Фрэнсис Броуди - Медаль за убийство

К тому времени, когда я закончила писать показания, солнце уже взошло. Я намеревалась одеться и как можно скорее отправиться домой. Однако усталость взяла свое. Я упала навзничь на кровать, как камень на дно водоема. Когда я начала погружаться в сон, перед моими глазами мелькнули лица мистера Милнера и капитана Уолфендейла. Они были молодыми, и на их головах красовались военные фуражки.

Внезапно проснувшись, я не сразу смогла сообразить, где нахожусь. В ушах отдавался какой-то глухой свинцовый звук. Придя в себя, я вспомнила, что я сейчас в комнате Мэриэл Джеймисон на Сент-Клемент-роуд в городе Харрогейт. А глухой звук производил кто-то, ходивший взад и вперед в комнате над нами.

Интересно, знает ли проснувшийся Харрогейт про убийство, которое было совершено в самом его благопристойном центре? Бедняга Родни Милнер. Его отец мог быть хамоватым хулиганом, развратником и позером, но все же ужасно окончить жизнь так – под навесом у входа в магазин с ножом в сердце.

Снаружи уличный продавец-разносчик катил свою тележку по булыжной мостовой, скороговоркой выкрикивая названия своих товаров. Пружины кровати заскрипели, когда я повернулась на бок. Окно было закрыто тонкими клетчатыми занавесками, но света вполне хватало, чтобы я могла разглядеть обстановку комнаты. В стоявшем на подоконнике синем кувшине покоился букетик уже увядших ноготков. Мэриэл приложила немало сил, чтобы превратить эту безрадостную комнату с пятнами влаги на стенах в уютное убежище. Циновки из кокосового волокна образовывали тропинку от двери до плиты. Связанная крючком накидка теперь застилала шезлонг.

Плита постепенно нагревалась. Помятый чайник начинал испускать тонкую струйку пара. Тарелки были поставлены для подогрева.

Когда я встала с постели, воспоминания о событиях прошлой ночи заставили меня замедлить движения. Усилием воли я отбросила эти мысли. Скоро я вернусь обратно в Лидс и побываю у следующего человека, упомянутого в списке мистера Муни, миссис Тейлор в Раундхее[30], заложившую цепочку для часов.

На столе лежала записка:

Вышла купить яиц. – М.

Небольшой кусочек мыла сорта «Солнечный свет» лежал на дощечке для сушки посуды вместе с влажным изрядно потертым полотенцем Мэриэл. Она, должно быть, встала, оделась и умылась очень тихо. Над мелкой раковиной красовался единственный кран с холодной водой, сама же раковина имела многочисленные сколы и повреждения, но была безупречно чистой. Я быстро умылась и вытерлась сухим углом полотенца.

Вчера вечером я не распаковывала свои вещи. Моя палевая полотняная юбка помялась в сумке, но ее можно привести в порядок. Кремовая блузка сохранилась лучше, так что, если сегодняшний день окажется столь же жарким, как и вчерашний, жакетка мне не понадобится.

Я причесала волосы, глядя в стоявшее на подоконнике треснувшее зеркало, и легонько пощипала щеки, которые были бледнее обычного. Рядом с комодом стоял большой ящик из-под чая с приоткрытой крышкой, в котором виднелись сваленные в кучу юбки и блузки. Стало быть, она держит свою одежду в ящике из-под чая. Это может объяснить постоянно исходивший от нее едва уловимый аромат «дарджилинга»[31]. В моей голове возникли еще кое-какие мысли, но тут меня отвлек громкий стук.

Сначала я не могла понять, откуда он исходит. Но, заметив промелькнувшую за окном тень, я сунула ноги в туфли и, не застегивая их, прошаркала к двери и повернула ручку замка.

Дюжий полицейский устремил взгляд прямо на меня.

– Мисс Джеймисон? – спросил он.

Сердце у меня заколотилось. Полицейские не имеют обыкновения барабанить в дверь в восемь часов субботнего утра, чтобы сообщить вам нечто приятное. Неужели это арест?

– Нет, констебль. Мисс Джеймисон нет дома.

– А кто вы? – поинтересовался он, прищурившись.

– Миссис Шеклтон.

Неужели Мэриэл попала под подозрение? Она, как и другие участники спектакля, незадолго до окончания вечера на какое-то время удалялась, чтобы собрать свои вещи. Но могла ли Мэриэл быть убийцей? Нет. У нее не имелось для этого никаких мотивов. А если бы она увела меня по переулку в другую сторону, я бы и не увидела мертвое тело. И вообще, не могла же она совершить преступление?

Тон полицейского стал жестким.

– Были ли вы в маленьком парке полчаса назад?

Его поведение и тон вселили в меня беспокойство.

