Анатолий Ромов - Ротмистр авиации

Еще раз просчитав все, откинулся на стуле. Мечта каждого контрразведчика — заставить вражескую агентуру работать на себя. Так вот — он заставит работать на себя японцев. Пусть не целиком, пусть… Но какой-то частью своей информации они с ним поделятся. Если все получится так, как задумал он… Если… Мысль неплохая, загвоздка в одном: все должно быть разработано достаточно тонко. Он прикинется, что хочет получить с японцев мзду — за негласное разрешение действовать свободно и добывать «отходы» для фирмы «Ицуми». Когда же японцы попадутся на ату удочку, он уличит их в попытке дать взятку официальному лицу.. Тогда-то Танака и Киёмура будут вынуждены сообщить ему некоторые данные, скажем, о тех же немцах. Данные эти у них, без сомнения, есть. Что же касается Губарева — пусть занимается своей версией. Он может в конце концов выяснить истинные цели японцев, но пока, к сожалению, контрразведка здесь бессильна: не делают тут японцы ничего противозаконного, нет таких правил — охранять неудачные изобретения.

Полковник убрал бумаги в стол и вызвал к себе адъютанта.

Губарев стоял у окна в своей квартире. Полина должна прийти примерно через полчаса. Он сложил вместе все, без чего, как считал, нельзя обойтись: пузырек с клеем, кисточки, две поддевки разного цвета, картуз, сапоги. Раскрыл пузатый чиновничий портфель — должно войти. Вошло; щелкнул застежкой. Помедлил, подошел к окну, остановился, разглядывая редких прохожих на Большой Дворянской. Еще одна временная квартира; в каких только местах и сколько у него их было, сколько еще будет.

План, который он разработал, неплох. Он решил идти до конца и выявить, зачем Киёмура скупает отходы. И он выявит — с этим планом. Кое-что зависит от Полины: ему нужно время, чтобы, не уходя из варьете, успеть превратиться из князя Остермана в извозчика. Это можно сделать только в ее грим-уборной. Надо надеяться, она согласится. Расчет прост: возвращаясь домой, Танака и Киёмура не будут молчать, чем-то обязательно поделятся. Если они это сделают, то сделают на родном языке, в пролетке другой ни к чему. Материал будет, как не быть, единственное — он должен достичь известной изощренности в гриме. Никто не должен догадаться, что каждую ночь японцев подвозит один и тот же извозчик.

Кошка перебежала мостовую… Мысль, которая все время возникает и которую он все время отбрасывает: Зубин прав. От того, что он выяснит цели Киёмуры, ровным счетом ничего не изменится. Тогда для чего он все затевает? Из-за упрямства? Не совсем. Глубоко обидно, что по-хитрому обворовывают родную землю. Светлые технические мысли сограждан. Но что бы он, Губарев, ни сделал, каких бы агентов ни выявил, дивидендов у Курново это ему не принесет. Полковника интересует только собственная карьера. Чиновный истукан, аристократ вшивый. Играет в заинтересованность, но ведь интересует его только одно: как он будет выглядеть в глазах начальства, это во-первых… Во-вторых… Впрочем, тайны особой здесь нет — ясно, Курново хочет как-то заработать на японцах. Он же, Губарев, останется мальчиком на побегушках, обреченным таскать каштаны из огня для других, в том числе для полковника. Но ведь то, что он вынужден работать на других, он знал и раньше? Да, знал. Знал, черт возьми, но, по крайней мере, раньше он был убежден, что таскает каштаны еще и для России. Смешно, для России. Кто — Россия? Курново? Да тем, на кого Губарев работает и будет всю жизнь работать, на Россию наплевать. Что же тогда делать? Если не служить в контрразведке, куда деться? Некуда, просто некуда. Из контрразведки в отставку не уходят, это не армия. Уйдешь без разрешения — получишь или яд, или пулю в спину.

Услышал звонок. Полина. Открыл дверь.

Стоит у порога, молча смотрит на него. Кажется, сейчас она ищет в его взгляде ответ — и не находит. Что-то наверняка случилось, он это чувствует.

— Задержалась, извини. Можно?

— Что-то случилось?

Вошла, глянула в зеркало, поправила волосы.

— Ничего особенного, если не считать, что я ухожу из «Аквариума».

Сняла шляпу, перчатки, прошла в комнату. Пошел за ней, подумав на ходу: он ничего не имеет против, все, что она делает в «Аквариуме», действует ему на нервы. Единственное — для его плана лучше, чтобы она ушла не сейчас.

— Может быть, объяснишь?

Села на тахту, перевернула подушку.

— Саша, во-первых, «Аквариум» и все, что я в нем вижу,— вот! — приподняла ладонью подбородок.— Все это стоит у меня вот здесь. Видишь?

