Оливер Пётч - Дочь палача и черный монах

Симон нашел Куизля в сарае, пристроенном к дому. Он как раз счищал еще свежий, не успевший застыть навоз. Из-за спины палача на беспокойного лекаря уставилась корова Резль и наблюдала за его попытками не поскользнуться на смерзшихся лепешках и лужах мочи. Симон мял в руках фетровую шляпу со страусовыми перьями. Он оделся в свою самую лучшую одежду: широкие брюки, сорочку с вышитыми манжетами, сюртук из мягчайшего французского сукна, доходивший до колен, и поверх всего этого хороший шерстяной плащ, который лекарь на скорую руку отчистил от пятен. Теперь он в смущении стоял перед палачом.

– Не могли бы вы одолжить мне вашу лошадь? – Он повторил свою просьбу, скорее бормоча себе под нос, нежели говоря вслух. – Только до завтра.

Куизль посмотрел на него задумчиво, а потом расхохотался.

– Мою старушку Валли? Эту скотину? Да она сожрет твою шляпу вместо сельдерея, а потом и тебя сбросит, моргнуть не успеешь.

Он хмыкнул и покачал головой.

Симон бросил короткий взгляд на тощую клячу: она стояла в дальней части сарая и что-то угрюмо пожевывала. Вполне возможно, что палач окажется прав.

– И куда ты вообще собрался, да еще так разоделся? На карнавал в Венецию? – спросил Куизль, разглядывая сверху донизу одежду Симона.

– Я… поеду в Штайнгаден, в монастырь. Возможно, там мне удастся что-нибудь разузнать о крипте под церковью в Альтенштадте.

Он сбивчиво рассказал палачу о том, как побывал в базилике Святого Михаила и что ему там удалось выяснить. И словно бы между делом добавил:

– Со мной, кстати, поедет Бенедикта Коппмейер. Она хочет узнать что-нибудь о смерти брата.

– Так-так. – Куизль покивал, сплюнул в навоз и, взявшись за вилы, принялся рассыпать по сараю свежую солому. – По случаю, значит, и приоделся… Пожалуйста, можешь взять Валли. Я все равно использую ее, только чтобы отвозить преступников к виселице. А сейчас вешать пока некого. Но осторожнее. Скотина упрямая, как осел. И зловредная!

– Я… умею ладить с лошадьми, – самого себя успокоил Симон.

Отступать теперь все равно было поздно. Бенедикта дожидалась его перед «Звездой», и он уже опаздывал. Одевание заняло больше времени, чем он предполагал. Симон гордился своим гардеробом, который мог позволить себе, несмотря на скудные доходы. Частенько ему тайком дарили что-нибудь богатые дворянские дочки или обеспечивали дорогой материей. И пусть ростом Симон не вышел, в Шонгау его считали человеком светским. Хотя Магдалена то и дело уверяла его, что в маленьком баварском городишке это особого значения не имело.

– Что ж, я вам очень благодарен, – как-то уж слишком весело проговорил Симон и шагнул к дальней стене грязного сарая, стараясь не запачкать сюртук.

Валли дожидалась его в отгороженном загоне, устремив на него недобрый взгляд. Старая и тощая кляча упрямо пережевывала пучок соломы и не проявляла ни малейшего желания хоть что-нибудь делать в угоду этому двуногому. Когда Симон приблизился, лошадь коротко фыркнула, затем поднялась на дыбы и загромыхала передними копытами по доскам.

– Уздечка висит в углу, – пробурчал палач, не оборачиваясь. – Надеюсь, ты и один управишься. Мне нужно идти. Лехнер хочет о чем-то поговорить. Приказ свыше. – Он отложил в сторону вилы, стряхнул грязь с мозолистых ладоней и направился к двери, соединяющей сарай с общей комнатой. – Наверно, какой-нибудь советник снова нажаловался, что я продаю людям запрещенные лекарства, – пробормотал он. – Болваны безмозглые!

Потом он еще раз обернулся.

– И еще: если Валли начнет злиться и брыкаться, просто подергай ее за уши. Тогда она наверняка успокоится. – И, ругаясь вполголоса, он скрылся за дверью.

Симон уставился на лошадь перед собой. Валли выпучила на него злобные глазки. Лекарь сглотнул. Наконец он снял с крюка уздечку и, сопровождая свои действия успокаивающими жестами и добрыми словами, открыл перегородку. Похоже, Бенедикте придется еще немного подождать.