– Нет.

Констебль строго взглянул на меня.

– Цветники в муниципальных парках предназначены для удовольствия жителей Харрогейта, а не для личного использования или наслаждения, не для сбора по своему желанию. Пожалуйста, известите мисс Джеймисон, что она должна прийти в полицейский участок.

Я совершила над собой неимоверное усилие, чтобы не расхохотаться прямо ему в лицо от облегчения, что его визит не связан с убийством. Местная жизнь Харрогейта должна следовать своим ровным курсом, независимо ни от каких произошедших в городе убийств. А если кто-то имел неосторожность сорвать пару цветочков, то на него должна была обрушиться вся тяжесть законной кары.

Навестивший нас полицейский явно не принадлежал к сливкам местных правоохранительных сил и не был выбран для расследования убийства.

В моем сознании возник образ Мэриэл, рвущей цветы с клумбы городского парка. Словно некий безумный адвокат-защитник, я взяла со стола кувшин с увядшими ноготками.

– Эти цветы никак не могли быть сорваны полчаса назад.

Пожалуй, он не был так уж глуп и мгновенно возразил на мой довод:

– Эти – нет. Их она нарвала раньше. За подобным она была замечена не один раз.

Бедная Мэриэл. За все ее труды по спектаклю хоть кто-нибудь должен был поднести ей букет. Я была готова дать пинок самой себе, что не подумала об этом.

– Я уверена, что здесь какое-то недоразумение.

– Ах, – медленно произнес он, словно раздумывая, на чем бы подловить меня. – Но тогда где же мисс Джеймисон?

Это был хитрый вопрос. И я чуть не сказала: так она же позади вас, потому что в этот самый момент Мэриэл появилась на верхних ступенях лестницы, ведущей в полуподвал. Она держала в руке корзинку с покупками, которые были закрыты сверху небольшим куском белой материи, а уж на ней лежал пучок гиацинтов, голубые цветы и зелень стеблей и листьев которых ярко выделялись на фоне материи.

Мэриэл всегда поражала меня своей сообразительностью и быстротой реакции. Я думаю, только такой характер и может быть у человека, который способен ставить пьесы, руководить актерами и создавать чудеса драмы, держа при этом свои вещи в ящике из-под чая.

– В ванной, – произнесла она одними губами, показывая в то же время большим пальцем, что она войдет через парадный вход.

После этой мимической сценки она тут же исчезла.

– Она сейчас в ванной, – сообщила я.

– В ванной? – В голосе констебля прозвучало сомнение. Судя по всему, он явно не поверил в то, что обитатель каморки в полуподвале может располагать ванной комнатой.

– Пожалуйста, войдите, констебль. Я скажу ей.

Полицейский осторожно вошел в комнату, будто ожидая некой ловушки, снял свой форменный шлем и прижал его к груди, как щит. Я взяла со стола записку Мэриэл и сунула ее в карман.

Это мое движение тут же вызвало его подозрительный взгляд.

– Констебль, если вы собираетесь вернуться в полицейский участок, то не будете ли так любезны передать этот конверт инспектору Чарльзу из Скотленд-Ярда?

Я протянула ему конверт со своими показаниями.

Его тон немедленно изменился от близкого к угрожающему до почти подобострастного:

– Да, конечно, мадам, передам обязательно.

Пока он прятал конверт в карман своего мундира, я взяла с раковины водопровода старое поношенное полотенце. Быстро прошла через заднюю дверь и поднялась по неосвещенной лестнице на первый этаж. Мэриэл стояла здесь, явно сомневаясь: оставаться ли здесь или продолжить свой путь и юркнуть в ванную. Корзина с покупками и цветами стояла на полу.

Я протянула ей полотенце со словами:

– Обмотай вокруг головы.

– О, отлично проделано!

Мэриэл схватила полотенце и обернула в него свои волосы. Сбросив с ног туфли, она прошептала:

– Кто-нибудь видел, как я брала молоко?

– Не молоко.

– Тогда яйца?

– И не яйца.

– Тогда какого же черта он приперся…

– Тебя видели рвущей цветы.

– И из-за этой мелочи… Я думала, у них есть более серьезные вещи, которыми стоит заняться. Цветы все равно завянут. А так я могу получить от них хоть немного удовольствия.

Она стала спускаться по лестнице, бормоча про себя:

– У меня нет времени, чтобы разгуливать по паркам, нюхая цветочки и наслаждаясь флорой. Я занятая женщина. И если я могу получить толику наслаждения за счет налогоплательщиков…

– Ш-ш-ш… Он же не глухой, – прошипела я. Удивиательно, что такой дуайен[32] театральных подмостков не чувствует, что ее сценический шепот хорошо слышен.