Николай Свечин - Варшавские тайны

Утром Лыков пришел на службу с подвязанной щекой. Вид у грозного сыщика получился жалкий. «Вяземский кадет», а не коллежский асессор с двумя шейными орденами… Цур-Гозен посмотрел на подчиненного да и отпустил бедолагу лечить больные зубы сразу до понедельника. Уходя, Алексей успел пробежать глазами сводку происшествий по столице. Там на первом месте стояло убийство в собственной квартире тайного советника Римера. Преступник скрылся, сильно помяв трех человек из прислуги.

К понедельнику зубы у Лыкова зажили, и он опять явился к Цур-Гозену.

— Ага! — обрадовался тот. — Очень кстати! Ты слышал про убийство члена Совета нашего министра?

— Читал в сводке, но без подробностей. Мы-то тут при чем?

— Сыскное управление градоначальства не справляется. Велено помочь Виноградову.

— Вот еще! — фыркнул Алексей. — Ему сунешь палец — он откусит всю руку. Вы же знаете Ивана Александровича. Как только мы начнем ему помогать, он тут же бросит розыск. А потом на нас все и свалит. Департаменту лучше вообще в это дело не соваться!

Цур-Гозен сник.

— Да, Виноградов любит на чужом горбу в рай ездить… Но как же быть? Директор велел помочь.

— Сошлитесь на занятость. Своих дел невпроворот, некогда чужими заниматься!

— Алексей Николаич, но ты же сейчас свободен! Бомбистов повесили, следствие закрыто. В Ялту в этом году тебе не в очередь.

— Значит, нужно срочно придумать мне занятие! Иначе мы с этим… как его?

— Римером.

— …Римером вляпаемся. Я петербургское сыскное хорошо знаю — всё повесят на нас!

— Погоди-ка, — повеселел исполняющий обязанности вице-директора. — Где оно у меня? Ага!

Он взял со стола отношение и пояснил:

— В Варшаве пристава убили. И еще полицейский офицер без вести пропал. В штат их сыскного отделения введена должность временного помощника начальника с целью усилить службу и разыскать убийц. Сами они не справились… Дурново велел послать кого-нибудь из третьего делопроизводства, на шесть месяцев. Не хочешь? Варшава — это же почти Европа!

Лыков задумался. Может, действительно лучше сбежать из столицы? Подальше от сыскарей Виноградова и поближе к Павлу Афанасьевичу…

— А что! Там много неприсутственных дней: к нашим православным праздникам добавляются еще и католические. Можно Благово навещать. Согласен!

Так Лыков угодил в Варшаву.

Алексей прежде уже бывал в столице Привислинского края, переименованного так из Царства Польского после восстания 1863 года. Раз проездом и раз прожил три дня в составе Летучего отряда Департамента (брали шайку мошенников). Города он за эти короткие визиты узнать не успел, но осталось впечатление чего-то парадного и вполне заграничного. Теперь коллежскому асессору предстояло прожить здесь полгода. Он решил первый месяц перекантоваться в одиночку, освоиться, приискать квартиру — и потом вызвать семейство. Варенька согласилась на это без раздумий.

Она затаила в себе новый страх с той ночи, когда муж пришел под утро с обожженной выстрелом щекой и сказал:

— Запомни: весь вечер я был дома.

— А если заставят присягать на Священном Писании?

— Жену против мужа не заставят, закон не дозволяет.

— Но…

— Где я был на самом деле?

— Да.

— У человека, который велел убить Павла Афанасьевича. Теперь забудь об этом!

Сборы заняли два дня. Все это время Лыков наблюдал, как ведется розыск по делу Римера. Высокий чин погибшего заставлял сыщиков стараться. Департамент обязали-таки помочь градоначальству, но Дурново зло подшутил: для этих целей он выделил надворного советника Скибу. Тот раньше служил с Виноградовым, но мздоимство последнего вынудило его уйти. Благово тогда взял Максима Вячеславовича к себе. Скиба помнил, кто помог ему в трудную минуту. И охотно отвечал на вопросы ученика своего покровителя, а взамен требовал хороших новостей из Бад Вильдунгена.

Из рассказов Скибы выходило, что сыщики зашли в тупик. Свидетели давали приблизительное описание внешности убийцы. Среднего роста, кудрявые черные волосы, усы мещанского типа. На лице — приметная бородавка. Очень быстрый, очень сильный… Под такие приметы не подходил никто из рецидивистов. По мнению надворного советника, бородавку преступник наклеил для отвода глаз. И волосы мог перекрасить. Из надежных примет оставались только рост и особая дерзость, с которой было совершено убийство.

