Саймон Моуэр - Евангелие от Иуды

Произведение достигает кульминационной точки, вздыбливается волной, затем стихает. Следует минутное молчание, которое будто бы нехотя нарушает овация. «Bravai — кричат они. — Bravai» Principe[38] Касадеи, один из немногих итальянцев в зале, встает, и его пример оказывается заразительным: вскоре все стоят и аплодируют. И фрау Хюбер тоже встает и окидывает их растерянным взглядом, как будто раньше не замечала их присутствия. Она робко кивает, не скрывая изумления. Когда аплодисменты стихают и гости успокаиваются, она снова садится, и Лист окончательно затмевает Шуберта: «Годы странствий» взмывают и летят, руки с силой ударяют о клавиши, словно нападают на них из засады, вырывая аккорды из сверкающей лакированной коробки, тайком воруя ноты у инструмента, как драгоценности из шкатулки, резко вскидываясь и падая — и громадные водовороты звука вкручиваются в выжидающе замершую публику, разрывают ее общее худое тело, разрывают тело парня, сидящего в третьем ряду, в правой половине зала.

Теннис. Теннисный корт расположен за постройкой, некогда служившей конюшней, а теперь переделанной под гаражи и квартиры для старших слуг. Теннис. Красный, как поверхность Марса, прямоугольник в тени разрушенного римского акведука, давным-давно выстроенного по диагонали сквозь сады. Легкие прыжки теннисных туфель по земле, размашистые движения двух белых фигур — девственно-белых, словно пара бесполых ангелов. Она подбрасывает мячик высоко в воздух и делает подачу. Когда ее рука поднимается, можно заметить блестящий клочок волос в секретной впадине ее подмышки. Мяч успешно перелетает через сетку. Он легко отбивает. Она отбегает от задней линии площадки, втаптывая пыль подошвами, склонившись над скачущим мячом. Рука с ракеткой отклоняется назад, как заряженная катапульта. Мощь удара позволяет мячу с яростью врезаться в нетерпеливую сетку…

— Нет, нет, нет! Нельзя ронять ракетку! — Она учит его английскому, он дает ей уроки тенниса. — Старайтесь держать запястье прямо. Давайте я покажу.

Просто предлог? Он, пригнувшись, проходит под сеткой и становится у женщины за спиной, взяв ее за правое запястье и левое плечо, прижавшись к ней так, что они практически образуют единый подвижный организм. — Вот так, вот так, вот так, — говорит он, наклоняя ее тело, а затем толкая вперед в броске, снова и снова, ритмично и плавно. Темп отмечен как con brio — «оживленно, пылко». Она чувствует твердость плоти, прижатой к ее ягодицам, когда он мягко толкает ее вперед, тянет назад и вновь толкает. — Держите ракетку прямо и бейте сквозь мяч. Будете отрабатывать удар в качестве наказания.

Он не спеша выпускает ее из объятий и возвращается на свою половину корта, чтобы подавать ей мячи, которые она отбивает царственно, величаво; мячи летят вдоль боковых линий и бьются о сетку на другой стороне поля. «Bravai — кричит он при каждой удачной подаче. — Bravai».

Затем игра продолжается: она бросает мяч высоко в прозрачный воздух (проблеск влажных волос) и делает подачу, он возвращается на середину корта, чтобы она могла еще раз попробовать выполнить плавный, грациозный бросок. Очередной возглас «Bravai» — и она довольно улыбается, пока в вышине (они почти не останавливаются, чтобы взглянуть на небо) плеяда серебряных крестов вырисовывает белые линии пара по небесной синеве.

Он позволяет ей выиграть на этот раз, а потом сам начинает подавать, (простой бросок мяча, но очевидно, что он мог бы быть куда более враждебным, быстрым и резким) и позволяет ей отбить, прежде чем мяч пролетит через весь корт — и она бежит за ним вдоль задней линии и едва не застревает в сетке, хохоча и задыхаясь.

— Где Лео? — Звучит вдруг чей-то голос. Высокая элегантная фигура ее мужа, облаченная в полосатый костюм, неожиданно возникает На корте. Как долго он за ними наблюдает? Что он видел и, главное, что он думает обо всем увиденном?

— Дорогой, а я и не заметила тебя, — смеется Гретхен, хотя смеяться не над чем. — Лео? Лео в кабинете. Он изучает… — Она ищет в лице своего визави подсказку.

— Charlemagne[39] и Священную Римскую империю.

Черты лица герра Хюбера тонки и изящны. Он хитро улыбается.

— А почему герр Вольтерра не учит Леоистории Charlemagne и Священной Римской империи?

