Светлана Гончаренко - Уйти красиво и с деньгами

– Да, Зося колебалась! Но тут на беду в наш город в дополнение к прочим перевели еще и пехотный полк… Это ужасно! Зачем она только уродилась с такой красотой! – очевидно, в рукав или в платочек закончила Антония Казимировна: последние ее слова прозвучали слишком глухо.

– Я тоже молю Бога, чтобы Лиза имела скромную, неприметную наружность, – поддакнула Анна Терентьевна. – Только бы она не пошла в мать! Мой бедный брат мог бы сделать блестящую партию. Однако, встретив ветреную Александрину, которая, конечно, была хороша и…

Вдруг она поняла, что гребет в ложном направлении, и поправилась:

– Я хочу сказать, что мужчины так глупы, плоски и бесчестны! Даже лучшие из них. Мой бедный брат не исключение. А уж армейские нравы известны…

– Зося погибнет, – убежденно шептала Антония Казимировна. – Она сводит с ума всех мужчин, она ошалела от своей власти над ними, она погибнет!

Похоже, обе дамы заплакали. Лизе вдруг страшно захотелось свести с ума всех мужчин, как Зося. Каша нахмурилась и гневно вцепилась в край пыльника.

– Так и быть, я передам эту вещь Зосе, – высморкавшись, заговорила Антония Казимировна. – Всех ее безделушек я не знаю, но эта в ее вкусе.

– Как я рада! Наша няня такая бестолковая, – сказала Анна Терентьевна. – Уж и не знаю, какая нелегкая понесла ее на кладбище. Она любит разглядывать могилки, хотя сама совершенно неграмотная…

Ничего интересного, как и предполагалось! Лизе надоело скрываться под пыльником, который вполне оправдывал свое название. К тому же скрип мебели в гостиной говорил, что дамы зашевелились, встали и собираются прощаться.

Кася совсем сгорбилась под тяжестью совершенного ею преступления.

– Не тушуйся, – шепнула ей Лиза. – Ты же видишь, ничего страшного не произошло. Все живы!

Сама она чувствовала себя превосходно и теперь придумывала, каким образом объяснить тетке свою выходку. «Скажу, что так показалось интереснее, вот и придумала про склеп Збарасских, – решила она. – Тем более у Пшежецких дома кладбищенская атмосфера. Мы с тетей Анютой еще вместе и посмеемся над ними!»

Когда вечером она явилась в ларинскую беседку и рассказала близнецам, что ей удалось выведать, те пришли в восхищение.

– Все ясно! – крикнул Володька. – Пшежецкая – вот кто будет бомбисткой! То есть метать бомбу поручат именно ей.

– С чего ты взял? – усомнилась Мурочка.

– А на нее никто не подумает. Я сам недавно читал про случай то ли в Курске, то ли в Твери: приезжает к генерал-губернатору такая же фея, расфуфыренная в пух и прах. В руке у нее шляпная картонка, перевязанная розовой лентой, а под мышкой мопсик, тоже с ленточкой. Генерал-губернатор, естественно, начинает миндальничать, потому что дама на вид благородная. Она говорит, что полковничья дочка, только что из Петербурга и у нее в гостинице украли сто рублей. Генерал-губернатор ахнуть не успел, как фея швырнула в него картонку. А там бомба! Шум, гам, дым! Генерал в клочья!

– А фея?

– Фея в последнюю минуту выпрыгнула в окно, ее ждала пролетка с лихачом. Пустились вскачь, только их и видели!

– А мопсик как же?

– Да ну тебя, Маруся! Всегда к какой-нибудь ерунде привяжешься. Разве в мопсике дело? Ничего про него не пишут. Хотя, наверное, мопсик тоже выпрыгнул в окно – он же на ленточке был. Или на цепочке. Точно сказать не могу.

Что этот Володька мог сказать точно! Пока Лиза добывала сведения о шпильке с сапфиром, он болтался на Нети, ловил рыбу, стал черный от загара, как арапчонок. И подстригли его коротко-коротко – настоящий Чумилка! Наверное, все это время он и не вспомнил ни разу про поход на кладбище и про шпильку-улику. Для Мурочки, скорее всего, это тоже была детская игра, которая поначалу захватывает, а потом надоедает и без следа забывается.

Лизе стало и обидно, и скучно. Она все-таки нашла в себе силы спросить:

– А где же ваш сыщик Иван… Рябов, кажется?

Ванину фамилию она помнила прекрасно, но сам он не интересовал ее ни капельки.

– Рянгин, что ли? – шмыгнул носом Вова. – Ванька с отцом отправился на каменоломни. Когда вернется, не знаю. Ты, Лиза, не беспокойся: он уехал больной от любви. Худой, угрюмый! Мамонты его больше не интересуют. Я виделся с ним: взор его беспокойно блуждал, не в силах остановиться ни на одном предмете. Он бормотал что-то бессвязное, и тусклая бледность заливала лицо. Его руки были холодны как лед, сердце бешено билось…

– Чумилка, перестань! – возмутилась Мурочка. – Терпеть не могу, когда смеются над чувствами.

Хотя Володька был заядлый врун, Лизе снова стало весело.

