Николь Апсон - Печаль на двоих

Джозефина поцеловала его на прощание и взбежала по ступеням крыльца в клуб в гораздо лучшем настроении, чем когда из него уходила. Лифт по-прежнему не работал, и писательница стала нехотя подниматься по лестнице, размышляя о том, как стыдно стало бы за нее Селии Бэннерман, если бы она увидела, что Джозефина остановилась на втором пролете, чтобы отдышаться, — выпускницам Энсти, даже стоявшим на пороге среднего возраста, задыхаться было не положено.

Пристыженная, она поспешила на третий этаж, где с удивлением обнаружила, что дверь в ее комнату приоткрыта. В комнате горел свет, хотя Джозефина была уверена, что, уходя, его погасила, и она тут же вспомнила о злобных письмах, которые лежали в квартире у Арчи, но, как ей еще недавно казалось, не имели к ней никакого отношения. Джозефина осторожно приоткрыла дверь чуть шире. На ее письменном столе горела лампа, а возле кресла стояла девушка — та самая, что уронила на землю ее покупки, — и водила глазами по страницам, оставленным Джозефиной перед уходом рядом с пишущей машинкой.

— Что вы здесь делаете в такое позднее время? — спросила писательница с облегчением и одновременно с некоторой досадой.

Девушка подпрыгнула словно ошпаренная и уронила страницы на пол. Когда она повернулась к Джозефине, лицо у нее было заплакано.

— Простите меня, мисс. Я вам принесла ту вазу, которую вы просили, и я… Я только… — Не в силах сдержать слезы, девушка, проскочив мимо Джозефины, побежала по коридору к лестнице.

Писательница, все еще не оправившись от случившегося, бегло оглядела комнату — убедиться, что все на месте, — и наклонилась, чтобы собрать с пола рассыпавшиеся листы.

Она сложила их по порядку, заметив на последних страницах расплывшиеся чернила. «Именно эти страницы, наверное, и расстроили Люси», — подумала Джозефина, сердясь на себя за то, что оставила работу у всех на виду, и на девушку — за то, что она читала чужие для нее бумаги.

А может быть, в клубе еще что-то случилось? — внезапно встревожилась Джозефина. Она поспешила к главной лестнице в надежде вернуть Люси и поговорить с ней, но девушки и след простыл.

— Проклятая благотворительность! — Ронни захлопнула за собой дверь и тяжело оперлась на нее, точно спасалась от диких зверей. — Хотя, как говорится, благотворительность начинается с твоего собственного дома, но я не обязана вариться в ней с утра до ночи. Я не понимаю, почему мы так себя истязаем.

Леттис оторвала взгляд от эскиза, над которым работала, и принялась усердно полоскать кисточку в стоявшем у нее на столе стаффордширском кувшине — с отбитыми краями и отколотой ручкой, как и большинство коллекционируемых ею антикварных вещей.

— Веселей, милочка! — задорно воскликнула она. — Дело уже подходит к концу.

— Я знаю, что мы почти закончили костюмы, но кто-то… — Ронни бросила колкий взгляд на сестру. — Кто-то согласился сшить вечерние платья для благотворительниц и всю прибыль пожертвовать на благие дела. И теперь мы должны не только обшить всех, кто организует этот дурацкий вечер, но и весь чертов «Клуб Каудрей».

Леттис посмотрела на нее с молчаливым упреком.

— Я знаю, что женщин всего лишь восемь, но ощущение такое, будто это целый клуб.

— Не восемь, милочка, а семь. Джозефина не в счет. Так приятно будет с ней повидаться.

— Конечно, приятно. Только я не понимаю, как она может неделями жить на Кавендиш-сквер бок об бок с этими ведьмами.

— В этот раз Джозефина все равно не могла бы остановиться в нашем доме — здесь такой хаос, а на Мэйден-лейн еще того хуже. Она говорит, что в клубе ей намного удобнее.

— Удобно-то удобно, но такое скопище дам… — Ронни передернуло. — Обстановка там явно нездоровая. К тому же все они такие занудные. На примерках я едва не засыпаю. А примерки эти, кстати, ты нам из-за своего мягкосердечия и подсуропила.

— Я подумала: сшить им платья — благородный жест, — оправдывалась Леттис и, чтобы провести тонкую линию, облизнула кончик кисточки. — В конце концов, помочь медсестрам — доброе дело. К тому же члены комитета трудятся как проклятые, чтобы собрать для них деньги.

— Задницы просиживают, а не трудятся! Дуют шампанское и сплетничают!

