешагнув восьмидесятилетний рубеж.

— Этого я не знал, — заметил Аргайл.

— Что вы, Буловиус был редкостный бабник! Из тех, кто не принимает отказов. Он так достал тогда эту бедную студентку, что она в конце концов сбежала. Насколько я помню, она была замужем, но подобные мелочи Буловиуса никогда не останавливали. — Стоунхаус замолчал. — А почему вас заинтересовала эта картина?

— Она висит в гостиной моего друга, — ответил Аргайл. — Я решил проследить ее родословную, обнаружил сзади метку вашего отца и вот приехал разузнать. Надеюсь, мой друг владеет не краденой картиной?

— Нет-нет. Нам ее вернули. И после я продал картину вместе с остальными.

— Мне бы, конечно, хотелось узнать подробнее о похищении. Знаете, эффектные детали украшают родословную.

Стоунхаус задумался.

— Тут я вам помочь не могу. Из свидетелей события сейчас, наверное, осталась только та девушка…

— Как ее звали?

— Не помню. Она пробыла у нас всего несколько дней. У нее дом в Поджио-ди-Аморетта, неподалеку отсюда.

Близко от того места, где вы сегодня утром сошли с автобуса. В курсе дела был полицейский следователь…

— Может, вспомните фамилию? — с надеждой промолвил Аргайл.

— Балесто. Я вспомнил потому, что недавно прочитал в газете некролог.

— Так-так…

— Ну и Буловиус, разумеется. Который жив. Пока.

— А полицейские? Сколько их было?

Стоунхаус опять надолго задумался.

— Двое. Один постарше, тупой и толстый. Все фамильярничал с отцом. Надеялся, я думаю, что он пригласит его на ужин. Другой был молодой, долговязый, худощавый, с длинными волосами. Помню, я гадал, как он с ними управляется.

— А фамилии? Может, вы их запомнили?

Стоунхаус отрицательно покачал головой:

— Нет. Но полагаю, вы найдете их в отцовских бумагах на вилле. Молодой полицейский дал несколько ценных советов относительно ее охраны. Это было нужно для страховой компании. Посмотрите, там есть его записка. Да и другие материалы о краже тоже.

Больше из Стоунхауса вытянуть было нечего, и Аргайл завел разговор о коллекции его отца, о том, каково это было — после войны переехать из Англии в Тоскану, где лучше учиться — там или здесь. Они поболтали немного, выпили еще бутылку вина, после чего Аргайл ушел.

Утром перед отъездом он зашел в библиотеку и снова просмотрел папку с материалами о коллекции Стоунхауса. Краткий отчет о расследовании похищения картины, в котором было изложено примерно то, что он вчера услышал от Роберта Стоунхауса, подписал полицейский. Тот самый, нашедший картину, молодой, высокий, худощавый, с длинными волосами. Звали его Таддео Боттандо.

— Длинноволосый, значит, и долговязый? — удивилась Флавия. — А фотография? Там была какая-нибудь фотография?

— Откуда? Я думаю, это было его первое дело, связанное с кражей картины.

— Надо же! Обязательно спрошу при первой встрече.

— И я тоже. Может, удастся узнать что-нибудь о картине.

Его отсутствие явно пошло жене на пользу. Давно уже она не была такой веселой и улыбчивой.

— Дорогая, что случилось? — спросил Аргайл.

— Наконец-то дело сдвинулось, — призналась Флавия. — Меня ведь больше всего мучила неопределенность. Да еще чертов желудок.

— Полегчало?

— Мутит иногда. Но это не так важно. Главное, совсем скоро я получу картину в обмен на деньги. А потом начну как следует разбираться.

— Неужели?

— Да. Он назначил свидание в полночь, на Аппиевой дороге. Как всегда театрально. Боттандо предложил сопровождать. Он поведет машину. Предвкушаю волнующую встречу.

— Слишком волнующую. Не считаешь ли ты, что это опасно?

Флавия пожала плечами:

— Нет. Саббатини получит деньги, а больше ему ничего не надо. К тому же он обычно работает один и не склонен применять насилие.

— Ты говорила, он террорист.

— Не настоящий. Пистолеты у него исполняют музыку Верди.

— А если сейчас он прихватит с собой какой-нибудь не музыкальный?

Она развела руками.

— Флавия, я серьезно.

— Я тоже. Очень хочется поскорее с этим разделаться. Сотрудников я взять с собой не могу, они не должны ни о чем догадываться. Свидание отложить нельзя, даже если бы на это имелась серьезная причина. — Она посмотрела на мужа. — Джонатан, не беспокойся, со мной будет Боттандо.

— Не забывай, что ему шестьдесят пять, — буркнул Аргайл. — И он ужасно растолстел. Что он сделает, если Саббатини, например, захочет взять тебя в заложницы? Начнет сражение? А если преступник будет не один? Пожалуйста, позволь мне поехать с тобой.

— Нет.

— Флавия…

— Ни в коем случае. Я понимаю, ты беспокоишься, ну и беспокойся потихоньку. — Она чмокнула Аргайла в щеку, взяла плащ и открыла входную дверь. — Я недолго. Обещаю.

— Вот видишь, я тебе говорила! — весело воскликнула Флавия через четыре часа, влетая в квартиру.

Это были самые длинные четыре часа в жизни Аргайла. Было почти два. Он постоянно ходил по комнате и стонал, воображая всевозможные ужасы.

— Почему ты не позвонила?

— Извини, сел аккумулятор. Как всегда забыла зарядить. — О, Джонатан… Джонатан… — Флавия бросилась ему на шею.

— Я не знал, что и думать… — недовольно пробормотал он.

— Сейчас я тебе все расскажу. — Она сбросила плащ. — В общем, и рассказывать особенно нечего. Все прошло как по маслу.

Аргайл усмехнулся:

— Да, этот случай можно поместить в учебнике.

Он потянул Флавию за руку и усадил рядом с собой на диван. Через секунду она встала, налила себе виски, добавила содовой. За льдом на кухню решила не ходить: не хотелось оставлять мужа одного.

— Так вот, мы встретились с Боттандо и в без десяти двенадцать были уже у мавзолея Иродиады. Ты знаешь это место.

Аргайл кивнул.

— Большой, круглый, рядом никаких строений. Машины нигде видно не было, значит, он притопал туда пешком. — Она глотнула из стакана. — Потом мы заспорили.

— Кто?

— Я и Боттандо. Он потребовал, чтобы я осталась в машине. Говорил, что женщине идти на встречу с бандитом опасно. Выступал примерно как ты. Я не соглашалась. Затем он заявил, что официально по-прежнему числится моим начальником, поэтому приказывает мне подчиниться и позволить ему совершить обмен. Я упорствовала. Тогда Боттандо пустил в ход свое главное оружие. Мол, это последняя в его жизни полицейская операция, и он просто не может отсиживаться в машине.

— Хороший довод, — заметил Аргайл.