– Я вовсе не про любовь спрашиваю, – сказала она, – а про расследование. О шпильке я все узнала и даже вернула ее хозяйке. А вы ходили на кладбище, как обещали?

Володька замялся.

– Чумилка нигде не был, – сообщила Мурочка. – Зато накопал в саду червяков и наловил какой-то скверной рыбы, от которой кошку вытошнило. А на кладбище – ни ногой. Трусоват был Вова бедный!

– Я не трусоват! – горячо возразил Вова. – Лиза знает, что я не такого рода. Просто нам нельзя привлекать к себе внимание. Если начнем на кладбище толпами ломиться, сразу вызовем подозрение. Тут главное – осторожность и собирание улик по крупицам.

– И вы чего-нибудь насобирали? – спросила Лиза.

– Зря смеешься: многое у нас уже имеется. Во-первых, Рянгин ходил-таки на кладбище – правда, днем.

– Ага! Не все боятся сторожей и покойников, – вставила Мурочка.

Вова потерял терпение:

– При чем тут это? Я же русским языком сказал: Рянгин днем ходил, когда совсем не страшно. Он взял с собой лупу, обследовал вход в склеп. Впрочем, и без лупы понятно, что кто-то туда частенько наведывается. Ступеньки, которые вниз ведут, все в пыли, да и ветром нанесло туда всякого сору, листиков и палочек. Зато посередке чище – ясно, что там ходили. И не раз!

– Давно известно, что там кто-то бывает, – разочарованно заметила Лиза.

– Погоди! Рянгин посветил фонариком внутрь. Напротив ступенек и решетки глухая стена, а проход в подземелье идет в сторону. Ванька камушки стал кидать и выяснил направление – вправо и вниз. Теперь осталось только подобрать ключ к замку на решетке, отпереть его, сойти по ступенькам – и вот они, бомбы!

Лиза усомнилась:

– Неужели все-таки бомбы?

– Конечно! А что еще там может быть?

– Ой, как все это страшно! Привидения я еще могла бы пережить, – вздохнула Мурочка, – но оружие… Бомбы! Может, лучше в полицию сообщить? Как-нибудь анонимно?

– Стыдись! – шикнул на нее Вова. – Азеф[4] в юбке! Нет, это не годится. К тому же полиция тупа, как сапог. Они влезут в склеп, а там нет ничего. Что мы тогда скажем?

– Как же ничего, когда ты уверяешь, что там бомбы? – удивилась Мурочка.

Вова таинственно повращал глазами и прошептал:

– В жизни не так все просто, как ты думаешь! Рянгин уверен, что бомбы – или что там у них? динамит? – не просто кучей лежат между саркофагами. В склепе должен быть тайник! А может оказаться, что нет бомб, просто эти люди собираются на кладбище, чтобы их никто не видел.

– Зачем?

– Ну, возможно, это не подполье, а шутка какая-нибудь дикая. Ведь Пшежецкая известная сумасбродка. Может, она туда нарочно поклонников водит, чтобы попугать – что называется, пощекотать нервы.

– Чушь какая! – фыркнула Мурочка.

– Не скажи! Она настоящая демоническая женщина. А у демонических как раз такие шуточки в ходу. Я читал, что Сара Бернар даже спала в гробу. Впрочем, мы все скоро узнаем.

– Каким образом?

– Думаю, Рянгин уже многое выведал. Если бы не его каменоломни, мы бы не сидели тут и не гадали. Он ведь что удумал: взял дома штоф водки и пошел к кладбищенскому сторожу.

У Лизы и Мурочки глаза полезли на лоб. Вова усмехнулся свысока:

– Что, скандализированы, кисейные барышни? Да, такова жизнь. Сыщику приходится на все идти ради дела. Кладбищенский сторож Матвеев, согласен, зверь. Но зверь сильно пьющий! Рянгин имеет подход к простому сословию – он у отца на стройках насобачился. Он решил подъехать к этому Матвееву, напоить его и все разузнать.

– И как? – в один голос спросили Лиза и Мурочка.

– Пока не знаю, – важно ответил Володька. – Слишком густой туман скрывает тайну мраморного склепа. Однако кое-какие осколки истины в наших руках. Во-первых, это естественное происхождение пресловутых кладбищенских огней и тайные сборища в склепе Збарасских. Во-вторых, шпилька с цейлонским сапфиром. И наконец, в-третьих, участие в этом деле демонической женщины. Еще немного, и поразительная тайна будет раскрыта!

– Ну и болтун ты, Чумилка!

Июнь пылал все жарче. Мостовые высохли, тропинки истолклись в едкую пыль, листья акаций и сирени повисли. Сад Копытиных заметно увял, и противники озеленения торжествовали: нечего было всю эту немочь сажать!

Дневное небо стало бешено-серым. В нем высоко, не сходя даже в полдень, висела маленькая бледная луна, будто надкушенная с одного боку. Сумерки тоже дышали зноем – засуха! Солнце садилось в жарком рыжем дыму. Дым этот ночью светился, и потому казалось, что вдали мерцает и подбирается к городу адское пламя, которое никак не может прорваться за заколдованную черту горизонта.