Жильбер Синуэ - Сапфировая скрижаль

Но сейчас не время предаваться размышлениям. Дорога очищения еще долгая, и крест Испании нести тяжело.

Торквемада быстро вернулся к письменному столу. Перед ним лежал новый эдикт — восьмой по счету, — который он собирался обнародовать. Этот эдикт окончательно определял случаи, когда надлежало в обязательном порядке доносить на этих обращенных евреев, этих иудеев, которые хоть и перешли в лоно Святой Церкви, тем не менее тайно продолжают хранить верность верованиям своих предков. Он написал:

Пункт 1: Если он соблюдает шаббат из уважения к древним законам, чему достаточным доказательством является, если он в этот день носит рубаху или одежду более чистую, чем обычно. Если накрывает стол белой скатертью или не разводит огонь в предыдущий вечер.

Пункт 2: Если он снимает с мяса животных, которых потребляет в пищу, жир и сало. Если он сливает всю кровь и вырезает некоторые части.

Пункт 3: Если прежде, чем зарезать животное, он возносит молитву Всевышнему; и если проверяет лезвие ножа, проводя им по ногтю, на предмет выявления, нет ли на лезвии зазубрин; и если затем присыпает слитую кровь землей.

Пункт 4: Если ест мясо в Великий Пост или в постные дни.

Пункт 5: Если бормочет иудейские молитвы, опуская и поднимая голову, повернувшись лицом к стене.

Пункт 6: Если он обрезан или сделал обрезание сыну.

Пункт 7: Если дал сыну иудейское имя.

Пункт 8: Если читает псалмы Давида, не произнося в конце Gloria Patri [3].

Пункт 9: Если в момент смерти человек повернут лицом в сторону стены.

Томас, помедлив, после некоторых раздумий все же добавил еще один, последний пункт.

Пункт 10: Если говорит, что заповеди Моисея столь же хороши для спасения нашего, как и заповеди Господа нашего Иисуса Христа.

Он медленно подписал бумагу, молясь, чтобы новый эдикт помог крепче зажать еретиков, ересиархов и всех, кто изменил истинной вере.

Завтра же он передаст текст Супреме, Совету Верховной Инквизиции. И как только эдикт утвердят — а в этом можно не сомневаться, — местные трибуналы получат копии, а потом с ним ознакомятся комиссары и фамильяры.

Довольный, он взял следующий лист бумаги из Ятивы, которую так ценил, и принялся за следующий проект. На сей раз — другой, целью которого было наказание «еретических деяний», и без всякой дискриминации касавшийся всего населения. Включая «старых христиан» — определение, которое давали всем, кто мог доказать, что среди их предков нет ни иудеев, ни мусульман, а среди потомков — новообращенных христиан. Фра Томас сказал себе, что если у него и были какие-то сомнения насчет объективности и справедливости, то этот эдикт положит им конец.

Корявым почерком он написал первый случай, подлежащий каре:

1. Блуд.

И тут же поторопился уточнить в скобках, что необходимо отвергнуть подход, согласно которому половой акт с женщиной незамужней и по ее согласию не является смертным грехом.

2. Словесный проступок, еретические высказывания, скандальные и грубые.

Обмакнув перо в маленькую хрустальную чернильницу, он некоторое время размышлял, держа перо в воздухе, затем более решительно продолжил.

3. Колдовство.

Прежде чем написать следующий пункт, он передернулся. Этот последний грех, безусловно, самый мерзкий.

4. Мужеложство и, как его следствие, чудовищное деяние, его сопровождающее: содомия.

Насчет этого пункта его тревожила одна существенная деталь. Речь шла о той булле Климента VII, согласно которой инквизиторам следовало действовать в этом вопросе согласно светским законам, действующим на разных территориях королевства Арагон. Согласно этим законам, содомитам разрешалось узнать имя своих обвинителей и встретиться с ними лицом к лицу.

Фра Торквемада охотно обошелся бы без этого положения, которое, на его взгляд, идет вразрез с правилами секретности, обязательными в делах веры. Ладно, с этим он как-нибудь разберется.

Он сделал паузу и рассеяно уставился на внушительный портрет, висящий на стене напротив него. На картине были изображены Изабелла с Фердинандом, владыки Испании.

