Давид Зурдо - Последний секрет плащаницы

Полная луна опять появилась из-за туч. И вдруг произошло что-то необъяснимое: Жану показалось, будто он увидел в глубине реки какой-то странный, едва различимый свет. Лавочник наклонился над водой, одновременно напуганный и заинтригованный, и стал пристально вглядываться в глубину, однако безрезультатно: там была лишь сплошная густая тьма. Он опустился на колени и стал еще сильнее напрягать зрение, пытаясь снова различить тот неуловимый свет, мелькнувший в реке, потом наклонился еще ниже и, едва не касаясь носом воды, изо всех сил вглядывался в темноту: «Что это? Что это было?»

Вдруг за его спиной послышались чьи-то шаги и раздался издевательский устрашающий хохот. Вздрогнув от неожиданности, Гару потерял равновесие и упал в воду. Его тут же окутала непроглядная тьма, и ледяная вода обожгла тело. Жан стал отчаянно барахтаться в воде, пытаясь выбраться на поверхность, но все его усилия были тщетны: что-то держало его за ногу, не позволяя выплыть. Потеряв от ужаса голову, несчастный закричал из последних сил, но вместо крика получился лишь приглушенный звук, а зловонная вода хлынула в его горло. Он задыхался и чувствовал тошноту. Силы покидали его. Жан ощущал, как его сознание растворяется в душившей его воде. Прощаясь с жизнью, он взглянул на небо в последний раз. Луна вышла из-за туч, окруженная зеленоватым сиянием и искаженная толщей воды… И тогда наконец Гару увидел прямо перед собой тот странный предмет. Собрав последние силы, он медленно протянул руку и схватил его. По его телу пробежала дрожь, и внезапно он почувствовал, что свободен. Река отпустила его.

Вынырнув из воды, Гару вдохнул воздух с такой жадностью, что ему стало больно в груди. Потом он с трудом выбрался на набережную и, обессиленный, повалился на землю, извергая из себя воду.

Мастерская Леонардо да Винчи всегда была в центре флорентийской жизни. Здесь царила настоящая атмосфера Ренессанса — та самая, какой пронизан символ этой эпохи — знаменитый Дуомо Брунеллески. В мастерской Леонардо под звук резцов обсуждались высокие принципы искусства, и ученики, выполнявшие также работу по дому, приобщались к художественному мастерству.

Леонардо вернулся взбудораженный и запыхавшийся от быстрой ходьбы. Когда он вошел, в мастерской работал только Салаи — не слишком талантливый, но самый любимый его ученик. В тот момент он лепил довольно неуклюжую модель лошади по сделанному Леонардо наброску конной статуи Франческо Сфорца, герцога Миланского (да Винчи работал над этим проектом на протяжении многих лет, но монумент так и не был отлит).

— Конечно! Конечно! И как только я сразу не подумал об этом?!

— Учитель, что стряслось? — воскликнул Салаи, услышав возгласы Леонардо.

— Оставь свое занятие, друг мой, нам предстоит большая работа.

После встречи с отцом и сыном Борджиа Леонардо был крайне озадачен и пребывал в состоянии глубокой задумчивости. За четыре недели чрезвычайно трудно, почти немыслимо сделать копию. К тому же в данном случае скопировать нужно было не работу другого мастера, а нерукотворное изображение. Эта мысль сверлила мозг Леонардо, не давая ему покоя. В первую очередь следовало тщательнейшим образом изучить оригинал, решить, какую технику использовать, выбрать ткань, краски… В этой работе он должен был превзойти самого себя: сложнейший заказ в его жизни был решающим испытанием его таланта.

Рассмотрев ткань плащаницы, художник обнаружил, что это было хорошее льняное полотно с диагональным переплетением нитей. Ткани с таким типом переплетения очень красивы, но Леонардо знал, что их изготовление требует особой тщательности, потому что иначе они могут оказаться недостаточно прочными. Внимательно изучив материал, да Винчи заказал точно такой же в известной флорентийской мастерской Шевола, где вот уже больше века ткали лучшие полотна во Флоренции и во всей Тоскане.