Куизль переоделся в чистую рубашку, вымыл руки и отправился в город. И всю дорогу ругался без устали. Если секретарь Иоганн Лехнер его вызывал, это не сулило ничего хорошего. Негласно Лехнер считался главой города. При этом постоянно собирался совет, и четыре бургомистра каждые три месяца сменяли друг друга на посту первого бургомистра. Судебный секретарь был местным представителем курфюрстского управляющего. А так как последний, граф фон Зандицелль, не говоря уже о самом курфюрсте, появлялся здесь крайне редко, то Лехнер правил в Шонгау как некоронованный король. Вообще в его обязанности входило лишь следить за выполнением княжеских приказов, но благодаря грамотным действиям он добился того, что вмешивался во все городские дела.

Куизль вошел в город через Речные ворота, свернул направо и зашагал по Куриному переулку. Ветер гнал снег прямо в лицо, и палачу приходилось прикрывать глаза. Он избегал людных улиц – здесь ему мало кто радовался. Немногие прохожие, завидев его сквозь снеговую завесу, отводили взгляд или крестились. Профессия палача не позволяла Якобу жениться по христианским обычаям, позже его не удостоят христианскими похоронами, а его дети так и остались некрещеными. Если он заходил в таверну выпить пива, то садился за специально отведенный стол, отдельно ото всех. И несмотря на это, чтобы вылечиться или раздобыть защитный амулет, люди неизменно шли к нему. Куизль вздохнул. Он давно уже оставил попытки постичь странности человеческого сознания.

Наконец палач добрался до герцогского замка, примыкавшего к западной городской стене. Вид у строения был запущенный, у одной из башен провалилась крыша, и снег засыпал обугленные стропила. На мосту, ведущем через заросший крепостной ров во внутренний двор, обвалились перила.

Только Куизль хотел перейти мост, как во внутреннем дворе заржал конь и послышался стук копыт. Прямо на палача бешеным галопом вылетел черный жеребец. Сам всадник кутался в черный плащ с капюшоном, полностью скрывавшим лицо. Наездник, казалось, даже не заметил Куизля и несся прямо на него, так что в последний момент палачу пришлось отскочить в сторону. Подол плаща задел его лицо, Якоб уловил экзотический запах дорогих духов, после чего всадник скрылся за поворотом. Палач сочно выругался вслед незнакомцу, прошел через мост и вошел в замок.

Поднявшись на второй этаж, он постучался в кабинет секретаря, но тяжелая дверь оказалась незапертой. Она со скрипом отворилась внутрь, и взору Куизля при свете свечи предстал Иоганн Лехнер, вооруженный пером и чернильницей. Он склонился над какими-то бумагами, и перо в его правой руке резкими и размашистыми штрихами скользило по пергаменту. Долгое время секретарь словно не замечал вошедшего.

– Присаживайся, Куизль, – сказал он наконец, не поднимая головы.

На нем была бархатная темного цвета шапочка и простой, тоже темный, сюртук. Лицом Лехнер был бледен, словно вылепленный из воска, а черная бородка лишь усиливала контраст. Через некоторое время он оторвался от записей и поднял на Куизля черные глаза, которые, казалось, не останавливались ни на мгновение. За стеклами пенсне они казались непропорционально большими для его худого лица.

– Присаживайся, – повторил секретарь и указал на скамеечку перед дубовым столом, занимавшим почти все пространство кабинета. – У меня есть для тебя задание.

– Поймали наконец кого-нибудь из грабителей? – проворчал палач, усаживаясь на скамейку. Она затрещала под тяжестью его тела, но выдержала.

– Ну не совсем так, – ответил секретарь и повертел в руке гусиное перо. – За этим я тебя и позвал. – Он откинулся на стуле. – Как ты, наверное, знаешь, мы собрали отряд из горожан, который выследит и изловит разбойников. Я бы хотел, чтобы этот отряд возглавил ты.

– Я? – Куизль чуть не поперхнулся. – Но…

– Знаю-знаю, ты палач позорный и люди не станут слушать твои приказы, – перебил его Лехнер. – Но, с другой стороны, они тебя боятся и уважают. Неплохие качества для командира. Кроме того, ты единственный, кому я соглашусь доверить что-нибудь подобное. И разве не ты в прошлом году прикончил того здорового волка? И потом еще эти солдаты весной… Ты силен, ты хитер, умеешь драться и знаешь этот сброд лучше всех нас, вместе взятых.

– А что, кого-нибудь из советников нельзя было выбрать? – насмешливо спросил Куизль. – Они ведь тоже умеют командовать.

Лехнер рассмеялся:

– Земера? Или старика Харденберга? С тем же успехом я мог бы свою маму туда отправить. Жирные, изнеженные торгаши! Шведы их даже в заложники брать не стали… Нет, Куизль, это я поручаю тебе. Ты не раз уже доказал, что умеешь не только вешать. А что насчет командования… – Секретарь усмехнулся. – Не беспокойся, уж я потолкую с высокими господами, чтобы те прогулялись разок под твоим началом. Им только на пользу. У тебя еще сохранилось какое-нибудь оружие с войны? Ты ведь был на войне, так?