— Я уверена, что они не только готовятся к вечеринкам…

— Конечно, нет. Два раза в год они меняют свои модные наряды на комбинезоны и воображают себя простыми работницами. Господи помилуй! — Ронни в отчаянии воздела руки к небу. — Я вовсе не против благородных жестов, но зачем же из-за них надрываться? — Она плюхнулась на стул и закурила сигарету. — Отдохнуть нам удастся, лишь когда мы замертво свалимся от усталости, верно? А ведь до Рождества еще надо подготовиться к балету Венди, и мы еще даже не приступали к «Горьким плодам», а режиссер может вот-вот попросить нас показать ему эскизы. Похоже, мы вообще забыли, что работаем в театре. Скоро Селия Бэннерман и Эмми Коуард в шелках и шифоне торжественно прошествуют к банку, чтобы положить туда денежки, а весь наш бизнес полетит к чертям собачьим.

— Ронни, голубушка, Бог с тобой! Не надо преувеличивать.

Раздался стук в дверь, и, не дожидаясь приглашения, в комнату просунулась хорошенькая черноволосая девушка — чья внешность скорее подходила для киноэкрана, чем для работы за швейной машинкой, — и Леттис, довольная тем, что может отдохнуть от тирад Ронни, приветливо ей улыбнулась:

— Что такое, Марджори?

— Миссис Ридер говорит, мисс, что у нас кончился черный стеклярус. И еще: только что позвонили из клуба и спросили: где образцы для аксессуаров. Вы, видно, сказали, что кто-то из нас занесет их на Кавендиш-сквер. Хотите, чтобы я убила сразу двух зайцев?

— Только в том случае, если мне самой дадут выбрать этих зайцев, — саркастично улыбнулась Ронни.

— Не обращайте на нее внимания. Сделайте это, пожалуйста, — сказала Леттис. — Это будет очень кстати. Правда, в «Дебенемсе» нам может понадобиться кое-что еще. Подождите минут пять, и я дам вам список.

Когда Марджори закрыла за собой дверь, Ронни возмущенно вскинула брови.

— Так я преувеличиваю?! Аксессуары? Да им стоит только щелкнуть своими элегантно наманикюренными пальчиками, и мы тут как тут. А для чего? Для самовосхваления полдюжины пресыщенных дам, которые не знают, на что им потратить свободное время и лишние деньги. Признайся: ты ведь знаешь, что я права. — Ронни поднялась со стула и заглянула сестре через плечо. — Боже мой, это просто здорово! — воскликнула она, восхищаясь тонкостью почти законченного эскиза. — Мы ведь это никому не отдаем, правда?

— Конечно, нет. — Леттис вырвала толстый лист бумаги из блокнота и помахала им в воздухе, чтобы высохла краска. — Пока ты тут разглагольствовала, я трудилась. — Она, самодовольно улыбаясь, протянула этот лист Ронни. — Похоже, что балет Венди продвигается без твоего участия. — Леттис, насладившись вспыхнувшим на лице Ронни изумлением, продолжила: — Как бы то ни было, благотворительность не всегда бескорыстна: мы взяли Марджори из тюрьмы на поруки, а она оказалась самой лучшей швеей из всех, что у нас когда-либо работали.

— Хорошо, хорошо, тут я с тобой абсолютно согласна. Но перевоспитание и интриги со сбором денег — две совершенно разные вещи. Я горжусь тем, что мы дали Марджори возможность начать новую жизнь и она уже не та нахальная девица, что в свое время явилась к нам в дом.

Леттис рассмеялась.

— Я уверена, что в том месте, откуда она пришла, без нахальства не обойтись. В любом случае я с удовольствием знакомлюсь с теми, кто мне по душе. — Она встала и подошла к стеклянной перегородке, отделявшей основную пошивочную мастерскую от маленькой художественной студии, в которой бок о бок трудились сестры. — И похоже, другим девушкам она тоже понравилась. Поначалу я думала, что они примут ее в штыки, но Марджори мгновенно освоилась. Трудно поверить, что она у нас работает всего полгода.

Ронни погасила сигарету и встала рядом с сестрой у стеклянной перегородки.

— Трудно поверить, что у нас все это есть. — Она обвела взглядом комнату, полную погруженных в работу женщин, трудившихся на пользу большого и успешного дела. Бизнес сестер теперь располагался в двух домах на Сент-Мартинс-лейн, и в нем уже было занято шестьдесят человек, включая тридцать швей, работавших на полную ставку. — За последние полтора года случилось невероятное, правда? Сначала «Гамлет», потом «Ромео» — такого спроса на нас никогда еще не было. С Джонни нам здорово повезло.

— И с Джозефиной тоже. Если бы не успех ее «Ричарда из Бордо», я не уверена, что мы бы сейчас с тобой наслаждались подобной независимостью.

Они принялись наблюдать, как их главная закройщица учила одну из новеньких кроить из тонкого, необыкновенной красоты крепа, подбадривая ее, когда та ошибалась, а потом терпеливо объясняя все с самого начала.