Продолжая изучать плащаницу, Леонардо установил, что изображение на ней представляло собой некий отпечаток, полученный без использования каких бы то ни было красителей: то был результат потемнения волокон ткани, вызванный каким-то необъяснимым процессом. На полотне Леонардо обнаружил также многочисленные пятна крови и серозной жидкости, а некоторые участки ткани были закапаны воском, прожжены и разорваны. Само же изображение на плащанице свидетельствовало о том, что запечатленный на ней человек умер в страшных мучениях. Отпечаток на полотне с ужасающей достоверностью сохранил следы безжалостных истязаний: многочисленные ушибы и кровоподтеки по всему телу, распухшая щека, кровоточащие раны на голове, вероятно, оставленные шипами тернового венца; струйки запекшейся крови, стекавшей из этих ран на лоб и лицо. Тело человека на плащанице было исполосовано плетьми, а в левом боку виднелась рана — очевидно, нанесенная копьем…

Леонардо хорошо разбирался в анатомии. Ему довелось анатомировать более двух десятков трупов (он начал этим заниматься еще вместе со своим учителем Верроккьо), и сейчас эти знания очень ему пригодились. Благодаря своему опыту мастер смог понять, с чем были связаны многие особенности изображения на плащанице: странное положение тела, словно сведенного судорогой, характер ран и кровоподтеков, втянутые вовнутрь ладоней большие пальцы и разная длина ног. Всему этому да Винчи нашел научное объяснение, не прибегая к мифам, ходившим в христианском мире уже несколько веков — вроде предположения о том, что Иисус был хромым. Леонардо с удивлением отметил, что многие древние изображения распятого Христа в основных чертах повторяли отпечаток на плащанице. Таким видели Его и художники эпохи Возрождения: так, на «Распятии» Мазаччо голова Христа словно слегка отделена от тела, волосы длинные в соответствии с еврейским обычаем, ноги имеют разную длину, причем одна из них сильно изогнута, а ступни прибиты к кресту одним гвоздем. Как бы то ни было, совпадали не все детали: тогда как распятого Христа традиционно изображали с пробитыми ладонями, плащаница свидетельствовала о другом — след от гвоздя был отчетливо виден на запястье отпечатавшегося на полотне тела.

Однако самой удивительной и необъяснимой особенностью плащаницы было то, что темные участки тела на ней вышли светлыми, а светлые — темными. Леонардо много размышлял над причиной этого несоответствия. Оно казалось художнику непостижимым, и, как он ни старался найти разгадку, ему это не удавалось. Эта тайна оставалась нераскрытой еще в течение почти четырех веков — до тех пор, пока туринский адвокат, сфотографировавший плащаницу, не увидел при проявлении фотографии лицо Христа в позитиве.

Когда Леонардо в сопровождении охраны, предоставленной папой, покинул Рим, увезя с собой святую плащаницу, он испытывал сложные чувства, в которых сам еще не мог до конца разобраться. Погребальные пелены Иисуса Христа с явленным на них чудесным изображением повергали художника в смятение, заставляя обратиться к глубоким размышлениям и по-новому взглянуть на события, произошедшие в Иудее на заре нашей эры. В то же время перед ним стояла невероятная, казавшаяся невыполнимой задача — сделать копию нерукотворного изображения. Это был настоящий вызов его таланту. Леонардо страстно желал начать работу и одновременно страшился ее. Плащаница пугала своей непостижимостью.

По возвращении домой да Винчи внимательнее рассмотрел изображение на полотне, и ему вспомнились опыты, которые он проводил несколько лет назад в Милане: теперь они могли пригодиться ему для изготовления копии. К этим опытам Леонардо подтолкнули сведения, почерпнутые из старинных книг арабских алхимиков, — а именно знание о том, что материал (ткань или пергамент), пропитанный некоторыми солями серебра, темнеет под действием солнечных лучей, вследствие чего на нем получается отпечаток. В то время Леонардо провел несколько экспериментов и при использовании камеры-обскуры добился любопытных результатов. Помещая светочувствительную пластину на определенном расстоянии от отверстия, он смог получить более или менее похожие отпечатки предметов. Однако он так и не нашел способа улучшить качество изображения: оно всегда получалось расплывчатым и сливалось с фоном. Уехав из Милана и оставив службу у Сфорца, да Винчи забыл об этих экспериментах, как забывал многие свои идеи, переполнявшие его голову. В его гениальном мозгу происходило постоянное обновление: в нем то и дело вспыхивали блестящие замыслы, которые затем зрели, развивались и реализовывались либо затухали и исчезали, уступая место новым идеям.

Изображение на плащанице и отпечатки, полученные с помощью камеры-обскуры, имели одну удивительную общую особенность: они выглядели объемными, несмотря на то, что их основой была плоская поверхность. Однако в отличие от полученных Леонардо отпечатков при возникновении изображения на плащанице не было, очевидно, никакого «центра проекции» — света, идущего из одной точки (отверстия в камере-обскуре). Каким же образом в таком случае появился отпечаток на плащанице? Леонардо долго размышлял над этим вопросом, пока наконец не пришел к логичному предположению, многое объяснявшему и в то же время внушавшему благоговейный трепет: тело само по себе было источником света, и потому не было никакой необходимости во внешнем источнике. Это предположение также позволяло объяснить различную интенсивность пятен, оставшихся от более и менее удаленных от полотна частей тела — например, глазных впадин и боков, вышедших на изображении светлыми, или носа и рук, получившихся темными.