Эта манера и стала путеводной нитью для следствия. Лишь два человека в столице способны на такое! Первый — это знаменитый Сашка-офицер, артист в своем роде. Второй — восходящая звезда столичного преступного мира Ваня-Учигай.[10] Родом из Бессарабии (оттуда и кличка), он составил в Кишиневе шайку громил и провел ряд налетов. Ограбления были поразительными по наглости — жертвой одного даже стал вице-губернатор! — и стоили много крови. Выданный сообщниками, главарь бежал из тюремного замка и объявился в Петербурге. Быстро вошел в круг влиятельных «иванов». Грабил с большим разбором и брал помногу. Действовал Учигай теперь всегда один и потому был неуловим. Барыги и наводчики боялись его как огня и отказывались давать показания. По данным сыскной, бессарабец квартировал в Волчьей канаве на краю Горячего поля. Полиция в это страшное место соваться не решалась. Поэтому пока Учигаю все сходило с рук.

Скиба сообщил Алексею свои соображения и спросил его мнение.

— Это не Ваня! — уверенно ответил коллежский асессор.

— Значит, Сашка-офицер?

— Нет, и не он.

— Как так?

— А вы задумайтесь, Максим Вячеславович. Насколько я помню протокол осмотра, там сказано следующее. Жертва погибла, ударившись виском об угол камина. При падении. Так?

— Точно так. И что из этого?

— Думаю, случилось непредумышленное убийство. Будь там Учигай, он кончил бы всех, кто находился в квартире. А тут слуги помяты, но живы. Помер лишь старик, и то при неловком падении.

— Хм… Интересное соображение. То есть дерзость не Сашки и не Ваньки, а кого-то третьего? Тогда кто он и зачем пришел к покойному?

— Пришел понятно зачем — пограбить. И у него был наводчик.

— Наводчик? Все интереснее и интереснее!

— Рассудите сами. Тайный советник, чин третьего класса, кого попало к себе не впустит. Случайный налет исключен. Неизвестно число людей в квартире и насколько они решительны. А наш грабитель проник и был подготовлен. Кто-то загодя вооружил его сведениями.

— Так-так-так… Продолжайте, пожалуйста, Алексей Николаевич!

— Я исхожу из здравого смысла. Преступник шел на грабеж неимоверно дерзкий, но шел уверенно. Он разделался с прислугой по одному, поскольку знал порядки в квартире. Думаю, надо искать двух злоумышленников. Один из них был ранее связан с покойником. Например, бывший слуга, обиженный при расчете. Или кто-то близкий к нему. И собственно налетчик, возможно, новичок в уголовном мире. Заметьте: налетчик, но не убийца! Хозяина он завалил случайно, в ответ на выстрел последнего. Так что ищите не гайменника, а дергача![11]

— Вот сразу видать школу Павла Афанасьевича! — с чувством произнес Скиба, вскакивая с кресла. — Пойду вправлю мозги Виноградову!

Лыков уезжал в Варшаву довольный. Подброшенной им версии сыщикам хватит на месяц. За это время о Лыкове все забудут. А когда через полгода он вернется, розыск убийцы Римера уже закроют.

Прощание с семейством вышло невеселое. Все привыкли к его постоянным отъездам, но шесть месяцев — большой срок. Может, соединятся они вскоре в Варшаве, а может, это окажется неудобным. Мало ли для того причин? Варенька всплакнула. Сыновья отказались слезать с отцовской шеи, и пришлось отвлекать их мороженым. Когда они ринулись на зов няни, Лыков обнял жену, взял вещи и уехал на вокзал.

Поезд из Петербурга прибывал в Варшаву ровно в полдень. Задолго до этого Лыков понял, что он не в России. В империи, но не в России! С утра за окном тянулись ухоженные поля. В лесах не валялось ни одного бесхозного дерева. Кабаны и косули смело высовывались из кустов, разглядывая паровоз с вагонами. По шоссированной дороге в аккуратной бричке ехал прилично одетый крестьянин и курил трубку. Вдоль пути — ни бумажки, ни соринки. И этих людей мы хотим подчинить своей воле, подумал Лыков. Впору учиться у них, а не пытаться диктовать.

Он не любил поляков — за раннюю смерть отца, за фанфаронство, за неприязнь ко всему русскому. Но ведь в культурном отношении польская нация стоит выше, и глупо это отрицать. И каково более развитому народу подчиняться менее образованному? Плюсом добавить тупую властность нашей бюрократии… А еще особенности русского характера делают гнет особенно унизительным. Алексей вспомнил рассказ агента Девяткина из нижегородского сыскного. Тот проходил воинскую службу в Царстве Польском. Когда их рота выдвигалась на маневры, привал часто устраивали возле фруктовых садов. Наши солдаты, побросав винтовки, тут же бежали набрать яблок или слив. Но они не рвали плоды, а ломали целиком лучшие ветки! Обдирали деревья так, что те потом долго болели или вообще погибали. Само воинство состояло преимущественно из крестьян, которые у себя дома сеяли, сажали и должны были, казалось, понимать цену рабочего пота. Как же так? Для чего этот вандализм? Из злого озорства, увы, часто присущего русскому человеку… Притом ротные командиры поддерживали безобразия, а вышестоящее начальство закрывало на них глаза. Девяткин, неглупый и богобоязненный человек, рассказывал о ломке деревьев с удовольствием. Пусть, мол, знают! Ишь, обустроились! Ну и как должен относиться к русским тот поляк, чей сад погубили?!