— Гансик, ну ты же знаешь, что в это время у меня урок тенниса, — укоряет его супруга. Использование уменьшительно-ласкательной формы его имени оскорбляет Его Величество. Герр Хюбер хмурит брови.

— Мы наняли герра Вольтерру в качестве учителя, а не тренера.

— Ты хочешь сказать, что уведешь его прямо сейчас, когда я начала выигрывать? — Она обиженно упирает руки в бока, едва ли не бросая тем самым вызов (но все же сдерживаясь). Впрочем, парень уже собирает вещи, зачехляет ракетку, берет полотенце и запасную ракетку и поднимает с земли не достигшие цели мячи.

— Может быть, позже, фрау Хюбер, — говорит он. — А сейчас мне пора идти. — Герр Хюбер провожает парня взглядом, пока тот поспешно ретируется с корта и трусит в сторону небольшого деревянного павильона, служащего раздевалкой. Потом он смотрит на жену.

Кабинет герра Хюбера находится на втором этаже Виллы, над приемными, увешанными гобеленами со сценами из жизни Иисуса (вытканными на фабрике Бево). Высокие окна кабинета выходят на «строгий» сад позади Виллы. На окнах висят тяжелые портьеры, обставлена комната баварской мебелью, которая выглядела бы более уместно в охотничьем домике где-нибудь на северных склонах Альп. Громадный стол отражает проникающий сквозь окна свет. Фюрер в серовато-коричневой армейской форме смотрит с портрета на стене. Он ухитряется заглядывать через плечо герру Хюберу, который сидит за столом и пристально осматривает стоящего перед ним юношу. Свою верность делу герр Хюбер выражает куда более сдержанно, чем фюрер: ему хватает простого значка на лацкане — яркого эмалированного кругляша со сплетеньем красного, белого и черного. Это называется Hakenkreuz.[40]

— Моя жена делает успехи в теннисе? Игра, похоже, чрезвычайно ее увлекает.

— Она хорошая спортсменка. — Герр Вольтерра тяжело сглатывает. На столе стоит фотография в серебряной рамке; на ней изображена Гретхен в платье с узким лифом, короткими рукавами, низкой горловиной и широкой юбкой. Она прислонилась к воротам и смеется в объектив. Солнце поймало ее волосы и превратило их в светлое облачко, в ореол в сияющий нимб. За ее спиной виднеется деревянное шале еще дальше — очертания гор. Рядом стоит еще один снимок. На нем изображен Лео в военной форме юнгфолька[41] младшего подразделения гитлерюгенда.

— А ты хорошо играешь?

— Я вышел в четвертьфинал чемпионата Италии. Среди юниоров, — уточняет парень.

— Спортсмен.

Герр Вольтерра едва заметно кивает, словно благодаря за комплимент и удостоверяя его справедливость.

— Так почему же ты не служишь в армии?

— Меня демобилизовали. Герр Хюбер, вы же знаете. Я заразился малярией в Абиссинии…

— Ах да, конечно. Малярия. — В голосе герра Хюбера слышится недоверие. Он довольно импозантный мужчина: высокий и стройный, с элегантной неуклюжестью в движениях, словно потратил всю жизнь на бесплодные попытки втиснуть свои конечности в телесные границы, навязанные ему низкорослым миром. Он берет сигарету из серебряного портсигара и ловко постукивает ею о столешницу. — Сигаретку? — Но парень отказывается. Следует пауза: Хюбер прикуривает, едва ли не с опаской держа сигарету между указательным и средним пальцами. Плотно зажав кончик сигареты губами, он глубоко затягивается и выпускает дым тонкой голубой струйкой. — Скажи мне одну вещь, Франческе. Как ты думаешь, что произойдет?

Парень отмечает обращение к себе по христианскому имени.

— Произойдет, герр Хюбер?…

— С твоей несчастной страной.

Парень пожимает плечами.

— Сложно сказать. Я не вижу…

— Можешь говорить начистоту, — заверяет его Хюбер. — Я всю жизнь работаю дипломатом, а всякий дипломат умеет делает две вещи: представлять свою страну, чего бы эта страна ни натворила, и защищать свои источники информации, как священник хранит тайну исповеди. Считай, что ты заручился моей поддержкой.

Франческо улыбается, будто услышал комплимент.

— Скажи мне. Теперь, когда война идет на итальянской земле, что должно произойти?

— Я думаю…

— Что ты думаешь? — Хюбер поднимается и, обойдя стол, становится прямо за спиной Франческо. Он кладет левую руку парню на плечо, и неоднозначный жест этот символизирует одновременно дружелюбие, силу и своеобразную, напряженную доверительность. — Скажи мне, что ты думаешь.