В помещение проник солнечный лучик, проведя идеальную диагональ от окна и исчезая у основания стены. Портрет стал казаться еще более великолепным. Царственная чета стояла бок о бок, на переднем плане изображение их эмблемы: ярмо перед Фердинандом, пучок стрел справедливости перед Изабеллой. И филигранная надпись: «Tanto monta, monta tanto, Isabel como Fernando». Некоторые переводили ее следующим образом: «Все едино, все одно, Изабелла иль Фернандо». Девиз, на самом деле ничего не значащий, потому что точная формулировка звучала просто как «tanto monta» и относилась исключительно к Фердинанду. Этот девиз был предложен ему несколько лет назад гуманистом и лингвистом Антонио де Небриха, принадлежащим к еврейской элите, который, хорошо зная историю, припомнил эпизод из жизни Александра Великого. Тот во время азиатского похода однажды посетил храм Зевса в Гордионе, где висело ярмо на веревке, завязанной узлом, который невозможно было развязать. Некий оракул предсказал, что тот, кто сумеет развязать этот узел, будет править Азией. Александр попытался развязать узел, и после нескольких тщетных попыток перерубил его мечом со словами: «Все равно». Вот что означало ярмо, ставшее отныне эмблемой Фердинанда, проиллюстрированной девизом «Tanto monta…». Если дословно: «Все равно (разрезать или разрубить)». Философия, отлично отражающая характер короля: обходить препятствия, которые нельзя преодолеть, рубить по живому, невзирая на трудности.

Хотя приходится признавать, что абсолютного равенства между двумя правителями не могло быть, и Томас сознавал, что первенство за королевой. И знал причину этого. Точнее, он знал, почему уважает Фердинанда меньше, чем его жену. У астурийца имелась толика еврейской крови со стороны матери.

Еврей… Иудей.

Пальцы Торквемады вцепились в край стола. Неужели это слово будет преследовать его до конца дней?

Как всегда в такие моменты, он вспомнил своего прапрадеда, Соломона Винцелара, торговца фруктами в Теруэле. Тоже еврея. И дети его были евреями: Моше и Симон. Евреи вплоть до того благословенного дня в 1348 году, когда Соломон решил перейти в лоно Святой Церкви и сменить имя Винцелар на Торквемада. Торквемада, маленькая деревенька в Валенсии, куда переехала семья и которая вдохновила предка взять это название как фамилию.

Томас глянул на свои корявые руки. Ему всего шестьдесят пять, а руки — как у столетнего старца. Мысль о крови, текущей под восковой кожей, расшевелила болезненную рану, все одну и ту же: постоянно преследующую его мысль, что, возможно, среди миллиардов красных капелек затаилась одна мерзопакостная. У него, фра Франсиско Томаса Торквемады, Великого Инквизитора, могла быть капля еврейской крови.

Стук в дверь оторвал его от размышлений.

В комнату почтительно вошел маленький человечек в клобуке.

— Добро пожаловать, фра Альварес.

Секретарь Торквемады подошел к столу и положил несколько листиков, скрепленных кожаными колечками.

— Вот счета последнего аутодафе.

— В Толедо?

— Да, фра Томас.

Священник положил листочки под нос Торквемады.

Одежда грешников.. 208 500 м.

Подмостки, сиденья, лавки… 147 250 м.

Принадлежности: санбенито, веревки, воск, распятие, свечи из белого воска с кляпиками, остроконечные колпаки….. 93 062 м.

Вознаграждение трем ротам солдат, вызванным для обеспечения порядка.. 77 500 м.

Различные службы: палачи, носильщики для неспособных передвигаться приговоренных, музыканты. 58 590 м.

Питание грешников и членов трибунала…. 57 970 м.

Итого в мараведи:….. 642 872 м.

Торквемада раздраженно оттолкнул документы.

— Я по-прежнему считаю, что затраты на одежду слишком велики.

— Что вы хотите… С тех пор как Совет решил, что недопустимо выставлять на всеобщее обозрение грешников голыми и босыми, мы вынуждены следить, чтобы они были подобающим образом одеты. После многих месяцев заключения большинство из них оказывается в совершенно непотребном виде. Следовательно, мы вынуждены обеспечивать их всем необходимым. Для последнего аутодафе нам пришлось обеспечить обувью многих приговоренных, одеть шестерых мужчин и столько же женщин. Нам пришлось обеспечить…

— Достаточно! — сухо оборвал Торквемада. — Я знаю, что мы вынуждены идти на эти затраты, но их необходимо сократить. Не все так щедры, как маркиза д'Эстепа. Три месяца назад мне лично пришлось обращаться к Ее Величеству, чтобы она потребовала от властей города Мадрида профинансировать строительство помостов. Но вы ведь понимаете, что я не могу так поступать всякий раз. И уж совершенно немыслимо уменьшить количество аутодафе из-за недостатка средств! Немыслимо!

Фра Альварес поспешил принять самый смиренный вид.

— А список вы мне принесли? — спросил Торквемада.