— Вижу. Во-вторых?

Отвернулась. Усмешка, адресованная не ему, окну. Открыла сумочку, протянула, визитку. На одной стороне иероглифы и французский текст; на другой стороне крохотными буковками выведено: «М-ль Став-рова, хотелось бы встретиться с Вами в ближайшее время. Бар. Танака».

— Это было вложено в конверт вместе с деньгами. Вчера.

Повертел карточку. Что ж, эта визитка все облегчает. Все, в том числе и его план. Он не может предложить Полине ничего, кроме ожидающей его неизвестности, и все-таки он сейчас расскажет. Сел рядом, накрыл ладонью ее руку.

— Поля. Я хочу серьезно поговорить с тобой. Этот разговор назрел и от него не уйти. Начну с главного — я хочу всегда быть с тобой. Остальное уже второстепенно, понимаешь?

— Есть что-то еще?

— Да, есть. Думаю, ты догадалась, в «Аквариуме», я не просто так. Я слежу за двумя людьми, эти люди — Танака и его соотечественник, ты его знаешь, Киёмура. Сначала я следил за ними по заданию государства, теперь же… Боюсь, теперь это занимает только меня одного.

— Не понимаю…

— Сам не понимаю, просто теперь уже ничего не поделаешь, так сложились обстоятельства. Я должен довести эту историю до конца, я не могу ее бросить —и я доведу ее.

— А потом?

— Потом, наверное, у меня будет единственный выход — бежать куда-то… Видишь, кроме неопределенности ничего не могу тебе предложить. А теперь… Теперь речь пойдет о серьезных вещах.

Она догадалась. Сказала:

— Я могу тебе как-то помочь?

— Можешь… Нужно на некоторое время задержаться в «Аквариуме» и добиться отдельной гримуборной.

Открыл ящик.

— Вот деньги. Бери, но с этого дня ты должна перейти в отдельную гримуборную.

Губарев ясно и отчетливо услышал слово «ошибка».

Копыта стучат по мостовой, облучок вздрагивает; спокойный предутренний воздух покрывает белесым отсветом набережные, сфинксов, рябь волны за парапетом. Стук копыт и вздрагивание облучка; на всем пути от «Аквариума» он ощущал только это. Но у Ростральных колонн, разворачиваясь по пустынной брусчатке к Васильевскому, вдруг внятно услышал сказанное Танакой слово «ошибка». Проклятие, именно сейчас, когда они заговорили по-японски, он ничего не слышит. Мешают стук копыт и скрип пролетки. Все-таки, продравшись сквозь паузы и междометия, ему каким-то образом удалось ухватить обрывки фраз. Даже по этим обрывкам, полусловам-полуслогам, он понял: впервые за четыре дня в разговоре на пути домой возникло нечто важное.

— Киёмура-сан, я хотел все-таки…—Несколько фраз неразборчиво.— …Допустили серьезную ошибку и должны ее исправить.

— Танака-сан, нижайше прошу простить…— Поворот на мост, несколько фраз пропало.— Понимаю, что пренебрег прямыми обязанностями… Но теперь, когда нижайше предложил вам сотрудничество… Много станет гораздо, проще… если вы согласитесь…

— Киёмура-сан, я согласен…— Обрывки слов без всякого смысла.— И все-таки не думайте, что мне так же легко нарушить кодекс.

— Танака-сан, это с большим трудом можно назвать нарушением кодекса… В конце концов…— Снова поворот, снова несколько фраз пропало… — …Это тоже принесет пользу родине... Вознаграждение, которое мы с вами получим…

— Киёмура-сан, хочу еще раз напомнить, я не решил…

Снова стук копыт, вздрагивание облучка. Вот оно, наконец-то! После того как он четыре дня подряд на разных лошадях подъезжает к половине второго к выходу из варьете — впервые что-то серьезное. Пока молчат, надо запомнить обрывки сказанного. Вознаграждение. Пбльза родине. Ошибка, которую нужно исправить. Что-то, чего Танака «еще не решил».

Четыре вечера подряд он выскальзывал черным ходом к подготовленному экипажу, уже почти не веря в удачу. И вот сейчас — надежда. Снова стук копыт, чертова брусчатка, просто барабан какой-то. Пустить жеребца шагом? Нет, это может насторожить седоков.

— Хорошо, Киёмура-сан… Подготовьте документы… И отдайте мне…

— Благодарю, Танака-сан…— Щелканье копыт по брусчатке.— Завтра к вечеру я зайду с бумагами…

— В посольство не нужно, слишком щекотливый вопрос… Бумаги передадите в варьете…

Сейчас слышно хорошо.

— Простите, но в варьете тоже небезопасно…

— Безопасней, чем в посольстве… Вы представляете, что будет? Кроме того, заниматься этим в посольстве…